Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

В окружении офицеров появился эсэсовец. Кот встретил его низким поклоном. Со вчерашнего дня он успел раздобыть новенький костюм, сбрил бороду, подстригся. В руках у него была плеть.

— Можно начинать, — сказал эсэсовец, ответив на его поклон усмешкой.

Полицаи и немцы вывели группу обреченных. Руки у всех были связаны за спиной, некоторые стояли в одном белье, некоторые босыми. Среди них и бывший староста Савченко, лицо его искажено страхом.

Напрягая голосовые связки, срываясь со свистящей скороговорки на визг, Кот объявил, что он, как новый староста села Березовичи и окружных хуторов, а также в качестве заместителя командира «отряда возмездия», от имени и по поручению германского командования (поклон в сторону эсэсовца) ставит в известность, что эти люди (кивок в сторону обреченных) будут повешены за пособничество партизанам-бандитам, укрывательство шпионов-диверсантов и прочие действия, направленные против германских вооруженных сил.

Толпа тяжело молчала. Кот ощупал ее злым взглядом и сказал, что вместе с пособниками партизан будет повешен и бывший староста Савченко, который плохо относился к своим обязанностям и тем самым способствовал нарушению установленного порядка. Пусть все знают, прибавил Кот, что германское командование (поклон в сторону эсэсовца) не будет снисходительно относиться к людям, плохо исполняющим свои обязанности, безвольным трусам. Этого требуют высшие интересы великой Германии.

— Повесить! — взмахнул Кот плетью.

Двое полицаев схватили Савченко, он истошно закричал, забился в сильных руках. Его ударили по голове.

— Пустите ради господа бога!.. Поимейте жалость, не убивайте!.. — вопил он хриплым голосом, упираясь и норовя упасть к ногам волочивших его полицаев.

Они снова ударили его по голове, он обмяк. Через несколько минут с ним было покончено.

Остальные обреченные, в большинстве пожилые женщины и старые мужчины, шагнули к виселицам сами. Какая-то старушка из толпы вздохнула:

— Господи Исусе… — и этот вздох как бы вывел толпу из немого оцепенения: она заволновалась, закричала и запричитала.

Немцы вскинули автоматы и винтовки, готовые полоснуть свинцом. Кот подскочил к седому старику, стоявшему в первом ряду толпы, и ударил его плетью по лицу.

— Назад!! — визжал он, грязно ругаясь. — Назад!..

А в ответ ему неслось:

— Накажи тебя бог!

— Душегуб!

— Проклятые!

— Всех не перевешаете!..

Палачи торопливо накидывали петли жертвам на шею, выбивали из-под их ног табуреты и снарядные ящики.

Обреченные молча принимали смерть. Лишь один из них, дед Петрусь, глянул на сельчан и сказал:

— В светлый день победы помяните и нас, земляки!..

Утром следующего дня деревня казалась вымершей. Никто не выходил на улицу. Немцев, кроме зябнувших от сырости часовых, тоже не было видно. Клубились в небе черные тучи, носились над площадью торжествующие черные вороны.

Эсэсовец укатил сразу после расправы. На прощанье сказал коменданту:

— Акция прошла успешно. Урок славянским свиньям преподали хороший, теперь можете спать поспокойнее.

Но утром коменданта разбудили. Весть оказалась настолько потрясающей, что он долго хлопал белесыми глазами, а потом столь же долго натягивал на себя трясущимися руками штаны и сапоги. Когда он наконец-то примчался в сопровождении солдат на площадь и увидел происшедшее своими глазами, он застыл с отвисшей челюстью. Из тринадцати вчерашних виселиц остались только две — на одной раскачивался бывший староста Савченко, а на другой теперь тоже бывший староста Кот.

Красивая, многоцветно-золотая полесская осень подходила к концу. Дни становились все более короткими и холодными. По утрам стоячие лужи, озерца и болота бывали скованы ледком, изо рта шел пар. Не стало слышно веселых певчих птиц, им на смену явились деловитые снегири и черные жирные вороны. Тревожно гудели в ожидании первого снега верхушки деревьев.

— Ой, суровая будет зима, тяжелая наступает пора для нас, лесных обитателей! — вздыхал старый дзед Юзеф.

— Не стоните, дядя, — успокаивал его старшина Василий Егоров. — Обыкновенная наша зима, нам привычная. Пусть фашисты боятся. Чем скорее придет, тем лучше.

Но хоть зима и шла, как обычно, забот в связи с ней прибавлялось. Удвоились хлопоты по обеспечению людей теплой одеждой и горячей пищей, много сил уходило на заготовку топлива и обогрев блиндажей и землянок. Затруднялись также боевые действия партизан, ибо следы на снегу, как известно, остаются четкие и малейшая неосторожность может привести к катастрофе.

Все эти и многие другие вопросы, связанные с наступлением зимы, детально обсуждались на совещании представителей населения и командиров и комиссаров партизанских частей Полесья. Совещание проходило в штабе соединения, вел его представитель ЦК Компартии Белоруссии Михайлов.

Он спокойно и внимательно слушал все выступления, иногда делал какие-то пометки в записной книжке, порой устремлял задумчивый взор в одну точку и, как видно, обдумав какую-нибудь мысль, снова устремлял умные, с чуть ласковой грустинкой глаза на оратора.

Давлят не сводил с него взгляда. Хоть и встречались всего два-три раза, тем не менее Михайлов казался ему таким же близким, родным человеком, как Тарасевич и Мартынов. Он был всегда приветлив и невозмутим, мог приободрить шуткой и шуткой же укорить.

Выступил Михайлов последним.

— Товарищи командиры и комиссары партизанских частей! Товарищи представители оккупированных немецкими захватчиками городов и сел! — сказал он ровным, спокойным голосом. — Мы с вами переходим от стихийной борьбы с врагом к борьбе организованной. Она будет нелегкой и длительной, но все более значительной и мощной. Уже теперь можно сказать, что партизанские отряды, построенные по принципу регулярных воинских частей, становятся грозной вооруженной силой. Это признают сами немецкие военачальники. Я ознакомлю вас с одним секретным фашистским документом, который был захвачен нашими партизанами при разгроме гитлеровского гарнизона в селе Березовичи.

«…На протяжении одного-двух месяцев с начала кампании против Советской России русские имели в тылу вооруженных сил Германской империи разрозненные бандитские и повстанческие группы, составленные из большевиков и их активных сторонников, опасность действий которых военное командование не принимало в расчет. Но в настоящее время эти группы значительно выросли, они превращаются в существенную боевую силу, и это во все возрастающей степени создает трудности для немецких оккупационных властей, вызывает всеобщее беспокойство в войсках, требует применения самых решительных мер…»