Лауренциу Фульга - Звезда доброй надежды

— Нет, получили! И я основываюсь на фактах, которых нет в сообщении. Собственными глазами видел. Отличнейшие факты!

Возбуждение, которое охватило его, оказалось настолько велико, что заразило и других. Они сгрудились, словно для того, чтобы выслушать неслыханную тайну, дрожа от любопытства и нетерпения.

Балтазар осмотрелся и не заметил никакой опасности. По боковой аллее задумчиво бродил какой-то немец. Балтазар обнял их за плечи и низким взволнованным голосом прошептал:

— Слушайте хорошенько! На холмах, по ту сторону леса, где речка, русские параллельно железной дороге создают линию обороны.

Весть потрясла их, словно взрыв, настолько невозможной и невероятной казалась сообщенная новость.

— Да?! — не удержался от восклицания Новак. — Эдак ты нас с ума сведешь.

— Вот те крест! — широко перекрестился Балтазар.

— Земляные работы?

— Траншеи, ходы сообщения, позиции для артиллерии, колючая проволока.

— Солдаты?

— Уйма. Много моторизованных частей.

— А может быть, маневры резервных частей?

— Нет! Уж очень все делается в спешке и панике.

— Невообразимо! Значит?..

— Фронт прорван. Немцы наступают. Русские пытаются их где-то остановить. Им необходимо иметь для этого несколько оборонительных рубежей. Отсюда и беспокойство солдат, и тревога, которую я увидел в глазах деревенских жителей, и мое впечатление. Думаю, что общее наступление идет в направлении Горького с целью прорвать фронт обороны, расчленить северную и южную группировки и окружить Москву.

Реакция была разной. Балтазар упивался собственным возбуждением. Новак выглядел ошалелым. В его воображении случившееся вдруг обрело колоссальные размеры: немецкое наступление своими огромными клешнями с севера и юга неудержимо стремилось задушить Москву. Глаза его заблестели, ему тут же представились ринувшиеся в атаку людские лавины, в ушах зазвучал гул моторизованных частей, которые не сегодня-завтра будут здесь, сломают и раздавят гусеницами лагерные ворота. По всему телу пробежала дрожь в тот момент, когда воображаемое стало казаться реальностью.

Только Штефан Корбу, вконец изнуренный размышлениями, вдруг почувствовал, что его начинает мучить страх:

«Придут! Голеску был прав. Что же тогда случится с антифашистами?» Один был опьянен, другой сбит с толку тем, что мог бы потерять все, необдуманно бросившись в неизвестность, третий — напуган перспективой развязки, которую он раньше счел бы невозможной.

Новак беспомощно опустился на скамейку. Он едва мог проговорить:

— Не лучше ли нам отказаться от побега и подождать?

— Нет! — закричал почти в то же мгновение Штефан Корбу. — Ни за что на свете!

— Более того, — вмешался Балтазар, — это была бы самая большая глупость.

— Я думаю, они придут сюда быстрее, чем мы туда.

— Но кто тебе гарантирует, что сегодня или завтра ночью не поднимут тебя с койки, не погрузят в машины и не отвезут бог знает куда? — Балтазар тряхнул Новака за плечи, стараясь быть как можно более убедительным. — Понимаешь, человече? И, кроме того, кто тебе гарантирует, что в столь отчаянной ситуации, когда не знаешь, где перевести дух, они оставят тебя в живых? А в день, когда наши окажутся здесь, в лагере будут одни трупы. Разве тебе кто-нибудь даст хоть какую гарантию?

Доводы были убедительными. На лице Новака появились первые признаки страха.

— И тогда? — спросил он.

— Просто и бесповоротно: готовимся к побегу. Только нечего тебе больше колебаться.

— Я не колеблюсь.

— А задаешь вопросы.

— Законные!

— Бессмысленные!

— Дорогой Барбу… — извиняющимся тоном начал оправдываться капитан.

— Разумеется, не имеет смысла нам ссориться, — миролюбиво заговорил Балтазар. — Но если у нас нет единодушия, если мы не представляем собою сцементированную группу, если не будем действовать как единый организм и единая душа, тогда, по крайней мере, об этом надо знать с самого начала… Идешь или не идешь?

— Иду! — невнятно проговорил Новак.

— А ты, Корбу?

— Да!

— Тогда я беру команду на себя. Требую слепого повиновения, как на войне, без ропота и колебаний, в той мере, в которой я обязуюсь отвечать головой за ваши головы. Или мы живыми доберемся до наших, или погибнем все до одного. Другого пути нет.

Тот факт, что лейтенант Балтазар знал русский язык и показал неожиданную властную решимость перед остальными двумя, утвердил за ним без противоборства право распоряжаться.

Там же состоялось первое оперативное собрание. Они сидели втроем на скамейке и на всякий случай держали под наблюдением вход в парк, чтобы предотвратить любую нежелательную случайность.

Балтазар сказал:

— В первую очередь нам нужна русская одежда. Гражданская. За форму в случае… вы понимаете, что я имею в виду… могут нас осудить. Нам нужна только гражданская одежда.

— Я поищу на складе, — тихо проговорил Корбу.

— Для каждого по комплекту.

— Думаю, найду.

— Иными словами: фуфайки, штаны, шапки, рубашки, вещевые мешки, все русского образца, а на ноги ботинки. Как можно сильнее изношенные. «Идем, мол, издалека, ищем работу. Отстали от эшелона, в котором были эвакуированы из оккупированной области, и нам все равно где работать».

— Как думаешь, днем будем идти? — спросил Новак.

— Разумеется, нет! Говорю так на всякий случай. Эта Россия даже ночью не спит. И еще нам непременно нужен компас.

— Вряд ли у кого-нибудь в лагере он найдется, — предположил Корбу.

— Тогда надо изобрести что-то, украсть, заменить его чем-то, черт побери! Без компаса мы ничто.

— Посмотрим.

— Но основная забота впредь — это запас еды.

— Я нашел в подвале нишу, где мы могли бы все прятать без какого-либо риска, — сообщил Новак.

— Очень хорошо! Будешь спускаться туда только ты. А каждый из нас должен ежедневно приносить по меньшей мере порцию сухарей, сахара, яичного или рыбного порошка… Вот и все! В случае необходимости будем воровать.

— А почему бы не уговорить твоего отца? Он ведь работает на кухне, ему сподручнее…

— Нет! Мой отец не должен знать ни о чем. Не имеет смысла усложнять все слезами, разговорами и укорами совести. Помимо всего прочего, как мне известно, он просто свихнулся и может отдать нас в руки комиссара. А сейчас пойдем в церковь и поклянемся хранить все в тайне.

— Но церковь закрыта! — произнес Новак.

— Дадим клятву снаружи, положив руки на стену. Один черт. Таким делом не шутят.

— Но как найти место, через которое легче всего бежать? — спросил озабоченно Корбу. — Мне кажется, этот вопрос остается главным.

Словно пронизанные электрическим током, они подняли глаза на высокую стену, видневшуюся среди голых ветвей берез. Внутри вдоль стены шли три ряда колючей проволоки; на высокой крепостной стене — еще ряд колючей проволоки и четверо часовых, непрерывно патрулирующих днем и ночью; главные ворота также охранялись часовым; за стеной был ров, полный воды, а за ним — снова колючая проволока в три ряда…