Диан Дюкре - Забытые

Голос Лизы, обычно чистый и звонкий, дрожит. Ее грудь вздымается от гнева и ощущения несправедливости: она держала эти слова в себе, словно птичек в клетке, которые хотят лишь вырваться на волю, привлеченные мелодией. Вдруг дверь открывается, и Лиза, охваченная ужасом, оборачивается. На лице коменданта Даверня застыло странное выражение – одновременно веселое и торжественное. Он стоял за дверью и прослушал всю песню до конца. Если о содержании песен станет известно, ему придется отвечать перед военным трибуналом. Но зачем запрещать правду? И если эти чужестранки с нежным цветом кожи и длинными, белоснежными, как у лебедей, шеями должны умереть в его лагере, то разве они не имеют права на лебединую песню?

– Через три дня, двадцать первого июня, накануне летнего солнцестояния, мы организуем ваше выступление. Билет будет стоить пять франков. Два франка пойдут на нужды лагеря, то есть на улучшение условий вашего пребывания здесь, остальными средствами вы сможете распорядиться, как пожелаете. Мы поставим пятьдесят стульев для зрителей. Если условия вас устраивают, то я буду признателен вам, если вы как следует подготовитесь, иначе премьера станет вашим последним выступлением. Дорогие дамы, я надеюсь, что вы отдаете себе отчет в том, какая это привилегия: несмотря на то, что вы принадлежите к вражеской стороне, вы сможете выступать на сцене. Не разочаруйте нас.

Комендант поворачивается на каблуках, и широкие деревянные рейки сдвигаются с места. В них не хватает гвоздей – накануне их вынули испанцы, чтобы потом повторно использовать. Разумеется, своему начальству и тем более местному Давернь ничего не сказал, поэтому ответственность за выступление «Голубого кабаре» полностью ложится на него. Если оно станет отвлекающим маневром для бегства из лагеря, его военная карьера закончится. Но Давернь хотел бы, чтобы у этих женщин осталось хорошее впечатление о милой Франции, которая была его родиной, а ради этого стоит рискнуть. Чтобы проводить коменданта с музыкой и заодно поблагодарить его за то, что он выполнил ее просьбу и наполнил смыслом хаос, который их окружает, Ева запела, впервые за все это время, «Месье в белых перчатках»:

Лиза и Сюзанна горячо аплодируют, Дагмара не выпускает из рук скрипку.

– Нам нужно дать роялю имя! – восклицает Сюзанна.

Ее слова вызывают всеобщее недоумение.

– То, что он здесь, – это настоящее чудо. Рояль как младенец, который появился ради нашего спасения! Меня переполняет радость, даже когда я просто смотрю на него. Назовем его Иисусом! Он будет жить в деревянной хижине, благодаря ему у нас будет больше хлеба и, может быть, гнилая вода даже превратится в вино! Если этот рояль – не Мессия, то я больше не Сюзанна!

Женщины, посмеиваясь, соглашаются. Сюзанна, вновь охваченная неистовым желанием танцевать, приподнимает юбки, оголяя икры, и, видя, что Лиза задумалась, начинает ее дразнить:

Открывается дверь, входит Эрнесто. Его волосы уже немного отросли. Лиза краснеет так, что ей позавидовала бы любая местная малиновка. Начинается самая счастливая пора их любви. Ева наблюдает за ними. Возникшее между Лизой и Эрнесто чувство так естественно, что ему не страшны никакие насмешки.

Эрнесто трудился всю ночь, чтобы превратить барак с роялем в театральную сцену. Он подвесил к потолку чистые белые простыни, позаимствованные в медпункте, единственном месте, где можно было найти такую роскошь; на простынях он нарисовал облака, да так искусно, что казалось, будто они кружевные, и звезды с розоватыми лучами. Эрнесто долго смешивал краски. Он, как животное, нюхал, согнувшись, почву, разминал грязь, растирал корешки, чтобы получить нужные краски для звезд, которые должны были быть цвета заходящего солнца. В глубине сцены, на высоте около метра, прямо за роялем, который возвышался в центре, он нарисовал декорации: густой лес из самых разных деревьев, а в центре – плакучую иву, ветви которой, казалось, касаются пола. На старенькой простыне красуются сокровища, о которых в лагере можно только мечтать: разноцветные гирлянды, столы, ломящиеся от снеди: поросенок, вино, сыр и хлеб! «Сикстинская капелла» нового Микеланджело по имени Эрнесто. Этот мужчина, не обладая ни выдающейся внешностью, ни высоким ростом, сумел создать целый мир.

Перед сценой стоят скамьи из деревянных досок. В конце каждого ряда – маленькие лампочки в картонных абажурах; они подвешены на стержне в виде стебля, сделанном из колючей проволоки. К подготовке этих мелочей отнеслись с таким усердием, что теперь для того, чтобы перенестись в другой мир, остается лишь закрыть глаза. Комендант Давернь разрешил квартету «Голубого кабаре», так же как и женщине-костюмеру, свободно передвигаться по лагерю.

– Как красиво, настоящая сказка! – восхищается Сюзанна.

– Может быть, завтра все это исчезнет, – отвечает ей Лиза.

Обе женщины только что увидели украшенный барак и разволновались, словно бедные дети рождественским утром, рассматривающие елку с дорогими игрушками.

– Значит, нужно успеть этим насладиться!

Это говорит Сильта. Она так взволнована, что цитирует отрывок из стихотворения Пушкина, запомнившийся ей с тех пор, как она работала в театре: