Виктор Литовкин - Удержать высоту

— Куда ранен капитан? — тихо спросил он у сержанта.

— Ногу оторвало чуть повыше колена. И крови много потерял. Не знаю, успеем ли до санбата донести.

Петр сжал кулаки. Если правду говорят, что человек может предчувствовать то, что с ним произойдет, то Бондарев точно чувствовал это. Вот почему был таким раздраженным, задиристым. Но и им наступающая ночь ничего хорошего не сулит, однако никакой горечи на душе нет. А может, это все от характера, темперамента зависит? Только вот думать над этим вопросом было некогда.

— Надо, чтобы донесли комбата, обязательно, — сурово вымолвил Шутов. — Раненых — тоже в тыл. А орудия, снаряды сюда, — указал он на окраину погоста. — И быстрее. Отходить нам приказа никто не давал.

— Есть, — повеселел сержант. Круто развернувшись, побежал вместе со своим напарником на огневую.

— Как со связью, Кравцов? — взглянул старший лейтенант на радиста.

— «Сосна» слышит нас.

— Отлично. Передайте ей: атака продолжается. Осколочно-фугасными… Зарядить!

Сержант с запорожскими усами привел с собой десятка полтора солдат. Многие из них были легко ранены: бинты белели у кого на руке или ноге, у кого на голове, но все они бодро двигались, делали свое обычное артиллерийское дело: прикатили пушку, развернули ее в указанное место, рядом поставили три ящика со снарядами. Раскрыли их, начали протирать тряпками.

«Восемь выстрелов, — подсчитал Петр. — Это уже кое-что». Какие-то теплые чувства к незнакомым артиллеристам охватили его. Ранены, а не ушли в тыл, хотя уйти имели полное право. Нельзя не положиться на таких людей в предстоящем бою. А вслух он произнес:

— Всем зарядить карабины. Примкнуть штыки. Снарядить гранаты. Быть готовыми к рукопашной.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на расстоянии прямого выстрела появились фашистские танки. Вечерний туман, стелившийся по луговине, скрывал их гусеницы. И они катились медленно, развернутым строем, как на параде. И вновь между ними семенили, шагая в полный рост, с оружием наперевес, автоматчики. Молча. Без пальбы. Будто были бессмертны.

— Участок 101-й, — скомандовал Петр. — Залпом!.. Огонь! Бей по центральному, — крикнул он сержанту, — на предельной.

Грохнуло шесть разрывов, разбросав по земле фашистов, заставив танки расползтись пошире по лугу, начать стрельбу по погосту. А дивизионка, выпустив снаряд, послала его много выше атакующих. Еще выстрел. И опять мимо. «Сбит прицел», — понял Петр.

Гитлеровцы поднялись на ноги и побежали вперед, густо заполнив пространство между машинами, как саранча.

— Прицел меньше два, — прохрипел Шутов связисту. — Залпом… Огонь!

Кравцов передал его команду на огневую. Но выстрелов все не было. Хлопнул пушечный. И вновь мимо цели. А фашисты начали стрелять все точнее и точнее, разрывы их снарядов ложились совсем рядом с НП. Засекли.

— Где залп, Кравцов? — зашумел Петр на радиста.

Глаза солдата испуганно забегали:

— «Сосна» просит уточнить координаты: остался один залп. Последний.

«Последний!» — словно обожгло Петра. Этого следовало ожидать. Меньше боекомплекта на орудие приходилось уже тогда, когда они занимали оборону у Славитина. Но почему же так быстро, до обидного быстро кончились снаряды? Вспомнился на мгновение Смольный, слова: «Желаем Вам и в дальнейшем удерживать набранную высоту».

Нет, не получается у него удержать высоту.

Подбежал усатый сержант:

— Снарядов больше нет, товарищ старший лейтенант.

Шутов понимающе кивнул.

— Вытаскивайте затвор, — негромко произнес он, — и засыпьте в какой-нибудь воронке. Всех, кто может держать оружие, — ко мне, остальных — немедленно в тыл. — Кравцов, — строго взглянул он на радиста. — Передайте на батарею: стрелять по НП.

— Как по НП? — не понял Кравцов, и голос у него даже сел от испуга.

— Да, да, — еще тверже повторил офицер. — «Огонь!» я скомандую дополнительно.

Он расстегнул кобуру. Положил на бруствер гранаты. Первые фашистские танки уже прошли горловину поймы, мимо догорающих машин и начали взбираться на взгорок погоста. Петру хорошо были видны черные гусеницы с намотанной на них мокрой травой, комья земли, разлетающиеся в стороны. Латки на броне. Темные пятна смотровых щелей. Вонючий запах сгоревшего бензина забивался в ноздри.

А за первой линией пехоты и танков, чуть позади, катилась вторая, третья. Через весь луг, до самого леса. Будто гитлеровцы решили бросить на славитинское кладбище целый танковый полк.

— Ну, давай, сволочь, давай, — выбрал для себя старший лейтенант здоровенного ефрейтора, что бежал, пугливо прижимаясь к переднему катку головного танка, — поближе. Ну, ближе…

До их НП оставалось не больше десятка метров. Шутов уперся ногой в стенку окопа, чтобы удобнее было выскочить из него, повернул голову к усатому сержанту, залегшему со своими артиллеристами рядом с ним.

— За мной, за Родину, вперед! — громко скомандовал Петр. И, уже не оборачиваясь, спиной почувствовав, как приподнялись для броска, рванулись за ним солдаты, крикнул Кравцову:

— Огонь! Огонь!

Он не слышал залпа. Выстрелил в упор в «своего» ефрейтора и тут же упал в ноги бегущему следом за ним солдату, повалил его на траву, выбив каской из рук автомат, и со всей силой саданул тому гранатой по лицу. Немец дернулся, захрипел, забулькал кровью, но выстрел из пистолета заставил его затихнуть. А старший лейтенант уже скатился на спину, выбирая себе следующего противника и тут, похолодев, увидел наведенный на него автоматный ствол.

Выстрела не последовало. Над ним вдруг раскололось небо, и несколько молний, ослепительно белых, брызжущих огнем и невиданным светом, распороли вечерние сумерки и со страшным воем вонзились в землю, затопив ее оглушающим громом красно-рыжего пожара. «Так вот она какая бывает, смерть!» — без страха подумал Шутов и тут же с удивлением почувствовал, что все еще жив. Цел. И даже не ранен.

Рванулся в сторону, двинул замешкавшегося гитлеровца в пах сапогом и, увернувшись от падающего на него тела, чуть было не угодил под гусеницы разворачивающегося на месте танка. А небо опять раскололось грохотом ослепительных молний, вновь стало светло, как в полдень, на солнцепеке, и грохот разрывов, скрежет металла и свист осколков задрожали в его ушах, оглушая, разрывая воем перепонки.

Огненные стрелы не виданных никогда, испепеляющих все вокруг снарядов рвались во второй и третьей линии фашистской атаки, выворачивая наизнанку землю, раскалывая, словно колуном, остальные коробки танков. Гаубичный залп встал стеной перед первой. Но вражеские автоматчики, едва вступив врукопашную с горсткой отчаявшихся храбрецов, вдруг разом забыли о наступлении, растеряли всю свою спесь, невозмутимость и самоуверенность, испуганно замельтешили, сбились в кучки под прикрытие своей брони, но тут же, видимо оставив последнюю надежду, заверещали, завопили о чем-то и бросились в стороны, стремясь во что бы то ни стало выскочить, выбраться из этого пожирающего все и вся смертельного ада.