Игорь Николаев - Линия фронта

— Проходите! Долго ли топтаться будете? — встретила Евгения на пороге избы закутанная в платок женщина. — Говорю — из лесу когда? — допытывалась она, видя, что офицер не понял ее.

Евгений поздоровался и рассмеялся: вопрос был категоричен и непосредствен, лучше не придумаешь. За столом все серьезно смотрели на Евгения, ждали ответа, и лишь единственный в доме мужик — дедок лет на восемьдесят, не иначе старый вояка, — смешливо хихикнул, поцапал пальцами бороду и тенорком затянул:

— Ска-ажет баба!

— А и скажу! — не сдавалась хозяйка. — Едут же, едут… Техника!

Евгений видел, что ответ его необходим этим людям, понимал, какого ответа ждали они, но в любом случае мог сказать лишь одно: скоро. Он так и сказал; из-за спины хозяйки на него зыркнули чьи-то любопытные глаза, прикрытые козырьком-платочком. Евгений как усмехнулся, так и не убрал с лица улыбки, даже когда вернулся в машину. Глядя на него, и водитель растянул рот, и они поехали, улыбаясь друг другу.

Блиндаж у начальника инженерных войск был основательный: в нем полковник Кудин и работал и отдыхал. Евгения он принял сразу, в блиндаже собралось уже человек шесть саперов, как видно, все по одному поводу. В подземном помещении стоял тихий, стеснительный говорок, хотя сам Кудин — рослый и объемистый мужчина с серым лицом — был как никогда многословен.

— Садись, капитан, — пригласил он Евгения.

После вручения медалей в блиндаже накрыли стол, откуда-то появились две луковицы, порезанное наскоро сало, рыбные консервы, бутылка водки и вино. Но не сразу Евгений раскусил, по какой такой причине болезненный и, как говорили, суховатый Кудин устроил необычный прием.

— Снимайте медали, — скомандовал он, как только все устроились за столом. Это было неожиданно, награжденные не вдруг приняли команду. Однако Кудин поднял бутылку и ждал, пока выполнят его требование. По его подсказке каждый опустил медаль в свой стакан, полковник покропил новые медали водкой и, чокаясь со всеми, сказал:

— Пейте, друзья!

Пить там было нечего. Евгений понимающе переглянулся с соседями, ему казалось, что все затаили одну и ту же едкую мыслишку: «Самому нельзя, вот и обозначил для запаха…» И все-таки офицеры с удовольствием подчинились ритуалу, тем более что посидеть за праздничным столом — пусть и скромным — в войну доводилось редко. Евгений тоже лизнул вытекшую из стакана слезу и, хотя не был выпивохой, с вожделением уставился на бутылку.

— Что, капитан, повторить? — засмеялся Кудин. Он дождался, пока медали были приколоты, налил по-настоящему. Евгений решил, что полковник не такой уж сухарь, и потянулся за салом. В блиндаже было душно. Евгений машинально расстегнул ворот гимнастерки, но спохватился и стал застегивать.

— Сиди, — сказал полковник. — Отвык от формы? В роте освоился?

— Нет… то есть так точно!

Разговор шел, что называется, на общие темы, один из офицеров даже загнул анекдотец, но полковник вдруг спросил рассказчика, зачем отправлена в тыл его связистка, на что тот доложил, что держал ее сколько возможно… Из реплик Евгений понял, что связистка воевала с первого дня войны и что вместе с ней воевал муж, а когда мужа убили — выяснилось, что она в положении; разговор этот явно был продолжением какого-то прежнего разговора. «Что ж, — подумал Евгений, — и на фронте жизнь… живой человек». Ему хотелось спросить под настроение о начале наступления, но он знал, что подобный вопрос задавать не положено — все будет объявлено, когда придет срок. И все-таки у него вырвалось:

— Скорей бы!..

Он проронил эти слова так, думая почему-то о неизвестной и, по сути, безразличной ему беременной связистке, но сосед слева сейчас же подхватил:

— Эйзенхауэр в Нормандии вторую декаду копается…

— Все-таки Атлантический вал! — отозвался Евгений.

— Мы не знаем, — заспорил сосед. — Может, вал, а может, провал… Темпы!.. Где темпы?

— Нужен порт. Нужна исходная база.

— Три года готовились! Не знали, что нужно…

Полковник Кудин молча наблюдал спор, ему нравился задор молодежи, но он ничем не выдавал своего отношения к предмету спора. Евгений с горячностью глянул на него, поразился: «Неужели старику безразлично, как дела во Франции?»

Евгений рассеянно повел глазами по сторонам и разглядел, что в блиндаже прорублен вход в другую комнату, дверь была завешена плащ-палаткой, а рядом стояли на полке телефон и аккумуляторный фонарь. В этот миг аппарат ожил, это был короткий, случайный звонок, но Евгений уже не мог оторваться от него и забеспокоился. Он видел, как невозмутимо поднял полковник стакан с недопитым вином, собрался что-то сказать, но ни сказать, ни выпить не успел: телефон затрезвонил всерьез. Кудин взял трубку. С минуту он слушал, потом крутнул ручку, вызвал из отдела майора Зубова. Через минуту майор появился, Евгений оглядел его и невольно встал.

— Звонил командующий, на переднем крае непонятные взрывы. Берите машину, товарищ Зубов и… вот вы, — указал полковник на Евгения.

Видавшая виды эмка, в которую втиснулись майор с Евгением, вскоре выбралась на шоссе, покатила в сторону Витебска. По существу, Евгений направлялся на участок, где действовала его рота, и это было ему на руку; да и местность знакомая, он сегодня добирался в штаб по этой дороге. Но сейчас он разглядывал сквозь стекло и не узнавал перелески и болотистые луговины, окинутые светлыми березами взгорки и дымчатые низинные ельники. Все дышало миром, покоем; лишь когда машина выбралась на простор, глаз невольно отметил давно не паханные, поросшие бурьяном рыжие поля. Евгений покосился на майора, хотел спросить, не с ним ли отходили в сорок первом, но вместо этого спросил другое:

— Зачем такая срочность? Ну, взрывы и взрывы… Снаряды, мины…

— Начальство хочет уточнить…

Возле кустов ржи-самосейки пританцовывала лиса, она не обратила на машину ни малейшего внимания.

— Я вас помню, капитан, — улыбнулся при виде расхрабрившейся лисы майор. — Вы были под Киевом?

Они вспомнили, как Зубов, тогда еще старший лейтенант, выходивший из вражеского тыла после выполнения задания, присоединился ко взводу Крутова, как вместе переходили линию фронта… Многое перебрали они, сидя в эмке, трясущейся по старой витебской шоссейке.

На время оба примолкли, Евгений стал наблюдать дорогу впереди машины. Чем ближе, к передовой, тем хуже становилась шоссейка. Наконец она и вовсе потеряла первозданный вид, уже невозможно было различить, какое покрытие тут было прежде. Эмка едва пробивалась в густом месиве, вязкая жижа засасывала колеса, но обрызганная серой кашицей машина все лезла и лезла вперед. Сколько же русской и немецкой техники прошло по этой ленте туда и обратно! Евгений положил кулак на спинку переднего сиденья и уперся в него подбородком.