Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Кто бы в данный момент ни управлял «Хейнкелем», новичком он явно не был. Работая штурвалом и педалями, этот парень бросал самолет то влево, то вправо. То набирал высоту, то стремительно ее терял.

Но и Даль был опытным воздушным бойцом. Снова поймав силуэт в перекрестье, он надавил на гашетку.

Пушки молчали. В лентах не осталось ни одного снаряда.

– М-м-м… – простонал Вальтер.

Теперь он реально пожалел о том, что, выполняя разведывательный полет, позарился на беззащитный транспортный самолет с красными звездами на киле. Он припомнил, как гонял его по-над рекой, как пугал его экипаж короткими очередями. И как в конце концов заставил плюхнуться «пузом» в чистом поле, а потом расстреливал разбегавшихся в разные стороны людей. Вот тогда он и истратил почти весь боезапас.

Глянув на топливомер, Вальтер оценил остаток топлива в баках. Через пару минут нужно поворачивать на свой аэродром. Иначе и ему придется подбирать с воздуха площадку и плюхаться «брюхом» в грязную февральскую жижу.

– Пара минут, – прошептал он. – Пара минут…

В нескольких километрах находилась линия фронта, повторно пересекать которую немецкий ас не собирался, так как это противоречило основной боевой задаче по выполнению воздушной разведки. Он собрал кое-какую информацию по передвижению советских войск в Померании, и эту информацию следовало поскорее доставить в штаб. Поэтому и решение нужно было принимать быстро.

В воздушных боях над Западной Европой Даль проявил себя мужественным и отчаянно смелым бойцом. В частности, 13 сентября 1944 года он уничтожил тараном американский бомбардировщик «B-17». Сейчас можно было попытаться повторить этот подвиг, но… Вальтер почему-то медлил.

«В 44-м еще оставалась надежда на победу. Еще теплился смысл приносить себя в жертву ради фюрера, ради победы рейха и будущего великой Германии, – размышлял он, удерживая свой истребитель на безопасном расстоянии от „Хейнкеля“. – А сейчас от нашего героизма нет никакого проку. Как нет смысла и в продолжении проигранной войны. Скоро не будет ни фюрера, ни рейха, ни великой Германии…»

Оба самолета пересекали линию фронта – под крыльями лежала изрытая войной земля. Пожарища, черные дымы, воронки от разрывов снарядов и мин… Решиться на таран здесь мог только умалишенный. Во-первых, таран – все равно что рулетка в казино. Ты кромсаешь винтом истребителя самолет врага и не знаешь: выживешь ли сам. Во-вторых, даже если повезет и ты сумеешь выброситься с парашютом, то внизу тебя ожидает очередная рулетка. Попал к своим – выиграл. К неприятелю – проиграл.

13 июля 1944 года он выиграл дважды: в момент тарана потерял воздушный винт, но удачно выбрался из кабины разваливавшегося самолета и вовремя раскрыл купол парашюта. А через час уже сидел в штабе немецкого пехотного полка за беседой с его командиром и наслаждался горячим кофе. Вальтер Даль уважал холодный расчет и презирал горячий азарт. Потому всегда действовал по принципу: сорвал хороший куш – не испытывай судьбу и больше не играй.

Окончательно из задумчивости его вывели первые разрывы зенитных снарядов.

– Линия фронта, – глянул он вниз. – Пора сматываться…

Заложив крутой вираж, «Фокке-Вульф» развернулся на сто восемьдесят градусов и исчез в северо-западном направлении.

О том, что линия фронта осталась позади и «Хейнкель» летел над занятой советскими войсками территорией, Девятаев с товарищами догадались по нескольким важным признакам.

Во-первых, по дорогам тянулись бесконечные вереницы автомобилей и танков, обозы, пехотные подразделения.

Во-вторых, при виде немецкого бомбардировщика пехотинцы тотчас разбегались, прячась по кюветам и приямкам.

Наконец, в-третьих, по «Хейнкелю» регулярно отрабатывали наши зенитные орудия, отчего со всех сторон мельтешили яркие вспышки, а самолет сильно трясло и швыряло.

Величайшая радость с ликованием пилота и пассажиров сменились страхом, опасением погибнуть от рук своих же. И, словно подтверждая эти опасения, через несколько секунд один из снарядов разорвался рядом с правым бортом. По фюзеляжу застучали осколки.

Девятаев с трудом выровнял накренившийся самолет.

– Мишка, у нас раненые! – гаркнул кто-то из бомбового отсека.

Качнув головой, тот поглядел в правое остекление кабины.

Мотор, под которым разорвался снаряд, дымил; основание крыла было изуродовано осколками. Стойка основного правого шасси с изодранным в клочья колесом свободно болталась под неровными порывами набегавшего воздушного потока.

В кабину протиснулся Кривоногов.

– Двое легко ранены, – доложил он. – Надо бы, Миша, садиться от греха. А то, не ровен час, долбанут в бензобаки, и вспыхнем, как новогодняя елка.

– Мы уже, Ваня, – кивнул Девятаев в сторону правого мотора.

Из-под капотов моторного отсека вырывались языки пламени.

Выбранное для посадки поле сверху казалось ровным и вытянутым. Однако, снижаясь и подходя к нему ближе, Михаил обнаруживал одну неровность за другой. Где-то поблескивали лужи, где-то виднелись бугры и островки снега. К тому же размеры поля оказались для тяжелого бомбардировщика недостаточными.

И это были не все сложности, с которыми столкнулся летчик перед посадкой. Главным препятствием для благополучного приземления была левая стойка шасси. Она при обстреле самолета не пострадала и по-прежнему торчала из мотогондолы левого мотора.

«Сломать! – твердо решил про себя Михаил. – Сломать, иначе колесо увязнет в размокшем грунте, самолет скапотирует, рухнет и убьет половину людей».

У него не было ни времени, ни возможности определять направление ветра и строить заход по всем правилам. Правый мотор горел и дымил все сильнее, мощности одного левого для полноценного полета не хватало. Он выпустил закрылки, выполнил плавный разворот со снижением и с ходу зашел на посадку на выбранное поле.

– Держитесь! Посадка будет жесткой! – крикнул Девятаев в бомбовый отсек.

Понимая ответственность момента, товарищи притихли.

Высота тридцать.

Двадцать.

Десять.

Выравнивание. Штурвал плавно на себя.

Перед самым касанием Михаил резко дал вперед левую ногу.

Нос послушно повернулся влево, и самолет коснулся земли с ощутимым скольжением. Как и ожидалось, «нога» от такого грубого приземления подломилась. Винт работающего мотора зацепил грунт, по телу «Хейнкеля» пронеслась мелкая дрожь.

Грохот. Треск.

Самолет ударился о землю брюхом и мотогондолами, подпрыгнул и снова ударился о землю. Успокоившись, заскользил с разворотом по грязи.

И наконец, замер.

Где-то в районе пилотской кабины угас тонкий гул электрического двигателя, и повисла непривычная тишина. Воздух наполнился гарью.