Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Сбитый с толку подполковник успокоился, полистал удостоверение личности и, не найдя в нем какого-либо подтверждения принадлежности к соединению Покрышкина, пожал плечами…

С документами у Девятаева было все в порядке – ни одного упоминания, ни одной записи о принадлежности к дивизии Покрышкина внести туда не успели. По документам он все еще числился пилотом санитарной авиации.

– Возможно, на этот участок фронта русские перекинули неизвестную нам воинскую часть, тоже летающую на американских истребителях, – проворчал подполковник. – Что ж, мы проверим. Если ты соврал – тебя ждет расстрел. Какие задачи выполняла твоя часть за последний месяц?

– Я всего лишь младший офицер – откуда мне знать о задачах полка? – сказал Михаил. – Приказывают лететь по определенному маршруту – я выполняю.

– Да, но вы значитесь летчиком санитарной авиации на самолете «У-2». Почему вы были сбиты на истребителе?

– В военном училище я прошел полную подготовку и могу летать на любых самолетах. Чаще приходилось выполнять санитарные задания на «У-2».

Подполковник смерил пленного презрительным взглядом и потянулся за сигаретами…

Допрос продлился около часа. Немецкий офицер задавал вопросы. Ответов он либо не получал, либо Девятаев отвечал таким образом, что суть дела оставалась «за кадром». В результате, дважды обозвав советского летчика «дураком», подполковник распорядился закончить допрос и передать военнопленного сотрудникам военной разведки.

От Вандышева с Кравцовым немецкий подполковник также ничего не добился, и вскоре их всех троих перебросили на транспортном самолете в глубь Германии, где разместили в одном из сортировочных лагерей.

Лагерь был необычным. Его сотрудники обходились с пленными вполне гуманно: вернули ордена, разрешали ходить в военной форме, обходились без криков и побоев. На допросах каждому пленному обещали свободу и сытную жизнь, если тот перейдет на сторону рейха.

Однако желающих стать изменником Родины находилось немного, и постепенно отношение немецкого персонала изменилось в худшую сторону.

Вандышева и Кравцова не покидала мысль совершить побег из немецкого плена. Мечтал об этом и Девятаев, однако пока составить им компанию он не мог: физическое состояние не позволяло на равных с товарищами выдерживать большие нагрузки. И действительно: из-за болей в колене Михаил передвигался с палкой, рука болталась на перевязи, а обожженное лицо покрывала корка запекшейся крови.

В один из вечеров к нему подсел Вандышев.

– Мы хотим рискнуть сегодня ночью, – тихо сказал он. – Вокруг лагеря лес, охрана слабая. В общем, все условия для побега.

– А «колючка»? – спросил Девятаев. – Я слышал, что лагерь окружен забором из колючей проволоки.

Майор кивнул:

– Есть ограда из «колючки» – она спрятана глубже в лесу. Думаю, мы сумеем ее преодолеть. Ты с нами?

Михаил тяжело вздохнул и покосился на лежавшую рядом палку.

– Нет, мужики, в таком виде я стану для вас обузой. Бегите без меня, а я чуть позже – как только полностью оклемаюсь…

Ночью майор Вандышев и лейтенант Кравцов незаметно выскользнули из барака. Лежа на грубых деревянных нарах, Девятаев видел их тени. Мысленно пожелав друзьям удачи, он долго ворочался и не мог заснуть, представляя, как они перемахнули через ограду и с каждой минутой все дальше уходят от лагеря.

Он до крови кусал губы и жалел, что не смог уйти с ними. А под утро вдруг заметил, что беглецы вернулись.

Сбежать из лагеря оказалось не так-то просто. Добравшись до леса, майор с лейтенантом наткнулись на забор, за которым была долгожданная свобода. Выждав несколько минут, они уже готовились его преодолеть, как вдруг с внешней стороны показался патруль с двумя злобными овчарками. Спустя некоторое время за первым патрулем проследовал второй, потом третий.

Это был опасный сигнал. Оказывается, лагерь серьезно охранялся, а мнимая лояльность персонала являлась всего лишь обманом.

Посовещавшись, Вандышев с Кравцовым решили вернуться в барак и более тщательно проработать план побега. А к следующей попытке, возможно, присоединился бы и Михаил.

Западная Померания

8 февраля 1945 года

Пролетев около четырехсот километров, «Хейнкель» с витиеватым вензелем на фюзеляже был сбит огнем советской зенитной артиллерии и произвел вынужденную посадку, едва перевалив за линию фронта.

Относительно ровное поле, на котором застыл темный силуэт немецкого бомбардировщика, находилось в расположении 61-й армии. Данное оперативное общевойсковое формирование входило в состав 1-го Белорусского фронта и под командованием генерал-полковника Белова вело активные боевые действия в Варшавско-Познанской операции.

Слабые и истощенные беглецы в полосатых робах пока об этом не догадывались. Покинув через квадратный люк разбитый самолет, они совещались возле его крыла, как быть дальше.

Парадоксальность ситуации заключалась в том, что у четверых заключенных, составлявших костяк группы, имелся детально проработанный план побега с острова Узедом. В нем было продумано все до самых незначительных мелочей. А вот что делать после приземления в расположении советских войск никто из них толком не знал. То ли до конца не верилось в удачный исход рискованной затеи, то ли каждый из них полагал, что все невзгоды и ужасы разом закончатся, едва они окажутся у своих.

И вот теперь бывшие узники лагеря Карлсхаген топтались возле самолета и не знали, что делать…

– Братцы, а вдруг мы не дотянули до наших? – предположил Федя Адамов.

– Да как же не дотянули?! Как не дотянули?! – ища поддержки у других, с жаром возражал Кривоногов. – Мы же все видели обозы и колонны танков! Я сам видел наши «тридцатьчетверки» и даже пытался их сосчитать!

– Вроде перемахнули, – неуверенно подтвердил Петя Кутергин.

– Танки видел, – кивнул Трофим Сердюков. – А вот звезд на башнях не разглядел. Так что всяко может быть…

От греха решили переместиться в ближайший лесочек, что чернел в трехстах метрах к юго-востоку. Где-то в той стороне перед самой посадкой Миша Емец вроде бы заметил небольшую деревушку.

Вооружившись винтовкой убитого аэродромного охранника (другого оружия на борту самолета не было), группа бывших военнопленных двинулась к лесу. Однако по размокшей грязи прошли всего сотню шагов.

– Стоп, братцы! – крикнул приотставший Соколов. – Не дойдем, ей-богу! Сил никаких нет…

Рядом с ним тащился ослабленный побоями Девятаев. Сил и вправду ни у кого не было. Долгая жизнь впроголодь в концлагере не могла не сказаться на их физическом состоянии. Сегодня на совершение побега эти люди, мобилизовавшись, потратили последние силы. А когда пришло осознание того, что главное испытание осталось позади, силы окончательно покинули их.