Владимир Шатов - Ни шагу назад!

После взрыва он поднял голову и моргал, очевидно, поражённый тем, что он на земле среди живых. Затем гигант поднял руки, сдаваясь в плен.

- Испугался большевицкий выродок! - С автоматом ППШ в одной руке Фом умело обыскал карманы пленного. В следующий момент, произошло нечто невероятное. Пленный схватил его за гимнастёрку и отвесил звонкую пощёчину.

- Сволочь! – он брезгливо посмотрел на человека, говорившего на русском языке, но одетого в немецкую форму. – Русский, а служишь фашистам…

Фом даже разинул рот от удивления, а славянин снова поднял руку. Фом импульсивно дал по нему длинную, продолжительную очередь в упор, и массивная фигура рухнула, как пустой мешок.

- Я не русский, - зло проговорил он. – Я казак!

Наступившая ночь охладила соперников, люди просто попадали в изнеможении там, где их застала темнота и заснули. Утром небо очистилось, и солнце ярко освещало землю, от которой поднимался плотный туман. Потом кто-то заметил вдалеке русский пулемёт, который так сильно досаждал им накануне.

- Не стрелять, - приказал лейтенант Штрауб. - Мы выполним эту работёнку без кровопролития.

С зачехлённым автоматом Штрауб пошёл, как на прогулке, к русским позициям. Все замерли в недоумении.

- Чистейшее безумие! – произнёс Пилле. – Наш лейтенант сошёл с ума…

Но Штрауб, очевидно, знал, что делал. И хотя все ясно видели каски, двигавшиеся в укрытии, вражеский пулемёт молчал.

- Думаю, что русские не могут понять, что он собирается делать. – Заметил Иоганн, с удивлением вглядываясь в спину командира.

Затем Штрауб что-то им крикнул. Это прозвучало как дружественное приветствие. Он громко повторял его, а сам подходил всё ближе. Весьма нерешительно один из красноармейцев встал и поднял руки. За ним это сделал другой, а потом и третий.

- Мы сдаёмся, - крикнул черноволосый крепыш, азиатского вида. – Мы больше не хотим воевать за Советы!

Штрауб вернулся с невозмутимым видом человека, пришедшего с утренней прогулки.

- Идите и возьмите их оружие, - произнёс он буднично. – Хватит напрасных жертв.

Старый фельдфебель задумчиво потрогал пальцами подбородок.

- Господи Иисусе! Вы действительно мужественный человек!

Сопротивление бойцов Красной Армии было сломлено повсеместно. Рота Иоганна беспрепятственно заняла позиции противника и продвинулась примерно на километр. Солдаты вытаскивали из окопов, оставшихся в живых солдат, и сгоняли их в импровизированный лагерь для пленных.

- Посмотри, как сражаются некоторые русские. – Сказал Иоганн товарищу. – Из целой роты остались в живых только двое.

- И то один раненый, другой контуженный.

Они знаками показали пожилому, полностью седому солдату следовать за ними. Тот взвалил на себя своего раненого сослуживца и побрёл вслед за ними. У раненого была безобразная рана в шею, а изодранная гимнастёрка говорила о том, что он к тому же ранен в грудь. Смертельно бледное лицо под великоватой для него каской обильно забрызгано кровью. Этот человек попросил Францла пристрелить его.

- Я не жить, - сказал он на ломаном немецком. - Я капут…

- Зачем ты так говоришь? – одёрнул его горбоносый товарищ.

- Не жить мне Григорий…

Он согнулся пополам от слабости, указывая на свои раны. Но Францл только покачал головой, как качает головой взрослый, когда ребёнок просит что-нибудь из того, что ему не разрешено.

- Нет, - ответил он. – Я не могу этого сделать. Я не палач.

Пилле показал русским, что они могут сесть. Раненый теперь пытался уговорить Иоганна прикончить его. Все ещё что-то бормоча, он снял каску. Иоганн невольно засмотрелся на него; он выглядел почти как Вилли, только старше. Те же короткие золотисто-каштановые волосы, те же тонкие, почти девичьи, черты лица и такая же манера говорить.

- Наверное, он не имеет понятия, почему должен быть застрелен, и столь же ненавидит это бессмысленное массовое убийство людьми друг друга. – Подумал расстроенный Майер. - Я хочу подойти к нему и сказать, что мы товарищи — мы оба хотим прекратить эту бойню, у нас у всех есть одинаковое право на жизнь.

Прибежал Вилли, мокрый от пота и с каской, свисающей на правое плечо. Иоганн нетерпеливо крикнул ему:

- Ты ведь имеешь санитарную подготовку?

- А то ты не знаешь!

- Перевяжи этого русского.

Вилли вытер пот с лица и бросил взгляд на раненого.

- Заботливый, да? - сказал он. - Направь его в тыл; им там скоро займутся.

Но когда он попросил его вторично, Вилли, не говоря больше ни слова, достал аптечку и встал на колени, чтобы взглянуть на раны стонущего солдата.

- Отставить! – сбоку от них раздалась короткая команда.

К пленным вальяжно подошёл командир роты.

- Русскому всё равно не жить. – Сказал он и, вытащив пистолет, выстрелил раненому в голову.

- Ах ты, гад! – закричал вскочивший на ноги седовласый человек. – Ты зачем застрелил Анатолия?

- Молчи, - зловеще прорычал Штрауб. – Вы убили вчера десять моих солдат.

Странным образом они разговаривали каждый на своём родном языке, но отлично понимали друг друга.

- Он мог бы выжить, - почти плача сообщил русский. – У него же дома сын Ванюшка…

- Мне плевать!

Коренастый пленный внезапно сделал резкий шаг вперёд и выбросил массивный кулак. Он попал лейтенанту прямо в нос и у того хлынула обильная кровь.

- Что б ты сдох! – спокойно сказал нападавший и без сил опустился на землю.

К побитому командиру подскочили его подчинённые. Он нетерпеливо отмахнулся от предложенной помощи и скомандовал.

- Расстрелять негодяя!

- Ты думаешь, я испугался?

- Можно это сделаю я? – Фом шагнул вперёд. – Я с удовольствием выну из придурка жизнь.

- Только отведи его подальше. – Велел лейтенант и занялся своим носом.

- Ну, здравствуй Григорий Пантеелевич! – раздалось за спиной у идущего на расстрел, когда он едва спустился в змеевидный, мелкий овраг.

Григорий резко развернулся и с удивлением посмотрел на незнакомого человека в немецкой полевой форме.

- Нашёл место здоровкаться! – ругнулся он и внимательней присмотрелся к конвоиру. – Ты меня знаешь?

- Кто ж не знает легендарного комдива вёшенских повстанцев Григория Мелехова?

- А если серьёзно?

- Якова Фомина помнишь?

- Такое не забудешь, если и захочешь…

- Я его сын Давыд.

Григорий недоверчиво покачал головой и произнёс:

- Привел же Бог так встретиться!

- Да, - рассмеялся Фом. – Место и время действительно неудачные.

- Особенно для меня. – Хмуро заметил Григорий. – Ты вроде должон меня расстрелять.

- Это завсегда успеется.

Фом неторопливо прикурил немецкую сигарету и предложил пленнику. Они присели на каменистый выступ на боку оврага, как старинные приятели на перекур.