Владимир Козловский - Ищу свою звезду

Пловцы ныряют, фыркают. Булькающие пули осыпают их страшным смертельным градом. Вот один схватился за голову, другой — за плечо, кто-то крикнул: «Прощайте!» Несколько автоматчиков, забыв про опасность, бегут вдоль берега. «Молодец, Юрочка, молодец», — еще трех молодчиков уложили его меткие пули. Снайпер выполнил приказ: ложбина очищена от автоматчиков. Теперь его пули бьют по левому флангу. Кажется, бесполезно дробят меловые камни. Автоматчики залегли, укрылись. Не беда. Пловцы уже перевалили смертную зону реки, обессиленные пули врага бесполезно осыпают их вспененный след.

— Поднатужьтесь, братцы, скорей, скорей! — услышал Матвей Ананьевич голос Борисова. Борисов первым добрался до отмели и, тяжело дыша, смотрел за плывущими следом за ним товарищами.

— Щепкин, держись, милый, держись! — закричал он и снова поплыл к барахтающемуся невдалеке товарищу. Широкоплечий, словно слитый из бронзы, парень подоспел на помощь. Через минуту он и Борисов вели по песчаной отмели раненого товарища. К немалому удивлению Самсонова, на середине реки на лодке вдруг всплеснулись весла, и она быстрыми толчками пошла к берегу. Среди оголенной толпы беженцев появился еще один — в рубахе с номером сорок. Торопливо пожимая руку Борисова, Матвей Ананьевич громко командовал:

— В лес, хлопцы, быстрее!

Как ни послушна пловцу гладь реки, но земля все же послушней. Очутившись на суше, люди вновь обрели энергию и побежали по высокой траве луга. Прикрывать отступление остался только один — снайпер Юра.

— Маленько до дюжины не добрал, — как бы оправдываясь, сказал он своему командиру.—Сейчас они из своих нор повылазят, тогда наверстаю.

— Не увлекайся, Юра, — строго сказал ему Матвей Ананьевич.— Как только леса достигнем, сразу же догоняй. Понял?

— Не беспокойтесь. Я ведь в Липецке первенство держал не по стрельбе, а по бегу на большие дистанции.

Не прошло и пяти минут, как беженцы достигли лесной опушки. Лес всосал их в себя, скрыл в густой зелени. А еще через какие-нибудь полчаса немецкие цепи, окружая дубняк, углубились следом за беженцами. Но напрасно они поливали свинцом заповедные тропы. Лес словно вымер.

Сокол долго не мог сообразить, где он. Знобило, ушибленная голова гудела, во рту чувствовался солоноватый привкус крови.

«Где я? Будто в могиле, тихо, сыро, холодно…» Он осторожно, словно слепец, обвел вокруг руками. Гнетущая пустота испугала его. В этой пустоте, как в заброшенном глубоком колодце, стояла прохладная затхлая сырость и тьма такая, что даже очертания собственных рук не были видны.

Сокол снова лег. До боли напрягая сознание, он старался вспомнить все, что произошло с ним. Медленно и туманно одна за другой всплывали картины недавнего прошлого.

…Тихий безоблачный вечер, багряный закат, неторопливые скупые советы Дымова. Потом ровный нескончаемый, как шум водопада, рокот моторов, мелькающие под крылом вершинки осинника, заросшие темной кугою болота, поблескивающие таинственным светом озера.

…Сгущаются сумерки. Негреющим звездным светом горят циферблаты приборов. Зеленоватый огонек фосфорных стрелок показывал полночь. Где-то под самолетом среди нехоженых топей Белоруссии проходит незримая граница фронта. Дальше полоненная врагом земля, подстерегающее опасностями небо.

Почему так светла ночь? И зачем на горизонте выкатился этот яркий предательский диск луны? Помощница смерти — так окрестили ее летчики партизанских тылов.

Мрачно поглядывает на звездное небо Сокол. Куда радостней было бы теперь смотреть в черную бездну ночи и наблюдать, как о стекла кабины настойчиво бьются капли дождя. Темная ночь! Ласковая славная смуглянка! Как в густой дубраве беглеца, ты укроешь от коварных щупальцев вражеского прожектора, сбережешь от роковой пули?

…Вот, наконец, цель. Как и условлено, правее изгиба реки, среди кустов, на песчаной косе пылают выложенные полукругом костры. Черные струйки дыма, клубясь и извиваясь, тянутся в звездное небо. Замер, притаился лес, и кажется, нет в нем ничего живого. Но это только кажется.

Под густой сенью листьев в свежевырытых узких ямах сидят бородатые, обвешанные оружием люди и с замиранием сердца слушают нарастающий шум в небе.

Лесные обитатели безошибочно различают все звуки неба. Ровный спокойный гул — это голос своих с Большой земли. Бородатые люди выбираются из убежища и подходят к кострам. Они бросают в них сухой ломкий валежник, и он, вспыхивая, с треском рассыпает вокруг красные брызги огня.

Партизаны привычным к темноте взглядом ловят быструю тень в ночном небе. А потом бегут к спускающимся парашютам. Там в ящиках автоматы, скорострельные ручные пулеметы, пачки патронов, гранат, тола, взрывчатки. В брезентовых мешках, упакованных заботливыми руками советских женщин, партизаны найдут теплые ватники, высокие болотные сапоги, свежее белье.

На заре, когда партизаны тайными, только одним им знакомыми тропами приведут навьюченных лошадей к своим землянкам, их встретят радостные лица товарищей. Будет праздничный завтрак. На столе появятся печенье, шоколад, консервы, вино. Суровый худощавый человек — командир отряда Корж — произнесет тост за русский народ. Все дружно чокнутся с ним. Потом вспомнят про летчиков и выпьют за них, значит, и за него, Виктора Сокола.

…В открытую дверь самолета врывается ветер. Он бьет в лицо, яростно теребит одежду, затрудняет движения. Сокол вместе с механиком и радистом подтягивают к двери длинный сигарообразный тюк грузового парашюта. За металлический трос самолета механик цепляет тросик вытяжного парашюта.

— Готово! — кричит он товарищам.

Ветер рвет на клочки звук его голоса, но Сокол чутьем улавливает смысл сказанного и толкает тюк вниз. Один, второй, третий — падают к кострам тяжелые сигары груза. Отделившись от самолета, они беспомощно переворачиваются в воздухе, выбрасывают в воздух парашют и, уже плавно качаясь на нем, спокойно садятся на землю.

Летчик ставит самолет на крен. Полукруг костров уползает куда-то вверх, небо опрокидывается, пугая темной, расцвеченной звездами бездной. Резкий вой сирены заглушает свист ветра, рокот моторов. Два коротких сигнала означают, что сброс надо прекратить, пока летчик снова выведет машину на цель.

Наступает короткая передышка. Сокол устало вытирает рукавом мокрый от пота лоб и смотрит в раскрытую дверь самолета. Перед глазами небо и звезды — черный кусок бархата, продырявленный светящимися точками. Но что это? Большая сверкающая звезда падает на него. Яркий свет больно бьет по глазам, ослепляет. Сокол вбирает голову в плечи. Страх, неприятный, мерзкий страх, страх и обида за свою беспомощность…