Матэ Залка - Добердо

— Никаких санаториев, господин Керн. Село, горы, туризм — и через два месяца господин лейтенант будет прежним.

— В особенности, если вы нам поможете в этом.

— Если разрешите, я останусь с Тибором до полного его выздоровления, — сказала Элла.

Спустя два дня мы уже сидели в поезде. Через Трентино и Лавиш едем в Бозен.

Война продолжается. Везде воинские эшелоны, транспорты, живой и мертвый инвентарь войны. Тирольское наступление кронпринца Карла давно остановилось. Первые успехи у Ровередо неожиданно перечеркнуло мощное наступление русских на Волыни. Русские разбили нашу армию, забрали полмиллиона пленных, однако их феноменальная победа закончилась почти безрезультатно: они настолько истощили свои силы, что не посмели наступать дальше, хотя перед ними зияло пустое пространство. Тирольские части пришлось перебросить на волынский фронт. Верден сковывает немцев. Потом тронулись румыны. Видя неразвернутую победу русских, румыны решили, что конец войне и можно поживиться. Теперь наши уже глубоко в Румынии. Еще один фронт, еще лишний миллион людей. Война идет безостановочно.

На станции Лавиш рядом с нами стоял воинский эшелон. Увидев в окне Эллу, солдаты начали петь:

Элла опустила занавеску и отошла от окна. Среди солдат мало молодых лиц, все почти старики. Сероголовые, плохо выбритые, они забавлялись грубыми солдатскими шутками. Когда эшелон тронулся, из вагонов понеслись непристойные песни и ругань. Правда, пели и ругались не все, большинство смотрело на нас с фаталистическим равнодушием. Я наблюдал за ними в щель занавески. Когда поезд тронулся, Элла вздохнула:

— Бедные!

В Лавише нас прицепляют к санитарному поезду. Приказ канцелярии эрцгерцога действует магически; и если прибавить, что приказ этот предъявляется комендантам станций красавицей Эллой, то легко понять, что мы двигаемся без задержек. Мы едем на север, удаляемся от войны, от фронта.

Элла обращается со мной, как с тяжелобольным. Возможно, что я действительно сильно болен. Временами, несмотря на все усилия воли, я впадаю в прежнюю апатию, и Элла вытаскивает меня из нее, как из темной ямы, заставляя разговаривать с ней и интересоваться окружающим. Это ей всегда удается.

Наконец, Бозен. У Эллы имеются адреса всех нужных учреждений. Ее маленькая записная книжка с золотым обрезом — настоящий Бедекер. Три дня проводим в Бозене. Нас помещают в маленькой вилле, которая находится в распоряжении коменданта города. Эта вилла предназначена для проезжающих высоких особ. В нашем распоряжении находится целый штат прислуги, начиная с горничной и кончая кучером.

Элла целыми днями бегает, ведет переговоры и вечерами возвращается усталая, но довольная. Но я чувствую себя в Бозене плохо. Меня утомила дорога. И воздух тут другой — острый горный воздух. У меня такое ощущение, как у поднимающегося со дна моря водолаза.

Наконец все бумаги готовы, подписи всех начальников налицо, пограничные удостоверения в порядке, и нас уже ждет автомобиль. Мы едем наверх, наверх в горы, к здоровью, к возрождению и к полному пониманию всего случившегося.

Дорога очаровательна: романтические обрывы, величественные снежные вершины, вечнозеленые склоны гор и внизу, в глубокой долине, пенящийся голубой Эчч.

— Тибор, Эчч! Помните, как мы проходили через него и нас чуть не снесла вода, хотя было не выше щиколотки?

Элла отпускает шофера, автомобиль удаляется. Я стою на террасе гостиницы. Мы снова в этих местах, освященных прошлым, но тогда нас было трое.

Вернувшись из города, Элла находит меня в ужасном состоянии: я бледен и слаб, пульс упал.

Успокаиваю ее и объясняю, что меня взволновали воспоминания.

— Нельзя уходить в прошлое, надо думать о будущем, — сказала Элла настойчиво.

В Наудерсе мы пробыли всего двое суток. В последний день Элла надолго исчезла и вернулась полная энергии.

— Дальше, дальше!

Наш багаж погрузили на повозку, запряженную мулами, а мы едем верхом. У одного из горных поворотов Элла вдруг воскликнула:

— Смотрите, пограничный столб. Помните?

— Как не помнить. Сен-Дени, правда?

Мы оставили шоссе и свернули на боковую дорожку. И вот теперь живем в лесничестве в семье Штильц. Недалеко от нас маленький лесопильный завод и молочная ферма. Семья наших хозяев состоит из фрау Дины Штильц, мальчика Руди и громадного сенбернара Хексла. Вот наше окружение. А наша жизнь — солнечные ванны, молочная диета и недалекие экскурсии в горы. Это место — царство покоя и тишины.

Фрау Дина Штильц — жена лесничего казенных прикордонных лесов. Герр Петер Штильц, конечно, на фронте. «Но, слава богу, он артиллерист. Ведь артиллеристы меньше подвергаются опасности, чём пехотинцы, правда? Они не должны ходить в страшные штыковые атаки, правда?»

Фрау Дина сдала нам верхний этаж своего коттеджа — четыре небольшие комнаты. Лесничество находится между Наудерсом и Хохфинстермюнцем. Вокруг в чудесных красках увядает сентябрь, и лишь вечная зелень хвойных деревьев гордо и несколько мрачно темнеет в вершинах. Внизу непрерывно шумит Эчч. Тишина, какая тишина! Не верится, что где-то недалеко идет война. Но герр Петер Штильц — артиллерист. Он больше не объезжает вверенные ему лесные участки, не проверяет своих сторожей. Все это теперь проделывает мальчик Руди. Рудольф Штильц — странная смесь итальянской смуглости фрау Дины и рыжеватости Петера Штильца. Это прекрасный парень. Он знакомит нас со всеми возвышенностями и с ревностью настоящего шовиниста уверяет, что их местность гораздо красивее настоящей Швейцарии. Ему пятнадцать лет, но он отнюдь не собирается воевать. Нет, как только папа вернется, Руди поедет в Триест и поступит в высшее техническое училище. Собака Хексл велика, как пони, и очаровательна, как ребенок. Такова семья Штильц.

Пансион, отдых, воспоминания, выздоровление… Ежедневно в сопровождении Хексла мы совершаем экскурсии в горы. Сначала только до Эчча, потом до молочной фермы, дальше — до самых сосен, а на восьмой день уже вооружаемся туристскими палками и забираемся далеко в горы. И когда наконец достигаем вершины одной из них, Элла поздравляет меня и подставляет щеку.

— Целуйте, вы заслужили. Ведь мы здесь всего восемь дней, а какие замечательные результаты.

Я целую Эллу. От ее волос струится запах лесов, кругом пьянящий чистый воздух. Я вдыхаю его полной грудью.

— Как тут красиво!

— Смотрите, смотрите, — закричала Элла, указывая направо, — видите ту вершину, Тибор? Это Мутлер, помните Мутлер? Там от меня, наконец, отстал тот, не помню, французский или бельгийский художник, который преследовал меня по пятам до самого Берна.