Михель Гавен - Дорогая Альма

Чуть притормозив, бронетранспортер выкатил на летное поле и остановился прямо перед трапом. У трапа ждала Гертруда Вагнер.

— Госпожа оберштурмбаннфюрер! — увидев Маренн, она бросилась к ней. — Слава Богу, вы живы! Я так волновалась! Сначала места себе не находила. Но когда назначили вылет и сказали, что вы нашлись, цела и невредима, я успокоилась. На борту все штатно. Я следила за капельницами, делала уколы — все по расписанию, — доложила она. — Ухудшений нет. Состояние раненых стабильно тяжелое. Без изменений. К транспортировке пригодны все.

— Хорошо, Гертруда, спасибо. — Маренн с благодарностью обняла ее. — У меня к вам просьба.

— О смотрителе? — вспомнила Гертруда. — Я помню.

— Да, передайте ему, когда увидите, я совсем забыла в этой суете. — Маренн поморщилась. — Не самая важная информация, конечно. — Она намеренно сказала громче, чтобы обратили внимание не только Раух, который стоял рядом, но и Олендорф на броневике. И точно, он поднял голову. — Моя хорошая подруга Альма, Альма фон Блюхер, — уточнила она, — очень благодарна ему за советы по русскому фарфору. Они оказались очень полезны. Но она узнала, что усадьба находится в густом лесу, и просила передать, чтобы Иван обязательно соблюдал осторожность. Она сама живет в замке в Баварии, а вокруг — густой лес. Она очень хорошо знает, как быстро и легко заблудиться, попасть в ловушку. Так и передайте, пожалуйста, — добавила она, заметив, что Олендорф отвлекся, и понизила голос: — Альма просила передать, что в лесу очень легко попасть в ловушку. Дорогая Альма. Запомнили?

— Да, — кивнула Гертруда, быстро сообразив. — Запомнила. Так и скажу. Дорогая Альма просила передать…

— Госпожа оберштурмбаннфюрер, поднимаемся на борт! — прокричали из кабины пилота. — Готовность пять минут!

— Идем! Поднимайся! — подтолкнула она вперед Рауха. — Я — следом. Девочка моя, спасибо вам. — Она крепко снова обняла Гертруду и прижала ее к себе. — Еще раз повторю, берегите себя. На войне нет гарантий никому — ни солдатам, ни врачам, ни медсестрам. Все может закончиться быстро, в одно мгновение. Прошу вас, будьте осмотрительны.

— Вы тоже, — всхлипнула Гертрула. — Вам тоже спасибо. Вы знаете, за что.

— Фрейлейн Вагнер, сюда, на бронетранспортер, — прокричал Олендорф сквозь шум заработавших винтов. — Побыстрее. Иначе вас снесет с ног.

— Я провожу вас.

Маренн подвела Гертруду к броневику.

— Садитесь на мое место. Очень надеюсь на вас, штандартенфюрер, — сказала Олендорфу сторого, — что доставите благополучно.

Она поддержала Вагнер, пока та поднялась.

— Обещаю. — Олендорф наклонился к Маренн. — Фрау Сэтерлэнд, я тоже смею надеяться, что там, в Берлине… Если что-то. Ну, хотя бы промолчите? Все наши разногласия. Они не столь серьезны.

— Если не будете оспаривать мое решение о санатории — промолчу, — ответила она. — Но если снова начнутся разговоры о зачистке и исполнительных мерах, имейте в виду, я эту историю, как вы меня чуть не угробили, вынудив фотографироваться с пленным большевистским генералом, вспомню. Будьте уверены.

— Ничего оспаривать не буду, — быстро пообещал Олендорф. — Будет санаторий — точка. Решили. Я согласен.

— Хорошо, посмотрим, — кивнула Маренн. — Я буду следить.

И повернувшись, пошла на трап.

— Отъезжаем! Отъезжаем! — скомандовал штандартенфюрер. — Мотоциклисты, не тянем время.

— Это только Олендорф может выкатить на летное поле со всем эскортом, — сказал Раух, глядя в окно, когда Маренн села на кресло рядом. — Ну, всякий иной бы додумался, что мотоциклистов стоит оставить подальше. Или он и здесь боится, что на него нападут?

— Не знаю. — Маренн достала из кармана обрывок малиновой ветки и показала Рауху. — Ты говорил, не сохраню, — напомнила она. — Сохранила. Едет со мной.

— А кстати, что это за твоя подруга Альма? — спросил Раух, когда самолет начал разбег. — Я что-то такой не помню. Ирма Кох, Лиза Аккерман, Хелене Райч, фрау Марта. А кто такая Альма? Чей псевдоним? — пошутил он.

— Вовсе не псевдоним, настоящее имя, и совсем не подруги. — Маренн поморщилась. — Одной старой несносной склочницы. Старой баронессы фон Блюхер. Бабушки Анны фон Блюхер, бывшей подруги Отто. Она терпеть меня не может за то, что я отбила завидного жениха у ее внучки. Лично я никакой вины за собой не чувствую, так как не я это решала, не от меня зависело — пусть к нему предъявляют претензии. Но ее действительно зовут Альма. Точнее, Альмина. Но Отто называет ее старой Альмой. Она действительно живет в замке в Баварии, вокруг нее — глухой лес. И оттуда она распространяет слухи, что я — колдунья. Просто никакой другой Альмы мне не вспомнилось, чтобы сказать о ней Гертруде и чтобы это выглядело правдоподобно. Ведь я понимала, что Олендорф услышит наш разговор. А так Альма фон Блюхер, живет в Баварии, в лесу. И кстати, многие знают, что она коллекционирует фарфор. Саксонский и русский, императорского завода в Санкт-Петербурге. Ну а какие у нас отношения — его не касается. И никого не касается. Может быть, мы сегодня ругаемся, а завтра дружим. Так часто бывает.

Самолет оторвался от земли и набирал высоту.

— Отодвинься слегка, — попросила Маренн и наклонилась к окну.

Внизу бескрайним зеленым морем простиралась Брама. Розоватый шар солнца садился за горизонт, бросая в изумрудную чащу яркие фиолетовые блики, и она словно искрилась.

— Красиво, — произнесла Маренн. — Какое величественное пространство. Аж дух захватывает. Как ты думаешь, Иван уже добрался на остров? — спросила она, обернувшись к Рауху. — Он сообразит, о чем я хочу его предупредить, когда Гертруда передаст ему послание?

— Конечно, сообразит, — уверенно ответил Раух. — По-моему, ты выразилась предельно ясно. А Вагнер передаст, как только он появится в усадьбе. Она — исполнительная, и к тебе она привязалась. Да, думаю, они уже ушли на остров. Или вот сейчас как раз переправляются. Олендорф снял оцепление, как только мы уехали. Больше всего он заботится о себе, чтобы с ним ничего не случилось. — Раух усмехнулся. — Чтобы его не обстреляли, он никуда не провалился, не приведи господь. Все остальные могут падать в пропась, нарываться на большевиков — это его тревожит только тогда, когда угрожает его собственной карьере. Вот с тобой, например, пришлось оправдываться лично перед рейхсфюрером — это очень тревожно. Как бы не обернулось против. А если бы я один завалился в этот карьер, без тебя, за меня рейхсфюрер не стал бы ходатайствовать и Олендорф бы не почесался.

Самолет поднялся еще выше — Брама исчезла. В иллюминаторе плыли только подсвеченные розоватым светом облака. Маренн откинулась на спинку кресла, закрыв глаза от усталости.

— Вот он сейчас заерзал на бронетранспортере, мол, там, в Берлине, не очень-то жалуйтесь, — продолжил Раух с иронией. — На все согласен. Он же понимает, что будет разбирательство, попросят написать отчет, могут и наказать хорошенько. Вот и заныл. Всю спесь с него как рукой сняло.