Игорь Николаев - Линия фронта

Возле моста вылез на сушу и тут же переодевался промокший до нитки Янкин. Он уже под танками добивал на опоре скобы.

— Не кувыркнутся крайние прогоны? — для порядка спросил его Наумов, хотя не раз заглядывал под пролеты и отлично видел, что там все в норме. Янкин ничего не ответил сержанту, понимая, что вопрос не требовал ответа; он только ухмыльнулся, продолжая стоять голышом и поворачиваясь к солнцу то мокрыми ягодицами, то животом. — Значит, выдержат, — сам себя заверил Наумов.

— В старое время тебе следовало под мостом стоять, — буркнул Янкин.

— Одевай-ка штаны, мудрец! — распорядился сержант. — Вон начальство.

Одевшись, Янкин позырил туда-сюда, ища глазами не начальство, а кухню. Старшина вскоре объявился! Кухню загнали под ивовый куст, саперы дружно потянулись харчиться.

— Захвати на меня, — сказал Наумов.

— Котелок давай!

Наумов удивленно посмотрел на Янкина: обычно тот брал на двоих в свой котелок. Янкин понял взгляд сержанта, пояснил:

— В свой — капитану, а то опять забудет…

— Дело. Получи заодно и наркомовскую на капитана. Если что — старшину за горло. Капитан, мол, нуждается.

— У нашего старшины — держи карман шире… — замялся Янкин, но все же согласился. — Манерку подай.

Наумов снял с ремня баклагу, отвинтил, слил на траву остатки вчерашнего чая.

Возле кухни Янкин сначала получил три порции хлеба. Вынув из каски пилотку, он сложил в нее хлеб и, как все опытные солдаты, встал за водкой. Вопреки ожиданиям, старшина щедро влил ему триста граммов, а может, и поболе — стоило заикнуться о капитане; старшина был не новичок в службе, по пустякам не мелочился. Довольный таким оборотом дела, Янкин вразвалку подошел к кухне. Повар еще не открывал котел, убеждая саперов — пусть супец попреет минут десять.

Попреет так попреет. Кто бы спорил, а саперы, довольные законченной работой и настроенные благодушно, не роптали.

— Не получил, размазня? — спросил Наумов, подходя к Янкину. Янкин и сам, после многочасовой купели в Лучесе, настроился погреться чаркой и закусить, а потому воспринял слова сержанта несколько болезненно. Он смахнул с куста горсть листьев, помял один в ладони, сунул в рот. Во рту стало горьковато, Янкин сплюнул.

— Характером ты, Наумов, как ивовый лист… Вот уж язва!

— Мой характер немец наточил!

— На своих хоть не лаял бы… — Янкин хмурился, его рубчатые шрамы на щеках не располагали собеседника к опрометчивым шуткам. Наумов перевел разговор на другое, но Янкин не слушал, и оба уставились на мост, по которому нескончаемым потоком хлынули самоходки, орудия, бензовозы, грузовики со снарядами, мелькнула кухня, две «санитарки», и опять — артиллерия, гусеничные тягачи…

— Тронулось. Не то что в сорок первом… — Наумов невольно вздохнул: — Характер! Побитых детишек из колодца вынал? Не приходилось? — На лице сержанта все еще светилась улыбка, но от этой улыбки Янкину стало муторно.

— Не приходилось, — сказал он. — Скоро там?

Повар уже поднялся на свое возвышение и обтирал полотенцем черпак. Дело было на мази, из клапана выбивался макаронный дух, щекотал ноздри; подталкивая друг друга, солдаты обступили кухню.

— Давай, слышь! Горючее выдыхается. Пока черпак вытрешь — танки в Берлине будут!

— До Берлина на животе ползти да ползти… — с видом мудреца поохладил повар солдатский пыл.

— С твоим пузом поползешь!.. Наливай, философия.

Повар освободил барашки, откинул крышку.

Молодой, из пополнения, солдат Пинчук, озоруя, незаметно присобачил под ремень Янкину бумажный ярлык, содранный с заморской тушенки. Саму банку он опростал и пустил в реку — кораблик… Поскучневший Янкин ненароком приметил на воде эту банку, долго следил за ней, покуда не уплыла под мост. По мосту все так же размеренно двигались войска, саперы пооткрывали котелки, все шло своим чередом, и откуда налетели самолеты — никто не видел; их услышали, когда над головами завыли бомбы.

Первая серия взметнула землю и воду — но правее моста, и движение по нему не прекратилось, только машины дернулись, как игрушечные, прибавили газу; на самой же дороге, на подходе и за мостом, все ринулось по сторонам — автомобили, пушки, люди… Взрывом опрокинуло танк, отлетела сорванная башня, за танком приткнулись два грузовика, задний горел, не давая отойти переднему. Поблизости залопотали зенитки. Повторная серия бомб валилась уже на виду у танкистов, шоферов и саперов. Евгений видел, как вытянулся во весь рост возле щели и грозил кому-то кулаком — наверное, зенитчикам — прибывший на переправу генерал. Возле него толпились офицеры, по целине сдавал задним ходом к щели броневичок, но генерал отмахнулся от него, и броневичок убрался в кусты; через мгновение он опять попятился к щели, в это время бомбы засвистели и накрыли площадь перед мостом, темная земля вздыбилась, заслонила щель, людей и броневичок. Откуда-то с ближайшего аэродрома, натужно набирая высоту, примчались истребители, в воздушной схватке все перемешалось, свои и чужие самолеты распались на группы, и вся громадная карусель заметно смещалась на запад.

Евгений с сожалением обнаружил откинутую взрывом кухню; ее повалило у самого берега, и в реку стекал суп, но было не до супа, вместе с саперами он понесся спасать пострадавших. На счастье, все были целы, окопчик только припорошило и сорвало телефонные аппараты. Связисты копошились, налаживая линию, а генерал по-прежнему стоял возле бруствера, вытирая платком лицо и отряхивая с себя густой слой пыли. Рядом с ним находился полковник Кудин.

— Товарищ командующий, — говорил Кудин, называя генерала Колосова по должности и этим как бы выделяя его из числа других генералов, рангом пониже, — правофланговый мост свободен, однако второй эшелон нацелен на эту переправу…

— Связь готова? — не дослушал его командующий.

— Так точно! — подскочил сержант-связист и замахал пилоткой. К щели вновь подкатил знакомый уже броневичок с рацией, из дверцы наготове торчала рука с трубкой.

Евгений подошел к полковнику Кудину, но тот опять что-то докладывал генералу Колосову; тут же стоял майор Зубов, но Евгений смотрел не на Зубова, а на генерала, ему казалось, что он знал его.. Генерал, взяв трубку и отдав по радио распоряжение, скользнул взглядом по Евгению, поманил пальцем:

— Саперик, кажется, знакомый?

— Войну начинал в вашей дивизии… — Евгений признал своего бывшего командира дивизии, а теперь командарма.

— Ты, саперик, за эти, годы в капитаны вымахал, а я — только на одно звание!..

Евгений понимал состояние командующего и радовался простоватой шутке. Может быть, тот чувствовал себя так же, как Евгений при нежданной встрече с Янкиным, когда не мог думать ни о воинских званиях, ни о должностном различии, когда перед ним был просто боевой товарищ, не более… Разумеется, генерал не знал Евгения так, как Евгений знал Янкина, и все равно их единило пережитое.