Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

— Ты молодец! — сказал он.

— Так что же, возьмем? — спросил Гуреевич.

— Не знаю, — ответил Давлят. — Что скажет нам тетя Паша?

— Если вам будет не в тягость…

— Не знаю, — повторил Давлят, глядя ей в глаза. — В тягость не будет, но не хотел бы я рисковать — молод еще.

— А коли вы не возьмете, то уйду в другой отряд, — упрямо произнес Тарас, и Давлят понял: уйдет, ничем не удержишь.

Гуреевич сказал, что он за то, чтобы взять, — будет хоть у них на глазах, станет сыном отряда.

— Тем более дочь у нас есть, — улыбнулся Давлят, имея в виду Августину, внучку старого Юзефа.

Тетя Паша еще не сказала ни «да», ни «нет», а Тарас был уже в пальто и ушанке, на плече дулом вниз автомат, за плечами вещевой мешок.

— Где гранаты? — спросил Гуреевич.

Тарас распахнул пальто, под ним на поясе висели грушевидные немецкие ручные гранаты, две с одной стороны, три — с другой. Давлят, Гуреевич и тетя Паша рассмеялись.

— Ладно. Да хранит тебя бог, — сказала женщина, перекрестив внука, и трижды поцеловала. — Смотри за ним в оба, Микола.

— Само собой, тетя Паша, — ответил Гуреевич. — Будет наведываться, ты не волнуйся.

Они садились на лошадей, когда женщина, спохватившись, воскликнула: «Ой, погодите!» — и довольно живо для своего возраста метнулась в хату, вынесла узелок из мешковины, в котором оказались каравай хлеба, шматок сала, вареные яйца и картофель. Вручив узелок Тарасу, она сказала, что нельзя отправляться в дорогу с пустыми руками.

Тарас поблагодарил.

— Радуешься? — спросила тетя Паша, и голос ее дрогнул, она отвернулась, утирая концом платочка глаза.

Кони вынеслись с подворья, и тотчас же по всему селу затявкали собаки. Копыта простучали по мосточку, все дальше и дальше их цокот, уже и не слышно, а тетя Паша стояла и стояла у порога, вглядываясь в кромешную тьму, что навалилась громадой на землю, и совсем не чувствуя холода.

Они вернулись в лагерь около полуночи. По дороге решили свести Тараса с Петей Семеновым, связистом, чтобы был при нем и овладел нужным делом.

— А где ваша девчонка, дочь отряда? — спросил Тарас, оглядывая землянку.

Давлят и Гуреевич рассмеялись.

— Эге! — воскликнул Микола. — Ты что, женихом пришел на смотрины?

Тарас засмущался. Давлят обнял его. Гладя жесткие, непокорные вихры, сказал:

— Сейчас Августина спит, утром познакомим.

В землянку вошел начальник штаба Карпенко. Всегда невозмутимый, он на этот раз был явно взволнован.

— Что случилось? — спросил Давлят.

Карпенко снял свою темную суконную фуражку, устало провел ладонью по бритой крупной голове и сказал:

— Плохи дела, ЧП. Исчезли Пархоменко, Самеев, Андреич и немец.

— Как исчезли? — побледнел Давлят.

— Утром ушли. Говорят, где-то обнаружили подбитые танки, надумали снять пулеметы и рации.

— Но вы-то где были? — сердито спросил Давлят.

— Я проводил с группой занятия.

— Так они что, ушли самовольно?

Карпенко промолчал.

— Надо объявлять тревогу, — сказал Гуреевич.

Давлят взглянул на часы — двадцать две минуты первого. Внезапная дрожь пронзила все его существо. «Да, действительно ЧП», — подумал он и, закурив, стал нервно ходить по землянке, натыкаясь то на лежак, покрытый дерюгой, то на снарядные ящики, заменявшие табуреты, то на стол, на котором горбились прикрытые полотняным рушником котелки. «Так-так-так», — стучало в висках, и Давлят спрашивал себя: «Неужели случилось то, о чем только днем говорили Тарасевич с Михайловым? Неужели он и вправду водил за нос, этот чертов Иоганн, проклятущий немец? Можно только представить, что будет, если Клим, Махмуд и Андреич попали в лапы врагов. Куда еще они могли подеваться? Что нужно предпринять, если случилась беда? С детьми как быть, с беженцами? Нужно прежде всего позаботиться о них…»

Давлят резко остановился.

— Выставить дополнительные посты, — приказал он Карпенко. — Поднять отряд, приготовиться ко всяким неожиданностям. А вам, — повернулся к Гуреевичу, — надо заняться гражданскими.

Карпенко ответил: «Есть», Гуреевич сказал: «Хорошо» — и, взглянув на Тараса, прибавил:

— Только в первую очередь надо привести лагерь в боевую готовность.

— Да, погасить все огни и костры, — сказал Давлят.

Карпенко надел фуражку, вскинул правую руку к виску.

— Разрешите исполнять?

— Действуйте!

Гуреевич, с силой дунув, загасил светильник, сделанный из гильзы 45-миллиметрового снаряда.

Вскоре весь партизанский лагерь был на ногах, и те, кто числился бойцом и был при оружии, стали быстро и бесшумно готовиться к сражению. Потревоженные дети, словно сознавая нависшую опасность, тоже хранили глухое молчание. Все замерло в напряженном ожидании. Недоброе, жуткое безмолвие нарушали лишь посвист морозного ветра да фырканье лошадей.

Оставив Тараса с Петей Семеновым в землянке, Давлят и Микола Гуреевич пошли к людям. Беседуя с ними, они видели, что партизанами владеет спокойная решимость, и это радовало и вселяло надежду на успех, ибо паника — самое страшное и худшее, что может быть в таких обстоятельствах.

В момент, когда переходили от одной группы к другой, издали вдруг донесся чей-то торжествующий крик: «Заявились соколики!» — и люди разом зашевелились и загалдели, кто-то закатился долгим смехом…

Давлят и Гуреевич вернулись в землянку. Петя Семенов зажег светец. Тарас, прикорнувший рядом с ним — голова на коробке телефонного аппарата, — мгновенно открыл глаза и сел.

— Такая уж, сынок, тяжелая жизнь, — сказал ему Гуреевич.

Тарас совсем по-взрослому скривил губы в усмешке и не проронил ни слова.

Начштаба Карпенко привел пропавших. С первого взгляда трудно было определить по их лицам, кто Клим и кто Махмуд, кто Андреич и кто Иоганн, так как они были черными с головы до ног, словно вылезли из печной трубы, и только блестели в неверном свете коптилки глазные белки да белые зубы.

Из ответов на расспросы выяснилось, что инициатором их долгой прогулки оказался артиллерист Андреич. Он рассказал им про подбитые немецкие танк и самоходное орудие, которые видел, выходя из окружения, в леске на болотистой лужайке; там же, по его словам, были и наши разбитые противотанковые пушки; как видно, бой шел кровавый.

— И далеко эта лужайка? — спросил Махмуд Самеев.

— Километров десять — двенадцать, не больше, — ответил Андреич. — А что?

Самеев сказал:

— Пошли б поглядели, может, чем разжились — пулеметом там или автоматами.

— Особенно танковым радио, — вставил Клим.

— Можно сходить, — загорелся Андреич. — Десять — двенадцать километров для солдата пустяк, два часа туда, два — обратно.

Так сговорились и, воспользовавшись отсутствием комбата и комиссара, отправились спозаранку в путь, пригласив с собой знатока немецких танков Иоганна. Взять его предложили Клим и Махмуд, он не отказался.