Диан Дюкре - Забытые

– Извините, я не это хотел сказать, – наконец произносит Давернь, протягивая Еве чистый носовой платок.

Высморкавшись как минимум три раза, она начинает успокаиваться.

– Я могу что-нибудь для вас сделать?

– Мы хотим, чтобы начальника нашего блока перевели к мужчинам, а нам назначили нового.

– Будет сделано, мадемуазель.

– Вы также можете привезти из какого-нибудь ближайшего большого города рояль. В качестве компенсации за то недостойное обращение, которому мы подвергались.

Такая просьба должна была бы удивить коменданта, но этой ночью она кажется ему самой что ни на есть естественной. Он больше не пытается что-либо понять, это выше его сил. Ева уходит в ночь со странным ощущением: только что она одержала великую победу.

15 июня 1940 года

Мой дорогой Луи,

сегодня воскресенье, и я надела красное платье, которое ты подарил мне на нашу первую годовщину. Мы гуляли тогда в Люксембургском саду. Знаешь, сейчас оно мне немного велико, но я чувствую себя в нем очень красивой, ведь в тот день ты сказал, что любишь меня. Бараки кажутся теперь не такими серыми, как раньше: многие женщины надели яркие наряды, как будто сегодня праздник. Сегодня мы спокойны, почти беззаботны. Это первый день в лагере, который можно назвать более-менее сносным. Мы уже не мучаемся так, как раньше. Власти улучшили условия нашего содержания. Мы подкупили деревенского булочника, и теперь он дважды в неделю приходит к решетке и продает нам хлеб. Некто месье Дюпон поставляет нам фрукты, помидоры и картофель, а иногда и сало. Ты бы видел, как он завивает свои усы. Непонятно, что его радует больше – возможность накормить бедных женщин или шанс подзаработать. Пока у нас есть несколько су, мы не умрем с голоду, не волнуйся. Но, увы, за последние пару недель мы потратили оставшиеся франки. К концу недели уже ничего не останется. Что тогда будет? Нам нужно как-то заработать. Но что мы можем продать, Луи, что мы готовы продать, чтобы выжить? Ты хорошо питаешься? Делай, как я: когда голод мучает меня особенно сильно, я представляю, какое угощение будет на нашей свадьбе. Я мысленно пробую все блюда, одно за другим, и это помогает мне продержаться еще немного. А после ужина мы медленно танцуем. Я кладу голову тебе на плечо, ты обнимаешь меня за талию и медленно кружишь. Нам как будто двадцать лет… Луи, мой Луи, береги себя.

Врата ада – это гигантский рот, готовый проглотить вас целиком. Он издает хриплые крики, а из ноздрей, огромных, как у египетского Сфинкса, тянет влажным теплом. Два каменных, словно у изваяния, глаза без зрачков, над ними – два рога, похожие на змей, приготовившихся к нападению. Мокрые от пота волосы спадают Еве на лицо. Ей кажется, что она задыхается, а чей-то громадный язык тем временем лижет ее тело. Одетый в красное портье окликает тех, кто проходит возле адских губ, убеждая их в том, что нужно войти:

– Добро пожаловать, дорогие приговоренные… Проходите, блудницы, присаживайтесь. Прекрасные грешницы, вас будут поджаривать с обеих сторон…

Но это приглашение больше похоже на приказ.

Ева опускает голову, уклоняясь от клыков, готовых впиться в ее плоть, и вот она уже внутри. Здесь все иначе. Закон притяжения тут не действует. Это пещера, вместо стен которой – каторжники, исполняющие оргиастический танец. Ева движется в тумане, ее шаги отбивают ритм в такт первобытной музыке: эти прерывистые звуки невозможно слушать, не отвечая на них, не подчиняясь им. Чуть дальше каторжники варят какую-то смесь в чем-то вроде котла, под грубые шутки чертенят, которые поддерживают огонь, пригоршнями бросая в него звездную пыль. Они протягивают Еве чашу и заставляют выпить крепкую горькую жидкость; без этого она не сможет пройти дальше. Ева вздрагивает, и внезапно тьма расступается: появляется небольшая сцена, на которой прыгают прóклятые женщины с молочной кожей, гибким телом и восточными скулами. Над их непокрытыми головами танцует звезда. Ева садится на гигантский язык, цепляясь за его красно-розово-белую шершавую поверхность, и рот выплевывает ее перед новой дверью.

Швейцарский гвардеец проводит Еву по огромному залу, и она шагает под звуки церковного песнопения с аккомпанементом органа. Херувимы в белых париках и венках из роз, одетые в белоснежные туники, приглашают ее, помахивая крылышками, пройти в большой банкетный зал. Наконец Еве протягивают бокал, до краев наполненный вишнями в водке. Какой-то святоша ударяет туалетным ершиком, служащим ему кропилом, в деревянный колокол, чтобы сбить Еву с пути, затем торжественно поднимает статую Золотой Свиньи, перед которой она должна упасть ниц. Нимфы забрасывают бога-свинью розами. Выпив, потанцевав, на все посмотрев и все послушав, Ева может наконец отправиться на небеса. На самом верху несет стражу святой Петр, хранитель золотого ключа, заводит пришедшего в пещеру, свод которой украшен тысячами золотых сталактитов. Появляются ангелы, парящие в воздухе, лучи света прорезают ночь… Наконец святой Петр указывает Еве на выход, целуя ей руку. Она в последний раз оборачивается и смотрит на строение со светящимися буквами «Небесное кабаре», а рядом – «Кабаре преисподней».

Проснувшись, Ева вскакивает с тюфяка. Ее охватывает странное чувство. Два года назад она ужинала с Луи в одном из ночных заведений с таким же названием – на бульваре Клиши, в центре Нижнего Монмартра. Гуляки с песнями переходили из ада в рай; таинственная атмосфера заставляла наиболее трусливых дрожать от страха. Кабаре – вот их спасение! Это знак свыше!

– Лиза! Лиза, мы спасены!

Ева трясет подругу: та садится на своей импровизированной кровати, оглядывается в темноте, надеясь увидеть швейцарских или американских солдат, которых все так ждут. Справа налево полураздетые соседки по бараку мирно посапывают, их исхудавшие бока ритмично приподнимаются. Лиза разочарованно смотрит на Еву.

– У вас, христиан, какое-то странное представление о спасении. Дай мне поспать, пока не явился Мессия!

– Я знаю, как заработать деньги, – тихо произносит Ева.

Глаза Лизы расширяются от удивления.

– Мы устроим кабаре! – продолжает Ева.

– Ты совсем спятила! Хочешь показать Грюмо, что он не ошибся и мы действительно khorz ?

– Речь идет не о проституции, а о противостоянии. Французы привезли нас сюда, морят голодом, оскорбляют, считают лишними. Так заставим же их полюбить нас, если хотим выжить! Ты знаешь, что объединяет французов и немцев?

– На данный момент любовь к лагерям?

– Нет, кабаре. Все идут на Пляс Пигаль [55], чтобы ими полюбоваться. У них каждый вечер полный зал, весь Париж на время выступлений превращается в пустыню! Знаешь, что сделали немцы, едва войдя в Париж? Они заполонили кабаре!