Матэ Залка - Добердо

Когда они выезжали, я стоял в дверях и долго смотрел им вслед. Эллу я нашел на балконе, откуда она тоже следила за уезжающими.

— Видите, Тибор, о вас не забыли.

— Да, война еще претендует на меня, — сказал я задумчиво.

— Ну, а вы как?

— Я на нее не претендую.

Элла засмеялась, но не могла скрыть своего волнения. Ее беспокоил всякий шорох, и она ни за что не соглашалась лечь в постель.

— Бедный бозенскнй врач, — сказал я ей вечером.

— Почему вы его жалеете?

— Он, бедняга, предписал, вам: никаких волнений, никакого напряжения, а вы — как натянутая струна.

Элла опустила голову и исподлобья посмотрела на меня.

— Письма жду, Тибор.

— Вы так влюблены?

— Ах, какой дуралей! Вы ничего не понимаете, Тибор. Как можно быть таким наивным?

Я знал, что она ждет письмо от Алексея, но разве мог я предполагать, что будет в этом письме? И оно пришло на следующий день после отъезда Керна. Элла как будто переродилась и сразу выздоровела. Она встала, приняла ванну, оделась, потом долго раскладывала свои вещи и, наконец, позвала меня.

— Он здесь, в Мартинсбрюкке, — сказала она с блестящими глазами.

— Кто?

— Читайте. — Элла протянула мне письмо. Оно было написано по-французски и шло из Берна четыре дня. Письмо было короткое и довольно холодное, всего несколько строк.

— «Дорогая Элла! Последнее время я был очень занят. Мы снова собрались с нашими друзьями в Циммервальде, под Берном, где мы бывали с вами».

— Не с друзьями, а с товарищами. Надо читать: товарищи, а не друзья.

— Разве не все равно?

— Нет, товарищ — это больше, чем друг. Ну, читайте дальше.

— «Мы обсудили тут несколько вопросов, касающихся сегодняшней ситуации».

Я остановился, посмотрел на Эллу и подумал: «Что они могли там обсуждать? Наивные люди! Они не знают, какая страшная сила — война».

— Продолжайте, продолжайте, — сказала Элла, закрыв глаза.

— Словом, в первую очередь дело, а потом личные вопросы, — заметил я иронически. — «Теперь я освободился и могу исполнить вашу просьбу. Через три дня после отправления этого письма я еду в Мартинсбрюкке и буду ждать вас и вашего брата в указанном месте. Привет. Алексей».

— Ну, теперь понимаете? — спросила Элла взволнованно.

— Понимаю, — тихо ответил я.

— Ну, и что скажете? Вот это и есть мой план, — быстро прибавила она.

— Значит, бегство?

— Бегство. Вы находите это невозможным?

— Нет, нет… но, знаете, так неожиданно, сразу…

Элла встала, подошла к окну и тихо, еле слышным голосом заговорила:

— Тибор, поймите меня. Эта мысль зародилась у меня, когда я получила известие о смерти Арнольда и вашем ранении. Арнольд погиб потому, что не смог побороть внутреннего хаоса и противоречий. Он не мог разгадать жуткую тайну войны — и погиб. Вы не случайно остались в живых. Вы вовремя начали сопротивляться — и за это награждены жизнью. Вы самый близкий и самый родной мне человек. Алексей — совсем другое, вы это поймете позже. Когда я получила письмо от Красного Креста, моей первой мыслью было: Тибора надо спасти, надо вырвать его оттуда, это моя обязанность. Алексею я ничего не сказала, но была уверена, что он одобрит мою мысль. Видите, он пишет: «Я буду ждать вас и вашего брата в указанном месте». Я всегда говорила о вас как о своем родственнике, и он, очевидно, думает, что вы мой двоюродный брат. Но это не важно, вы ведь для меня больше, чем двоюродный брат. Ну, понимаете меня?

Я понимал Эллу и, улыбаясь, смотрел в ее глаза, в эти дорогие, умные, чудесные глаза. Они уже не спрашивали, а смеялись и одобряли.

— И если бы Арнольд был жив, мы бы втроем?.. — спросил я, отвернувшись.

— Ну конечно, конечно! — воскликнула Элла.

Больше мы об этом не говорили. Целый день готовились, выбирали одежду, упаковывали остающиеся ненужные вещи в чемодан, навели порядок в своих комнатах, вложили в конверт нужную сумму за пансион за месяц вперед и несколько строк фрау Дине. Положили конверт в один из незапертых чемоданов и сели изучать карту. Посмотрев на нее, я улыбнулся. Ведь Мартинсбрюкке прекрасно видно отсюда, если подняться на ближайшую гору.

— Где он будет нас ждать?

— В трех километрах от границы, на швейцарской стороне, находится такое же лесничество, как и наше.

Я уже обо всем этом написала Алексею. С Мартинсбрюкке он спустится туда. Вы помните, я попросила недавно у фрау Дины ее пограничное удостоверение, с которым они имеют право свободно переходить на ту сторону, в гости к своим родственникам. Это удостоверение сослужит нам большую службу.

— Ого, Элла, полная романтика: бегство, фальшивые документы, свидание на опушке леса!.. Ну, а что скажет фрау Дина?

— Она получит свои документы обратно от своих родственников Бреготтов. Это все, дорогой мой, хорошо обдумано. Завтра утром мы двинемся.

— Двинемся.

Ночью я долго не мог уснуть, все ворочался, иногда тревожно прислушивался — и установил, что Элла тоже не спит и ходит взад и вперед по столовой. И вдруг мне стало стыдно: чего я беспокоюсь? Что случится, если я действительно убегу? Кому я изменю? Эрцгерцогу? Пусть он будет благодарен за то, что я спас его драгоценную жизнь. Армии? Будь она проклята! Своим друзьям? А есть ли у меня там друзья? Родителям? Эх, славные мои старики, вас мне жаль, но вы первые одобрите мой поступок. Родине, Венгрии? Какой? Ведь есть две Венгрии. Родная, удивительно красивая земля, белохатные села, тихие речки, чистые города, горы, холмы, пуста, [29] Пуста — степь. воспетая Петефи, жизнерадостные честные рабочие, славные крестьяне — это одна Венгрия. А другая — люди, предавшие и обманувшие народ, заведшие его в кровавую авантюру, люди, за низменные интересы которых страдают миллионы, люди, являющиеся самыми большими врагами народа. Это родина?

— Вон отсюда, вон! — счастливо шептал я, засыпая. Утром все идет своим порядком. Мы собираемся на прогулку в горы. Фрау Дина просит Эллу не ходить далеко, ведь фрейлейн еще очень слаба.

— Господин лейтенант в штатском! Как вам идет этот охотничий костюм! Честное слово, гораздо лучше, чем в военном.

Мы предупреждаем фрау Дину, чтобы она не волновалась, если к вечеру мы не вернемся. Мы берем с собой достаточное количество провизии, чтобы заночевать в горах. Расспрашиваем ее, как пройти к Хорнтальскому водопаду, находящемуся в двадцати километрах от лесничества. Фрау Дина дает подробные указания. Я записываю фамилии лесничих, которые нам встретятся по дороге. Все это, конечно, военная хитрость. Бедная фрау Дина буквально делает обыск в нашем ранце, находит, что необходимо прибавить сыру и масла, всовывает еще бутылку сливок и просит обязательно вернуться к вечеру.

— Хали-хо! Хали-хо!

Мы идем по направлению к лесопильному заводу. Дорога ведет на восток, в глубь Тироля, но после первого же поворота мы круто берем на запад, и вдруг, к нашему ужасу, нас догоняет с веселым лаем Хексл. Что такое? На балконе стоят фрау Дина и Руди и машут нам. Я смотрю на них в бинокль и докладываю Элле: