Збигнев Домино - Блуждающие огни

Пробираясь межами по ржаному полю, Маркос хотел как можно быстрее добраться до бункера, где рассчитывал застать братьев. Его подгоняло также чувство тревоги за судьбу младшего, тяжело раненного Рымши. Маркос, как самый старший, считал себя в ответе за остальных и, по-видимому, лучше всех из них понимал старушку мать, жившую в одиночестве в расположенном неподалеку отсюда Чешанце.

Братья Добитко не относились к числу богатых. Однако, пока был жив отец, они не испытывали нужды. Старый Добитко — обычный кузнец — имел золотые руки. Своих троих сыновей он тоже хотел научить кузнечному делу — это было традицией в их роду, да и профессия нужная. А если к тому же еще и работать как следует, то можно получать немалые деньги. Но его сыновей, непосед и проказников, отнюдь не прельщало всю зиму и лето с утра до вечера стоять у горна и качать тяжелые кузнечные мехи или махать тяжеленным молотом. Они целыми днями слонялись без дела. Старик сокрушался, ведь его руки слабели с каждым днем, но поскольку он души не чаял в детях, то молча переживал их проказы и работал в кузнице как вол один, до поздней ночи. Смерть подкралась к нему неожиданно. И остались после трудолюбивого старика кузнеца заброшенная кузница, заплаканная вдова, и трое сыновей, один другого непослушнее. Однако после смерти отца братья будто повзрослели и, к удивлению матери, взялись за работу. А поскольку они, видимо, унаследовали от него смекалку и сноровку в кузнечном деле, слава о молодых кузнецах быстро распространилась по округе. Старая кузница ожила, и снова в черном от копоти сарайчике с утра до вечера горел в горне кокс, хрипел, поддерживая огонь, старенький астматический мех, стучали молоты. В кузнице как в кузнице: весь день суматоха! Один привезет приклепать лемех, другой бороны к весне готовит, третьему понадобился новый шкворень. Однако больше всего приходилось подковывать лошадей. Довольно часто мастерство братьев использовали для починки оружия. Видимо, тогда-то и пробудился у них, а особенно у младшего, интерес ко всему, из чего можно стрелять. Поэтому, поскольку они уже давно занимались конспиративной деятельностью, можно было понять, почему наиболее вспыльчивый из них так резко реагировал на пустую мужицкую болтовню. Братья состояли в Армии Крайовой. Их начальником был не кто иной, как Рейтар, тогда еще подхорунжий, исполнявший обязанности командира отряда самообороны в Ляске. Впрочем, братья Добитко, как и почти все взрослое население повята, знали его лично. Молодым, горячим по натуре парням не очень-то нравилось постоянно торчать в кузнице, занимаясь лишь починкой оружия и выполняя обязанности связных. Они рвались к настоящему делу, не раз заявляли о своем желании вступить в лесной отряд. Однако Рейтар не соглашался, несмотря на их настойчивые просьбы. Тогда прославившиеся своей горячностью и упрямством братья решили действовать самостоятельно. Начали с того, что при каждом удобном случае добывали, а точнее говоря, крали у немцев оружие. Это было не так уж трудно, поскольку днем и ночью через деревню шли немецкие обозы. Немцы останавливались у кузницы, подковывали лошадей, а часто располагались и на ночлег. Вскоре братья собрали и спрятали в тайнике за овином довольно приличный арсенал разнообразного оружия.

Шел июль сорок четвертого года.

Как только рассветало, в кузницу со всей округи съезжались люди, а поскольку приходилось ждать подолгу, то они, сидя на завалинке, покуривали, а то и распивали самогон. А раз уж встретились, закурили, да еще и выпили, то и поговорить можно. Рассказывали о том, что русские вовсю лупят немцев, глядишь, скоро и к ним свобода придет. Братья же помалкивают, весело насвистывают да куют, будто эти мужские разговоры их не касаются. Когда кто-то начинал приставать к ним с разговорами о политике, то самый младший из братьев, тогда еще совсем мальчишка, не выдерживал и отвечал:

— Толку-то от вашей болтовни, лучше бы делом занялись.

Что он имел в виду, было непонятно. Но многие догадывались. Бывало, какой-нибудь задиристый, с гонором шляхтич попытается отреагировать на его недвусмысленные колкости, как тут же за младшего заступались двое старших братьев. Это были парни что надо — достаточно им было переложить, как перышко, из одной руки в другую тяжелый молот, с горлопана моментально слетала вся спесь и он, прикусив язык, спешил ретироваться. Братья же, насвистывая, принимались как ни в чем не бывало за прерванную работу.

Они держались всегда вместе, и об их взаимовыручке знали все в округе. Кузница была удобным и безопасным пунктом связи. Поэтому, несмотря на свой молодой возраст, все трое братьев были вскоре привлечены к конспиративной работе. Кстати, польза от них была немалая, и не только как от связных. Если бы даже не было других признаков, предвещавших скорое освобождение, то уже по одному поведению и внешнему облику немцев было нетрудно догадаться, что оно не за горами. Немецкий солдат, до недавнего времени прекрасно обмундированный, сытый и надменный, сейчас драпал с Востока обтрепанным, исхудавшим, голодным. «Сверхчеловеки», как бездомные собаки, еще рычали, временами даже кусались, но тащились в основном уже с поджатыми хвостами, крали по дороге в деревнях яйца и кур.

В один из теплых летних вечеров обоз из десяти подвод остановился у кузницы. Через некоторое время туда явились несколько немцев и потребовали, чтобы братья за ночь подковали им всех лошадей.

— Если не подкуете за ночь тридцать наших лошадей, — сказал офицер, прилично говоривший по-польски, — то завтра утром, в восемь ноль-ноль, — при этом педантичный немец взглянул на часы, — я наверняка смогу пристрелить три польские свиньи. Думаю, вы меня отлично поняли. Желаю успеха!

Он поправил на поясе изящный пистолет, козырнул и, улыбнувшись, вышел. Братья переглянулись. У входа в кузницу стоял немецкий часовой. Тут же привели первую лошадь — бельгийского тяжеловоза.

Приготовив что нужно, братья молча принялись за работу. Ковали яростно, срывали старые и прибивали лошадям новые подковы. Работали без передышки всю ночь, а если и прерывались на какое-то время, то только для того, чтобы смахнуть со лба пот или выпить кружку воды. За полчаса до назначенного срока тридцать лошадей были подкованы на все четыре ноги.

Поливая друг другу из ведра, братья умывались у колодца, когда к ним подошел знакомый по прошлому вечеру офицер. Взглянул на часы, приветливо улыбнулся и похвалил.

— Очень хорошо. Немецкая армия любят порядок, Франц! — крикнул он стоявшему неподалеку солдату.

Тот подбежал и щелкнул каблуками. Офицер что-то сказал ему по-немецки, солдат козырнул и, открыв папку, которую держал под мышкой, отсчитал братьям за работу тридцать новеньких бумажных марок. Офицер, улыбаясь, вынул золотой портсигар и угостил их сигаретами. Затем ушел.