Леонид Хомутов - Штурманы

Не было в полку человека, который бы видел, как Вадов смеялся.

Как всегда в таких случаях, о нем ходили легенды. И все не в его пользу, одна хуже другой. Тем более, что он их никогда не опровергал, даже если и слышал… А может, и не слышал? Молодежь вроде бы его уважала, как старшего по возрасту, званию и должности. И в то же время… побаивалась. Да и как не забоишься командира «корабля смертников»?

С ним отказывались летать под любым предлогом. Попасть к нему в экипаж считалось несчастьем. А штурман его — жердеобразный Витя Полыгин, известный полковой балагур и зубоскал, прямо заявлял в кругу своих сверстников, понизив голос и заранее оглядевшись по сторонам, что «моя песенка спета и я приготовил себе загодя гроб».

Кажется, только командование относилось к Вадову с настоящим уважением, полным доверием и без предрассудков. И когда в полк пригнали два бомбардировщика нового типа, то Вадов один из первых его освоил.

Вылетели утром, когда было еще темно. Боевое задание — разведать в глубоком тылу противника крупный железнодорожный узел.

Линию фронта прошли «на потолке» самолета за облаками.

Ушаков был настолько поглощен расчетами и прокладкой пеленгов на карте, что если бы кто-нибудь крикнул: «Истребители!», — то ответил бы: «Не мешайте работать!»

Из-за облаков вывалились минут за десять до города. Шли, буквально прижимаясь к ним, по нижней кромке; так меньше заметно, да и в случае чего в любую секунду можно нырнуть в них…

Владимир на коленках в самом носу кабины «нюхал землю» — сличал карту с местностью.

Город стоял на окраине большущего лесного массива, тянувшегося с юга на север через весь лист карты.

Шли над лесом, но ни окраин его, ни города не было видно. Наконец левее показалось чистое поле. Довернули туда. Затем в морозной рассветной мгле проступило черное округлое пятно, похожее на воронье гнездо.

— Впереди цель! — закричал Владимир.

— Вижу, — неторопливо ответил Вадов. — Скроемся в облаках, а выскочим над узлом.

И потянул штурвал к груди.

— Давай! Засекаю время!

Минуты через три бомбардировщик снова вынырнул из облаков. И точно над железнодорожным узлом.

— Боевой!

— Есть боевой! — Вадов повел самолет, словно по нитке.

Казалось, фашисты не обнаружили самолет, а если и обнаружили, то не успеют сделать ни одного выстрела. Но в тот момент, когда замигала сигнальная лампочка фотоаппарата, вблизи вспух грязно-белый взрыв снаряда и осколками сыпанул по самолету. Треснуло остекление в носовой кабине. В лицо штурману больно хлестнула морозная струя воздуха. Запахло сгоревшей взрывчаткой. В уши ударил свист и вой. Ушакова толчком оторвало от прицела и прижало к стенке кабины.

В наушниках прозвучал сдавленный голос радиста:

— Товарищ командир! Правый горит!..

— Будем тушить, — спокойно отозвался Вадов.

Из-под капота мотора вырывались длинные черные струи дыма, а потом блеснули и желто-синие зубцы пламени.

«Прыгать! Скорей к люку!» — Ушаков бросился в лаз…

Командир рывком до предела отжал штурвал от себя и с нарастающей скоростью повел самолет к земле.

— Перекрой пожарный кран! — приказал он второму пилоту, дергая за рукоятку противопожарного устройства.

Пилот не шевельнулся.

— Ты что? — начал было Вадов, но осекся.

Его лицо, красное от натуги и возбуждения, потемнело, когда он увидел, что правая щека летчика залита кровью с серыми сгустками…

Земля приближалась. Командир перевел машину в горизонтальный полет. Было проделано множество горок, кренов, виражей, давно сработало противопожарное устройство, винт переведен во флюгер, а мотор выключен, но пламя по-прежнему не сбито…

Ушаков добрался до спасительного люка. Лицо обжег холод. Внизу озеро. «А успеет ли парашют?..» Он повернул голову: пилоты сидели на местах.

«Тянуть на одном моторе к своим — каждую секунду могут взорваться бензобаки, — мучительно думал Вадов. — Но тогда надо немедленно производить посадку. А где?»

Кругом, до самого горизонта, беспрерывно тянулся густой хвойный лес. Уже готов был отдать приказ: «Всем прыгать!», — когда услышал голос штурмана:

— Под нами озеро!

— Где? Где? — привстал командир.

Круглое, как блюдце, километра в три диаметром, оно было покрыто вроде бы тонким слоем снега. Местами на середине виднелись «окна» чистого льда, блестевшие стекляшками в лучах солнца, которое за минуту до этого робко выглянуло в разрыв облачности.

— Идем на посадку! — обрадовался Вадов. — Приготовить огнетушители! Стремянку!..

— Есть приготовить огнетушители! — откликнулся штурман.

Заметив пилота с разбитой головой, Владимир осел, ухватился за что-то. Он впервые видел убитого товарища…

Командир резко повернул штурвал. Сдвинулась земля, поползла вверх и в сторону. Закрыла небо, покачалась, выровнялась, уперлась в нос самолета.

Пламя лизало обшивку крыла, и она белела на глазах — сгорала краска. «Только не взорвись! Ну, погори еще чуточку!» — заклинал самолет штурман.

Вздыбленная и лохматая, закрыв горизонт, приближалась земля. Казалось, самолет стоит на месте, а она сама мчится навстречу. Деревья набегали на самолет стволами, вершинами и быстро скрывались под плоскостью. Им не было счету. Наконец, белым необъятным полем надвинулся лед. Озеро качнулось, ушло вниз. Откуда-то из-за головы скатилось небо, заняв обычное свое место спереди и сверху. Вспышками замелькали окна льда. Штурман поглядел на командира: как-то он посадит самолет?.. Тот был спокоен. Только пальцы его, сжимавшие штурвал, побелели да с волос на затылке на ворот мехового комбинезона стекали капли пота. На шее, под ухом, учащенно пульсировала темная жилка.

Вцепившись одной рукой в спинку сиденья, штурман в другой держал огнетушитель, веса которого не чувствовал. Время остановилось. Виделся взрыв — огромное пламя окутало самолет. Разлетаются горящие куски, с шипеньем врезаются в снег. Окутанные паром, катятся по льду. В неестественных позах в лужах маслянистой воды — обгоревшие тлеющие трупы.

— Командир, зачем гасить?..

— Гасить! — резко ответил Вадов.

— Но он же взорвется? И мы…

— Отставить разговоры!

— Спасем самолет — какая польза? Все равно уничтожать! Не оставлять же фашистам?..

— Молчать! И не вздумай бежать, когда посадим машину! Пристрелю!

Командир убрал газ. Мотор мягко, ворчливо зарокотал, потом захрапел, постреливая выхлопами газов.

Штурман нетерпеливо ждал неприятного провала самолета, толчка об лед. Он видел, как из-под колес брызнули струи снега, застучали по крыльям. Пробежав несколько сот метров, машина остановилась.

Вывалившись из кабины, командир разглядел в огне и клубах дыма на крыле только одного штурмана. Что-то стряслось с радистом.