Бодо Узе - Лейтенант Бертрам

В дурнейшем настроении Йост пошел провожать Шрайфогелей до калитки. А Марианна медленно, с трудом, поднималась по лестнице к себе в комнату.

Нет ничего хуже несчастного брака, повторяла она про себя. Какими ничего не значащими казались ей эти слова в сравнении с истинным несчастьем, с этим во зло обернувшимся чудом. Радости больше не было, все мысли были горькими, чувства — злыми, ощущения — болезненными. Мир стал темным и таким холодным…

Марианна обхватила себя за плечи, словно у самой себя ища защиты. Она повалилась на кровать и плакала в безысходном отчаянии. Билась и каталась по кровати от горя. Схватила с ночного столика ножницы и подумала: я выколю себе глаза. Но тут же опять расплакалась, жалобно приговаривая:

— О боже мой, боже мой…

Она услышала, что Йост поднимается по лестнице, и притихла, глотая слезы.

Но рыдания подступили к горлу и рвались наружу, еще сильнее, еще громче. Пусть он это слышит. Не может же он пройти мимо, если услышит, подумала Марианна. Она уже видела себя на коленях перед ним. Да, всхлипывала она, я тебя обманула, я одна во всем виновата. Я подлая, гнусная… Я сама себе ненавистна. Но прости, прости меня. Я не хочу больше быть такой. Я больше не выдержу, я так одинока…

Она плакала от отчаяния, от сочувствия к себе самой, плакала оттого, что так унижается, прислушиваясь к его шагам. Вот он стоит уже на последней ступеньке, вот подошел к ее двери. Она чувствовала, что он медлит, слушает, и громко всхлипнула. И тут же раздались его шаги. Он прошел к себе в комнату. И поплотнее прикрыл за собой дверь.

Он ненавидел ее и бывал недоволен, если не мог дать ей это почувствовать. Это приносило ему секундное удовлетворение, как только что, когда он помедлил перед ее дверью. Но потом он опять чувствовал себя несчастным, страдал от ее боли. Он знал, она нарочно плакала так громко, хотела, чтобы он ее услышал. У него язвительно скривился рот. Но ее детски глупое поведение так тронуло Йоста, что и у него на глазах выступили слезы.

Да что же это в самом деле, сердито думал он, я же должен ее ненавидеть, а она вынуждает меня грустить из-за этого. Он чувствовал, что все еще любит ее. И он опять отказался от ставшей уже привычной мысли о разводе. Они и дальше будут жить вместе, а значит, и дальше мучиться.

Он снял мундир, подошел опять к двери и уже взялся за ручку.

Пойди к ней, сказал он себе, но вместо того чтобы открыть дверь, запер ее на задвижку.

В летном костюме, с планшетом через плечо, Йост подошел к краю причала, где его ждала лодка. Он смерил взглядом гряду облаков и самолеты в бухте.

Через плац к нему кинулся Буян с развевающимися ушами, виляя хвостом, он прыгнул на Йоста.

Йост дотронулся до его мягкой шерсти. Он гладил собаку и думал, как он обделен чувствами, как обделен друзьями.

Йост взял собаку на руки и прыгнул в лодку, которая уже отвалила от причала. Буян радостно взвыл и, устроившись на дне лодки, уткнулся мордой в колени Йоста.

Пилоты из своих самолетов скептически наблюдали за происходящим. А Бертрам скривился при виде того, как Йост вместе с собакой поднялся на борт самолета. Йост указал Буяну на место в узком проходе позади пилотских сидений, а потом уже сел рядом с Бертрамом и отдал приказ приготовиться к взлету.

Три машины заскользили по воде, превращая волны в белую бурлящую пену, и медленно взмыли в вечернее небо, сверкая серебристыми поплавками. Сделав широкую петлю, они взяли курс на восток.

Два истребителя прикрывали двухмоторный боевой самолет. Йост передал управление Бертраму и, перешагнув через Буяна, вошел в командный отсек. Там он принял по рации координаты местонахождения обеих эскадрилий, вылетевших раньше. По бортовому телефону он передал Бертраму свои распоряжения.

Позади них солнце садилось в тяжелые тучи. Три самолета держали курс на восток, летя над извилистой береговой линией. Море теперь было серым, но очень неспокойным, все чаще взблескивали внизу белые огоньки пенных гребней. Равнины на юге были сплошь изрезаны прямоугольниками полей и лесов.

Наконец внизу показалась широкая река, из неоглядной дали катившая свои воды. На берегах ее вырос город, одевший устье реки в неразбериху домов и улиц. Три самолета кружили над городом, снижаясь как бы по спирали. Гигантские скелеты верфей вытянулись вдоль берега моря. Из путаницы железнодорожных путей вырывался один, на конце которого, точно груз на отвесе, висел вокзал. Робко, мало-помалу, начинали мигать тысячи сигнальных огней. С любопытством тянулась кверху водонапорная башня, а вокруг длинного здания газового завода точно гигантские яйца лежали газгольдеры.

Стемнело. Бертрам включил аэронавигационные огни и освещение приборной доски. Он оглянулся на собаку, которая лежала, положив голову на вытянутые передние лапы, и из-под полуопущенных век глядела на Бертрама. Несколько минут он опять смотрел на приборную доску, но ему казалось, что он спиной чувствует собачий взгляд. Бертрам обернулся. Глаза Буяна были закрыты.

Этот пес — плохой спутник в полете. Он напоминал Бертраму остров Вюст, хохот рыжебородого рыбака, которого он застрелил, и смерть Цурлиндена.

Встретившись с двумя другими эскадрильями, они теперь были на пути домой. Порывистый боковой ветер с острова бил в крыло. Он все набирал силу и в конце концов вынудил Бертрама повернуть самолет навстречу ветру. Из темноты моря показалась белая мерцающая полоса прибоя и за нею берег. Небо было черным, без единой звездочки. Вскоре машина утонула в облаках.

Бертрам не сводил взгляда с приборной доски. Стрелка указателя скорости, дрожа, скользнула вниз. Все труднее становилось удерживать машину в горизонтальном положении. Ветер рвал и сотрясал крылья.

Самолет вдруг как-то странно кивнул, словно споткнувшись, порывом ветра нос самолета вздернуло кверху и тут же резко наклонило вниз. Йост быстро протиснулся к своему месту и сел рядом с Бертрамом. Он помог ему выровнять машину. Буян испуганно вскочил и положил лапы на плечи Йосту. Йост одной рукой потрепал пса по загривку и снова указал ему на место.

Ветер дал им небольшую передышку. Йост смотрел вперед. Нижняя губа устало отвисла. Рядом с ним Бертрам вновь обрел уверенность.

Но скоро опять налетел шквал. Летчики молча сидели рядом, понимая друг друга с полувзгляда. Йост командовал, Бертрам выполнял приказы. В глазах Йоста отражались пестрые огоньки приборов. На секунду Бертраму показалось, что опять все стало как прежде. Безмолвные приказы Йоста казались ему знаками дружбы и доверия.

Но потом, когда ветер унялся, Йост опять передал ему управление. И смерил Бертрама быстрым холодным взглядом. Раньше в подобном случае он кивнул бы ему или похлопал по плечу. Сегодня же лицо его было непроницаемо-безразличным. И Бертрам не мог не подумать: господи, да он разучился радоваться.