Владимир Козловский - Ищу свою звезду

На пути машины встречалось немало врагов. Услышав рокот советского самолета, они поспешно заряжали орудия, готовили автоматы, напрягали слух, старались определить направление летящего корабля. Но вдруг совсем неожиданно над головой, затемняя небо, мелькала тень и резкий ветер колыхал вершины деревьев. Стрелять уже было поздно.

«Итак, Рошат — мой соперник, — думал Павлик. — Странно как получилось!» Павлик никогда не любил, мало того, даже не встречался ни с одной из девушек. Наташа вошла в его сердце без спроса.

Наташа! Была она так далека, холодна, неизвестна, как та мигающая впереди звездочка. Почему вдруг вчера так тепло и так искренне распахнула она свою душу и рассказала ему все о себе, о своей жизни, о том, как росла, училась, работает. И еще о том, что тоже никогда не любила.

Кто же знает чужую душу? Чужая душа — потемки. Быть может, Наташа ласкова и откровенна с ним потому, что он друг любимого ею человека? Что ж, Цыганок — парень с широкой, смелой натурой, он стоит ее любви.

Думы его прервал взволнованный голос Сокола:

— Павел, нас обнаружили. Сзади истребители противника…

Павел рывком швырнул машину вниз и вплотную прижал к лесу. Наблюдая в астролюк за врагом, Сокол и радист заметили, как бестолково засуетились по небу ночные хищники. Очевидно, кто-то командовал ими с земли, наводил на цель. Но прижатая к лесу, машина растворилась на его фоне. Даже днем, окрашенная в защитный зеленый цвет, пролетая над лесом, она словно сливалась с ним, становилась совсем незаметной.

Идти же бреющим полетом в ночь, да еще при скорости истребителя, вряд ли рискнет кто из фашистских асов.

Потеряв цель, истребители заметались с включёнными фарами. Широкие полосы света заплясали в темно-лиловой выси. Отчаявшись найти добычу, «мессершмитты» стали наугад стрелять из пулеметов.

Неожиданно в кабине самолета стало светло, как под солнцем. Луч прожектора нащупал цель.

— Кажется, теперь крышка, — сказал Сокол, почувствовав, как сразу ослабли его ноги,

Казалось, секунда-другая, и смертоносный металлический град ударит по безоружному самолету. Радист с отчаяньем смотрел в яркую и невидимую, как густая мгла, полосу света и взводил затвор пистолета. Он не отдавал себе отчета в том, что делал. Очевидно, молодому деревенскому парню не хотелось умирать от вражеской пули.

Из всего экипажа не растерялся только один командир. В эти минуты Павлу почему-то вспомнился буйный Кугач и то бесшабашное настроение, когда он, как бык, напролом бросился переплывать бешеную, бурливую Сую. Тот чуть было не ставший для него роковым случай научил многому. И прежде всего научил правильно взвешивать свои силы в минуту опасности. «Немедленно сменить курс!» — мысленно скомандовал себе Павел и, слегка вскинув вверх машину, развернул ее в сторону леса.

— Записывай показания компаса, — крикнул он Соколу.

В кабине снова стало темно. В первые секунды уже привыкшие к яркому свету глаза словно ослепли, Инстинктивно, чтобы не врезаться в землю, командир потянул на себя штурвал. Теперь воздушный корабль быстро уходил от освещенного вражескими самолетами куска неба. Сокол вытер рукавом обильно выступивший на висках пот.

— Выскользнули, — выдохнул он и внимательно всмотрелся в землю. — Держи курс 272 — через восемь минут будем у цели.

В темных зарослях леса одинокой искрой блеснул огонек. Минута — и впереди ярко запылали огни партизанских костров. Павел набрал высоту, осмотрелся. Все верно. Пароль правильный. На огромной лесной поляне цепочкой с равными промежутками друг от друга горели пять ярких костров. Черные клубы дыма тянулись ввысь.

— Приготовиться к сбросу? — спросил Сокол.

— Не надо, — остановил его Павлик. — Идите все в хвост. Будем садиться.

Посадка на незнакомой площадке, в тылу противника, ночью, без специально выложенного ночного старта требует наивысшего мастерства. Здесь, как никогда, нужны точность, расчет, натренированность, смелость и риск.

Павлик рисковал потому, что хорошо знал: окруженный вражеским кольцом, отряд партизан находился на грани гибели. Люди умирали с голоду, умирали от ран, от болезней. Конечно, если думать только о приказе командования, он обязан сбросить с парашютами груз, развернуться и улететь домой. Это сейчас, когда самолет у цели, самое простое и обычное для партизанского летчика дело. Ну, а если он сядет, значит, сможет взять на борт два-три десятка раненых и через несколько часов высадить на Большой земле. Там их поставят на ноги…

— А ты чего в хвост не идешь? — заметил Павел Соколу.

— Ладно тебе! Какая разница?..

Среди бугристой поверхности черного леса пролегла серая полоса посадочной площадки. Павел набрал высоту. Опасные минуты! Они стоят всего полета. Оторванный от леса, самолет теперь доступен вражескому прожектору, зенитчикам, истребителям. Посадочная площадка казалась совсем маленькой, почти слилась с лесом. Костры ушли куда-то вглубь и были похожи теперь на тоненькие красные язычки,

— Площадки должно хватить, — не отрывая взгляд от костров, как бы сам себе сказал Павел.

Но может случиться, что незнакомые с авиацией партизаны плохо ее выровняли. Малейшая впадина, пень, камень, — и самолет мгновенно перевернется, похоронит всех летчиков. Хорошо, что нет ветра! Не снесет, не ударит об лес. Но раздумывать некогда.

— Садимся!

Только на короткий миг осветив поле огнями фар, Павел запомнил обстановку и уже дальше садился вслепую.

Он посадил машину почти у самых костров, и так мягко, что даже члены экипажа не услышали первого толчка о землю.

Когда самолет остановился, его окружили тени; да, это были не люди, а тени, длинные, качающиеся, тонкие, темные тени. При свете костров эти оборванные, худые, с изможденными лицами люди были похожи на мертвецов. Вид обитателей Малой земли испугал Павла.

— Товарищи! Дорогие друзья! — сдерживая подступивший к горлу комок, закричал Павел. — Мы привезли вам все, что могли… Берите!

Темная волна теней плеснула к открытой кабине, но чей-то властный, спокойный голос остановил ее.

— Стой! К порядку!

Павел увидел, как, расталкивая партизан, к нему подходил их вожак. Он оказался высоким, сутуловатым, с короткой светлой бородкою. Лицо его, как и у остальных, было серым, суровым, с глубоко запавшими щеками, но взгляд сохранял спокойствие. Он молча подошел к Павлу, обнял его за шею и поцеловал в губы.

— Спасибо, орел! Будь я твоим командиром, я дал бы тебе самую высокую награду.

— Вы товарищ Корж? — растерянно спросил Павел.

— Я самый.

Сокол выскочил из кабины.

— О вас уже сложили легенды, товарищ Корж.

— Воюем, как можем…

На Малой земле экипаж Павла пробыл всего полчаса. Задерживаться было нельзя, рассвет мог застать в чужом небе —*риск неоправданный.