Владимир Козловский - Ищу свою звезду

— Не с жинкой под руку, в строю, паря!

Сокол поморщился, выбросил ногу сильнее. Нет, она не идет, волочится, словно бревно. На тротуарах останавливались горожане, любовались слитным красивым строем, махали бойцам руками.

«Надо идти в замыкающие», — решил наконец Сокол и, выскочив из первого ряда, пристроился к заднему. Здесь только обрывок ряда — коротконогий сутулый боец. Он посмотрел снизу в, лицо Сокола, дернул порыжевшими от махорки усами.

— Что, летчик, с направляющих браканули? — и, не дождавшись ответа, добавил. — Это тебе не в аэроплане летать. В строю ходить сноровка нужна, практика, зевнешь — и без пятки останешься.

Да… — неопределенно протянул Сокол и, ухватившись за ногу, присел на корточки,

Командир колонны — девушка в косынке с красным крестом — подбежала к отставшему.

— Что, нога? Говорили вам, Сокол, рано выписываетесь, так нет же, «на фронт!». Идемте назад в госпиталь.

— Пощадите, сестрица… Я отдохну полминутки и догоню, У видите.

Легкое разочарование охватило Сокола, когда он возвратился в родную семью крылатых. Почти всё его однокашники по полетам, друзья и знакомые перебазировались куда-то «на точку», поближе к фронту, и в полку теперь преобладали молодые, только что начавшие нюхать порох летчики.

Правда, все они выказывали Соколу должное уважение: почтительно козыряли при встречах, уступали место в столовой и, даже равные по званию, называли только на «вы». Молодежь стеснялась в присутствии Виктора заводить громкие профессиональные споры, держалась в сторонке, своей компанией, с сочувствием поглядывала на все еще непослушную, пронизанную свинцом ногу «старого» штурмана.

Командир эскадрильи запретил Соколу ходить в строю, не назначал на дежурства.

— Набирайся силенок, лежи, отсыпайся, успеешь еще налетаться, — как равный равному говорил он Виктору.

Такая забота раздражала Виктора. За месяц он только дважды летал, и то, как сам выражался, в качестве барина. Работу штурмана выполнял быстрый, как волчок, молодой лейтенант, а Виктор только следил за ним, изредка поправлял и подсказывал. Да и сами полеты казались Соколу абсолютно бесцельными, не связанными с действиями боевого полка. Первый раз летали куда-то в Ижевск за запасными частями, второй — в Куйбышев за медикаментами. «Оттирают меня от настоящих полетов, списывают!» — злился Сокол и решил откровенно поговорить с Зыковым.

Сдерживая хромоту, он остановился у дверей кабинета полковника и вот-вот готовым сорваться на крик голосом раздраженно спросил:

— Разрешите?

Командир полка, окруженный группой летчиков, водил карандашом по карте, мял в пятерне рыжую бороду. Обернувшись к Соколу, он окинул его холодным, неприветливым взглядом.

— Не вовремя. Что хотели?

Сокол держал у козырька руку, громко дышал. Он хотел что-то сказать, открыл было рот, потом резко повернулся к двери.

— Стой, лейтенант, подожди! — властно крикнул Зыков и, шагнув к Виктору, подхватил под руку.

— А ведь я тебя сразу и не признал, старый вояка, — и, обратившись к толпившимся возле стола летчикам, радостно крикнул: — Вот мой спасательный круг, товарищи! И как вовремя вынырнул. Ну что, футболист? Нога поджила? Мяч-то пинаешь?

— Пробовал, товарищ полковник.

— Ну и как, получается?

— Два гола забил.

— Правильно. Такой курс и дальше держи. А ну, батенька мой, к столу, раскуси нам орешек один… Крепкий попался.

Зыков схватил карандаш и стал им быстро водить по карге.

— Здесь вот зенитная батарея, какой к черту — три. Три батареи. Тут истребители день и ночь патрулируют, дальше воздушное заграждение. А нам надо сюда, в этот лесок, разведчиков выбросить… Как думаешь: где проскочить безопаснее?

— Обойти надо. С тыла прорваться,

Зыков хлопнул по столу кулаком, гордо посмотрел на летчиков.

— А я что говорил! Что говорил, вас спрашиваю? — и, не дожидаясь ответа, положил ладонь на плечо Сокола. — Забирай, батенька, карту, ознакомься с заданием и быстро на боковую… Ночью летим, вместе летим. Надо дорожку проверить. Ясно?

— Спасибо, товарищ полковник.

Зыков выпятил полные губы, растерянно ухмыльнулся.

— Не понимаю. За что ж это, батенька?

— Хотел вам пожаловаться…

Зыков постучал трубкой о пепельницу.

— Нытья не люблю — нож острый…

— Да нет, товарищ полковник, теперь все в порядке. Жалоба отпадает…

— Правильно. Это в моем характере. Шагай.

Сокол круто повернулся на каблуках и, ступив на больную ногу, резко качнулся.

«Подвела, проклятущая!» — испуганно подумал он и обернулся. На счастье, полковник ничего не заметил.

«На первый раз повезло…» — поспешно закрывая дверь, улыбнулся Сокол.

…Снова однотонная звонкая песня моторов, дрожащий пол самолета и черная звездная ночь — дорога без конца и без края.

Снова зеленоватым светом поблескивают стрелки и цифры приборной доски, легкий запах бензина щекочет ноздри, а от напряженного взгляда слезятся глаза.

Примостившись на откидной скамейке между пилотами, Сокол всем телом подался вперед, словно приготовился прыгать с трамплина. В карту он почти не заглядывал. Местность, где пролетал самолет, была знакомой, знал ее не хуже, чем опытный лоцман форватер родной реки.

Как и большинство старых летчиков, в полете Зыков был молчалив, уткнув нос в бороду, он, казалось, заснул. Сокол как будто нечаянно задевал командира локтем, тогда Зыков недовольно бурчал:

— Тебе что, Сокол, иголку воткнули?

Пилот Алиев, отвернувшись к окну, фыркал. Сам опытный командир корабля, он был недоволен поступком полковника.

«Что за дурацкая прихоть? Зачем отказался от флагмана? Чем этот Сокол лучше?»

— Послушайте, лейтенант, — взглядывая на приборы, вкрадчиво обратился пилот к Соколу, — вам не кажется, что мы отклонились от курса?

— Да, отклонились, — спокойно ответил Сокол, — разве не видите, какое там зарево? Разведка дала устаревшие данные. В Саранске, вероятно, бои. Обойдем лучше сторонкой.

Наклонившись вперед, Зыков внимательно всмотрелся в плывущую черными островками землю.

— Правильно, Сокол, поджариться — дело нехитрое…

Самолет продолжал бороздить мглистое небо.

Но что так неожиданно взволновало Сокола? Почему не находят места его нервные руки, раскаленным металлом горит лицо? Почему взгляд его устремлен не на приборы и карту, а в боковое окно, за которым так же, как впереди и вокруг, царствует густая хмарь ночи? Что увидел там Сокол? Не силуэт ли противника? Нет,

…Шелестящие на ветру тополя, побеленные домики, подернутый зеленый ряской пруд. Знакомый пейзаж. То ли слово — знакомый? Конечно, не то. Родной. Марьянино за полсотни километров правее трассы. Там Айна. «Тоска моя, жизнь».