Олег Меркулов - Ради тебя

Припадки у него не кончались. Они били его на работе и по пути домой или в депо. Но Батраков уже через месяц начал ходить в военкомат. Сначала его слушали, потом от него начали отмахиваться, потом прямо сказали:

— Ну какой из больного штурман? Вы что, подставляете нас под трибунал?

— Возьмите в пехоту, — просил Батраков. — Я полтора месяца был в пехоте!

Но эпилептиков не брали даже в обоз.

И Батраков придумал все сам.

Он постригся наголо, продал на барахолке командирское обмундирование и ремень со звездой, купил пару поношенного красноармейского обмундирования, пилотку, кирзы, брезентовый пояс и пошел на вокзал. Узнав номер воинского эшелона и части, которая ехала в нем, Батраков, когда эшелон отошел, без гимнастерки, с шаньгами и бутылкой молока завалился к коменданту. Он представился отставшим и сказал, что солдатская книжка уехала в гимнастерке.

Комендант, изругав Батракова растяпой, выдал ему бумажку, в которой говорилось, что такой-то Батраков догоняет свою часть. Это уже был документ.

У выездного семафора Батраков вскочил в тамбур товарняка и «погнался за своим эшелоном». Он догонял его несколько суток, показывая бумажку патрулям. В Москве его сняли с поезда, направили на пересылку и оттуда он попал в корпус. Там ротный писарь заполнил на него солдатскую книжку, где фиолетовыми чернилами было записано, что Батраков Николай Васильевич никакой не штурман и никакой не старший лейтенант, а автоматчик и рядовой.

Припадки у него продолжались, но реже. В санчасть он не ходил, а когда чувствовал, что вот-вот его начнет бить, уходил с Никольским, и Никольский держал его голову, чтобы он не расшибся.

Его заметил Женька.

— Ребята! Игорь приехал! — заорал Женька, и все повернулись к нему.

Женька повис на нем и, сопя: «Сейчас. Сейчас. Сейчас. V, черт, как отъелся», — старался свалить его. Он несколько раз стряхивал Женьку, но Женька снова налетал, стараясь ухватиться сзади. Чтобы он отстал, пришлось хорошенько шмякнуть Женьку об землю.

Он пожал всем руки, сел рядом с Тарасовым и коротко рассказал, что с матерью не повидался, как его зацепило, и соврал, что лежал в том, черепном, госпитале.

— По такому случаю не грех и развлечься. Сложимся? — предложил Песковой. — У кого что осталось?

— Тебе всегда не грех развлечься, — сказал Тарасов. — Ты не промахнешься.

Песковой засмеялся.

— Еще бы! Жизнь человеку дается одни раз, чего же промахиваться? — Песковой не любил промахиваться. Когда Песковой работал дамским парикмахером, он не промахивался.

— Я привез, но мало, — сказал Игорь и достал всю выпивку, всю еду и все курево.

Никольский вытер тряпкой пальцы, сиял пилотку и, обшарив карманы, бросил в нее десятку и пятерку.

— Больше у меня нет.

Пилотку схватил Женька.

— Не жмись! Выкладывай все, — требовал Женька, приплясывая перед каждым.

Все вывернули карманы, но денег набралось не много.

Песковой взял Игоря за руку, посмотрел на часы и приложился к ним ухом.

— Дадут пару котелков.

Игорь выдернул руку.

— Не продаются.

Никольский приподнял бровь.

— Почему? От дамы сердца? Так-так.

— Возьми в долг, — сказал Песковому Женька. — Скоро рассчитаемся.

— На железной дороге, от Москвы до самого Курска, все забито. Эшелоны, эшелоны, эшелоны, — рассказал он, когда Песковой ушел к дружку из бригадного продсклада, куда он обычно носил трофеи. — Очень много катюш. И особенно противотанковых пушек.

— И здесь видно, что будет дело, — сказал Тарасов.

— Ура! Ура! Ура! — заорал Женька.

— Радуешься? — сердито спросил Сазонов. — Чему радуешься?

— Хоть чему! — Женька сегодня, видно, совершенно разболтался. Женька бегал вокруг них, сбивая пилотки, дергая за воротники, уворачивался от рук и хохотал, как сумасшедший. — Мхом заросли! Заспались! Не солдаты, а слюнопускатели! Бадяга даже ушами не шевелит. — Женька подошел к Бадяге. Бадяга смотрел на него, сбычившись, цедя сквозь зубы:

— Я тебя ужо! Я тебе надеру одно место, соплюшник.

На Женьку это не подействовало.

— Бадяжка, родименький, — канючил он, — ну пошевели ушками, ну пожалуйста, ну что тебе стоит? Хотя бы ради приезда Игоря…

— Уймись, пацан! — оборвал его Сазонов.

— Ну, пожалуйста…

Бадяга грузно вскочил, но Женька помчался по поляне.

— У, никроба! — просипел Бадяга и погнался за Женькой.

Никольский, посасывая погасшую трубку, следил, как Женька мелькал между деревьями и как, нагнувшись, ровно бежал за ним Бадяга.

— У ребят кафар.

— А у тебя? — спросил Игорь.

Никольский согласно кивнул и обнял его за плечи.

— Держись. Если накатит, тебе будет труднее. Ты — свежий.

Загнанный Женька выскочил из лесу, побежал к ним, но споткнулся. Бадяга, не дав ему упасть, схватил его за гимнастерку и вздернул в воздух.

— У, никроба поганая!

— Ай! Пусти! Игорь! — визжал Женька.

Бадяга тряс его так, что у Женьки стучали все косточки.

— Отпусти! Хватит! — крикнул Игорь.

Бадяга зажал Женьку левой рукой, правой отстегал его и на закуску довольно сильно дал по шее.

— Иди! В другой раз так дам, что…

Женька шел прихрамывая, растирая шею и ягодицы. Губы у него дрожали, а глаза были мокрые.

— Так тебе и надо, — сказал ему Игорь.

Женька лег рядом с ним на живот.

— Ну чего? Чего ржете? Да ну вас всех!

Потом Женька тоже захохотал и прочел стишок:

— Это кто же такая пери? — спросил насмешливо Никольский.

Санька ввела в комнату высокого старого военного.

— Наташа, к тебе.

Она не встала. Ей надо было бы встать, она даже приподнялась, но воли хватило только на то, чтобы сказать:

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

Военный больно пожал ей руку.

— Здравствуйте. Вы Наташа Глебова? Я представлял вас другой.

Санька дернула плечами.

— Она и была другой. Такой ее сделал ваш…

Она взглядом сказала Саньке: «Молчи, пожалуйста. Ну помолчи же!»

— Да, я Наташа Глебова. Но… Не хотите ли чаю?

Военный откашлялся, выдвинул стул, развернул его и сел к ней вполоборота, далеко вытянув ногу.

— Спасибо, нет. Вот видите — прошел пустяки, а нога разболелась. У вас можно курить? Благодарю. — Санька взяла с рояля пепельницу и поставила на стол у локтя военного. — Так вот, Наташа. Рядовой Кедров…

Душа ее забилась жалобно и беспомощно.

— С ним что-то случилось? Ну говорите же!..

— Успокойтесь, — быстро перебил ее военный, — с Кедровым ничего не случилось. Честно говоря, я ничего о нем не знаю. В госпиталь — я комиссар этого госпиталя — он не писал и вряд ли напишет. Так что вы о нем, очевидно, знаете больше.