Владимир Козловский - Ищу свою звезду

— Спасибо, мамаша, я понял…

Тяжелый удар немецкого башмака отбросил старушку на мощенную булыжником мостовую.

— Куда, старая ведьма?

Приподняв голову, старушка вскрикнула. Над ней стоял обросший рыжей щетиной немец, и черное дуло автомата прыгало перед глазами.

Немец криво усмехнулся, вскинул автомат на плечо и с силой швырнул в нога старушке отобранную у пленных бутылку. Грязные молочные капли и осколки стекла брызнули на грудь и лицо женщины, и она закрыла глаза руками.

Ей показалось, что у ног ее разорвалась граната… Она попробовала шевельнуть ногой, оторвала от лица руки. Пленные проходили рядом, и подошвы их грубых ботинок стучали о мостовую, словно волны прибоя — угрожающе глухо. Не поднимая лица, старушка смотрела на затянутые в зеленые обмотки ноги, на вздутые пузырями в коленях грубые шерстяные брюки. Обеспокоенные глаза ее блуждали по обломкам бутылки, искали бумажную пробку… Но на мостовой ее не было. Значит, она либо дошла по нужному адресу, либо попала в руки охранников… Что же тогда будет? Что?

Стук подошв затихал, пленные миновали церковь. Чьи-то заботливые руки помогли старушке подняться с земли, бережно поддержали за плечи.

— Это вы?.. Вы, отец, Иннокентий? — вскрикнула старушка.

— Эх, мамаша, мамаша, — укоризненно качая головой, громко заговорил Самсонов. — Пора бы и знать. За такие глупости немцы стреляют на месте, — и, наклоняясь ниже, быстро шепнул: — Все в порядке, письмо на месте.

Потом снова громко, чтобы слышали все столпившиеся у входа в храм люди:

— Иди, иди домой, православная. Молись за то, что прошла мимо пропасти.

— Спасибо, отец Иннокентий,— окончательно оправившись от испуга, сказала Айна, и белые ровные зубы, блеснув на солнце, чуть было не выдали ее.

Монах перекрестил ее, ткнул в губы крест и энергичной, увы, тоже далеко не священнической походкой, зашагал к воротам церкви.

«Наш план рассчитан на спасение отважных и сильных, на тех, кто способен под пулями переплыть Гулкую и добраться до леса», — так писал Самсонов своему земляку — пленному капитану Борисову. И послание это, за которое чуть было не поплатилась Айна Черная, попало в руки того, кому предназначалось.

Это был дерзкий, граничащий с безумием план. Трое оторванных от армии русских солдат-разведчиков в самом центре фашистского логова решили вступить в поединок с вооруженными до зубов гитлеровцами. Они лежали в замаскированных мелких окопчиках, и яркое июньское солнце припекало их спины и головы. Сигнал установлен: на самом обрыве берега — один на другом два крупных, величиной с ведро, камня. Там, на лужайке, куда приводят купаться пленных, камней хватает.

«Будет ли ответный сигнал? — раздумывал Матвей Ананьевич, укладывая поудобней винтовку. — Кто-кто, а Борисов, этот сорвиголова, рискнет не задумываясь».

Самсонов тихо подполз к густому кусту боярки. Второй разведчик, загорелый горбоносый парень, встретил его спокойной улыбкой. На смуглых щеках парня курчавилась редкая желтая бороденка, испачканные землею руки сжимали винтовку с оптическим снайперским прибором.

— На тебя, Юра, самая большая надежда, — положив руку на плечо парня, доверчиво проговорил Матвей Ананьевич. — Сколько в финскую кукушек [3] Советско-финская война 1939-1940 гг. Кукушками называли финских снайперов, часто они маскировались на деревьях. ссадил?

— Двенадцать.

— Двенадцать?.. Это за какое же время?

— За два с лишним месяца.

— Мало, Юрочка, мало. Темпы придется увеличить процентов на тысячу. Такова обстановка. Бил ты, конечно, наверняка, знаю — в лоб либо в сердце… Теперь такая точность не треба. Ранишь, убьешь — всех тебе на текущий счет впишем. Главное — как можно быстрее и больше… Ясно?

— Понятно, Матвей Ананьевич.

— Ну хорошо. За тобой ложбинка, центр, значит. А мы с Шуркой будем лупить по флангам. Да еще не забудь: двое в лодке тоже твои. С них и начать надо…

— Постараюсь не упустить.

От ярких палящих лучей река словно плавилась. Теплый ветерок гонял по ней островки чешуйчатой зыби, нес с луга дурманящий запах.

Спину Матвея Ананьевича жгло словно костром, во рту пересохло, капельки пота густо засевали лицо. Река манила в свои прохладные воды, казалась ласковой, тихой, желанной.

— Шурик! — окликнул Самсонов. — Не уснул?

— Был грех, маленько распарило.

— Т-с-с… тихо…

На противоположном берегу Гулкой послышался шум, и почти одновременно из увитой диким плющом расщелины вышли запыленные люди. Самсонов отер ладонями струившийся по лицу пот, повернул предохранитель винтовки. От волнения у него заныла и зачесалась простреленная навылет рука, застучало в висках.

Пленные сбрасывали с себя одежду с какой-то торопливой нервозностью. От Самсонова не укрылось и то, что некоторые, должно быть, те, кто не надеялся переплыть реку, с опаской поглядывали на товарищей, на противоположный берег и, не раздеваясь, жались к скале.

Главный конвоир с лычками и краснолицый солдат уселись в лодку и, сбросив, с себя пилотки, опустили головы в воду. Первым вышел к реке поджарый пленный в кальсонах. Он подтащил к отмели два камня, уложил их один на другой и, усевшись на них верхом, что-то крикнул товарищам.

«Борисов», — узнал Самсонов бывшего своего сослуживца. Нет, не все нынче беззаботно бросаются в воду. Добрая половина медлит, с тревогой наблюдает за берегом. Кое-кто из них, наверное, страшно жалеет, что не умеет плавать. С завистью и волнением смотрят они на товарищей, на тех, кто смело бежит к реке, бросается в воду и, взмахивая руками, плывет к глубине. Борисов плывет впереди. Взмах руки — и тело его на метр подается вперед. «Силен, дьявол, силен», — мелькает в голове у Матвея Ананьевича. — Как только такого орла в клетку упрятали?»

— Назад! — хватая автомат, заорал из лодки краснолицый немец. Но выполнить угрозу он не успел. На спину снайпера Юрки упал камешек — это подал сигнал Самсонов. Выстрел — краснолицый немец уронил автомат в реку и, словно спасая его, нырнул за ним следом. Почти одновременно треснул второй выстрел, и немец с лычками на погонах, схватившись за грудь, бухнулся в воду. Река бурлила, гудела от сотни взбудораживших ее воды пловцов, к берегу катились крупные волны. Пловцов преследовала смерть и гнала их только вперед, навстречу к горстке защитников.

Самсонов видел, как несколько автоматчиков, стреляя на ходу, бросились к берегу вслед за пловцами. Выстрел, второй, третий, четвертый… Молодец, Юрочка, молодец! Пули его косят врагов, опрокидывают, затыкают щедрые на огонь автоматы.

Истратив без толку четыре патрона, Самсонов тщательно целится в зеленый комок, что вьюном ползет по горе к ближайшему камню, и нажимает на крючок спуска. Приклад тупо толкнул в плечо. Зеленый комок беспорядочно покатился с горки. Четверо пленных, толкая от берега лодку, прыгают в нее, цепляясь за весла. Не повезло хлопцам: свалился один, за ним другой, третий. Неуправляемая лодка, замедляя ход, тихо скользит за пловцами.