Николай Асанов - Катастрофа отменяется

Распорядившись, Малышев пошел в темноту. Следом двинулись сигнальщики, члены комиссии, вооруженные инструментом саперы, а за ними подалась и вся толпа кетменчи, ожидавшая на площади.

Легкий на ногу Карцев догнал Малышева на самой окраине плато. Солдаты, врассыпную поспевавшие за ним, несли охапки сигнальных флажков. Приноровившись к походке командира, Карцев спросил:

— Что решили?

— Будем прокладывать канал направленным взрывом. Длина — тысяча девятьсот метров. От завала минные галереи пробиваем мы, ниже встанут колхозники. Но к каждой бригаде надо прикрепить одного-двух минеров. По всей трассе протяните телефонную связь. Один аппарат установите в райкоме партии, один — в штабной палатке, один — в моей. Сейчас разметим шурфы и начнем.

В это время в спины им ударил свет прожекторов. Все ущелье словно вспыхнуло.

Офицеры оглянулись. В русле реки засверкали озерца, в них серебряными ножами запрыгала вспугнутая светом рыба, и ребятишки, пораженные этим светом среди ночи, с визгом бросились к сверкающим озерцам, полезли в воду в штанах и халатах, выхватывали мгновенно гаснущие без воды серебряные клинки форелей. А взрослые, деловито засучив штаны выше колен, с поднятыми на плечи желобчатыми лопатами и кетменями, переходили эти озерца вброд или обходили по камням, и все это напоминало внезапную атаку на поле боя.

— Поторопимся! — приказал Малышев и ускорил шаг.

Он начал разметку с головной части канала, там, где плечо к плечу сошлись горы и завал. Едва сигнальщик воткнул первый флажок, кирки и лопаты звякнули по камню — солдаты начали расчистку первой минной галереи. Малышев и Карцев пошли вниз по плато, ставя все новые флажки. За ними нарастал грохот сбрасываемых камней. Солдаты откатывали валуны и тяжелые глыбы, оставшиеся на плато с тех незапамятных времен, когда тут были еще ледники и от горы до горы, через все ущелье, текли молодые реки земли, разрушая камень и превращая его в плодородную почву. Река не раз меняла потом свое русло, откатываясь то к правому, то к левому берегу, и Малышев, намечая место для очередного шурфа, невольно прикидывал, какая трудная работа ждет солдат и добровольцев-колхозников.

Но вот последняя группа солдат осталась за его спиной, и там уже загремел металл о металл и о камни. Теперь вслед за Малышевым и Уразовым шли колхозники. Группы добровольцев останавливались у новых отметок, только здесь распоряжались не взводные, а белобородые старики, которым, как вначале показалось Малышеву, и по ровному-то месту ходить уже трудно. Однако они тихой немногословной толпой все шли и шли вслед за Малышевым, роняли редкие слова. От огромной толпы добровольцев отделялись небольшие группки людей, и вот уже и здесь зазвенело железо, ударяясь о камень, заскрипела неподатливая слежавшаяся глина, загремели ломы, появились доски и колья для крепления шурфов.

У последнего шурфа над самым обрывом речного берега Малышев остановился и оглянулся назад. На всем освещенном поле вскипала и словно бы бугрилась земля, осыпаясь мелкими фонтанами, некоторые группы солдат вгрызлись в нее уже по голову и теперь прилаживали воротки для выемки земли мешками и ведрами. Молодые солдаты действовали сноровисто и ловко, недаром же Малышев обучал их почти целый год. И он был рад, когда услышал, как заговорили меж собой старики, цокая языком, часто повторяя восхищенное: «Вах! Вах!»

Не хотели отстать от солдат и добровольцы. Их было больше, чем солдат, и Малышев заметил, что на некоторых шурфах люди сменяли друг друга через десять — пятнадцать минут. Так — это Малышев знал — добровольцы обычно работали на рытье каналов в степях, с полной отдачей, а затем отступали на шаг-два, и их место занимали другие, чтобы начатая работа продолжалась беспрерывно, пока не будет окончена, а уж потом будут и отдых, и праздник, и веселая похвальба своими подвигами.

Уразов, неотступно следовавший за Малышевым и отмечавший шурфы на своем плане, поглядев, с каким усердием трудятся люди, спросил:

— Неужели мы не предотвратим катастрофу? С такими-то людьми? Как вы считаете, капитан, когда можно будет произвести взрыв?

— Если взять обычные нормы труда землекопов, то на рытье таких шурфов и закладку взрывчатки потребовалось бы десять дней. Но эти люди знают, что значит в наших условиях лишний день. Я думаю, что через пять-шесть дней мы заложим взрывчатку.

— Это было бы подлинным чудом!

— Это и будет чудо! — суховато сказал Малышев.

Малышев пригласил Уразова и Адылова к себе поужинать.

В просторной офицерской палатке стояли три походные койки, под брезентовым потолком светила электрическая лампочка, на алюминиевом столе, накрытом белоснежной скатертью, были расставлены приборы, — одним словом, Севостьянов постарался, даже флягу со спиртом не забыл выставить на видное место, а вокруг нее, как выводок цыплят, серебряные лафитнички, подаренные когда-то Малышеву ко дню свадьбы.

Гости вышли за палатку, где к колышку был подвешен умывальник, а рядом — полотенце. Все они сегодня почти ничего не ели, только пили зеленый чай, да и не до еды было. И когда они снова вернулись в палатку, Малышев увидел их неожиданно совсем другими — веселыми, улыбчивыми.

Адылов намекнул было, что лучше бы пойти в райком, но капитан указал на стоящие рядком полевые телефоны:

— Дежурный по штабу уже знает, где вас искать.

Уху и рыбу подали в металлических тарелках — капитан объяснил, что фарфоровые сервизы пока не взяты на вооружение из-за хрупкости, — шутке посмеялись, тем более что все было отменно вкусно. И разведенный спирт, оказавшийся во фляге, был приятен после этого тяжелого дня, да и прохладнее стало к ночи, а это тоже прибавило бодрости.

Когда первый голод был утолен и Севостьянов налил чай в пиалы, Малышев спросил:

— Как это произошло?

Адылов выпрямился, черные глаза его уставились в одну точку, кожа на скулах затвердела. Уразов тоже ожидал рассказа — днем было некогда говорить о переживаниях и свидетельствах очевидцев.

Адылов решил пойти с женой в кино на дневной сеанс. До начала сеанса оставалось десять минут. Жена разговаривала, с учительницами — они ее подруги, им всегда есть о чем поговорить. Адылов стоял рядом с ними и смотрел в сторону восточного перевала, надеясь увидеть машину начальника милиции Фаизова, который должен был еще утром вернуться со следствия из кишлака Ташбай.

С площади далеко на восток проглядывается все ущелье за горой Темирхан, по имени которой назван и кишлак. Гора эта, похожая на верблюда с двумя горбами, нависает одним горбом над ущельем и рекой. В это время ему показалось, что передний горб горы покачнулся.