Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака

— Это тебе не капот поднять. — Из глубины танка, над плечом Вихуры, показалась голова Густлика. — Чтобы туда заглянуть, надо семьсот килограммов сдвинуть...

Янек тем временем обошел вокруг танка, постучал по запасным бакам и обрадовался, когда и один и второй отозвались глухим звуком. Хлопнув себя по лбу, он прыснул от смеха и вернулся к переднему люку.

— Вылезай, — приказал он Вихуре, — быстро.

Когда Кос сел на место механика, Густлик тихо спросил:

— Догадался?

— Запасные баки пусты, надо переключить на главные, — прошептал ему на ухо Янек и, ловко подкачав горючее, бросил Вихуре: — А что, если он у меня сейчас побежит?

— Где-е там, чудес не бывает. Один раз тебе в Сельцах удалось... Когда хорунжий Зенек набирал в армию. Помнишь?

— Помню.

— Неплохой был парень, - сказал Густлик.

И вдруг увидел лицо Зенека над башней горящего танка, руку, хватающую антенну, и черные клубы сажи между соснами студзянского леса. Он почувствовал холод на висках, как будто тот дым на минуту заслонил ему солнце.

— Сейчас побежит. На что спорим?

— Если побежит... — Вихура задумался и быстро продолжал: — Если мотор заработает, то я тебя пронесу на спине вокруг танка, а если нет, то ты меня.

— Идет.

Они хлопнули по рукам, Густлик их разнял. Янек, как факир, взмахнул руками, положил их на рычаги. Стартер некоторое время разгонял маховик. Выхлоп, рывок — и тишина. Слышен был только шум вращающегося колеса из стали.

— Дай тряпку, — попросил Вихура и, взяв ее из рук Коса, добавил: — Надо голенища протереть, чтобы не испачкать бока командиру.

Янек во второй раз нажал на стартер, переключил скорость... Выстрелила выхлопная труба. Мотор заработал, зарычал от избытка газа.

— Посмотри-ка, — приказал Янек Густлику и выскочил на броню.

Вихура почесал за ухом, снял фуражку и подставил спину.

Проиграно так проиграно, и он забил ногой, как конь копытом, и вовсю рассмеялся. Кос оседлал его, и Вихура поскакал галопом вокруг танка.

— Но! Вперед! — кричал Янек и размахивал руками, но, случайно взглянув на часы, стал вдруг серьезным.

— Ну-ка подожди! — крикнул он Вихуре и, соскочив на землю, подошел к Густлику. — Ну и сопляк же я!

— Это я знаю, — констатировал Елень. — А в чем дело?

— Уже больше половины четвертого, а мы должны были выйти на связь в три пятнадцать. Вот же черт, — выругался Янек, залезая в танк, и махнул рукой Вихуре: — Газ!

Они съехали по склону вниз, шоссе изгибалось в долине между холмами. Неожиданно за поросшим кустарником поворотом они наткнулись на довольно большую группу людей в штатском, мужчин и женщин, тянувших повозки, груженные скарбом. На первой повозке на палке развевался бело-красный флаг. Густлику так хотелось спросить, откуда и куда они идут, но он взглянул на хмурое лицо Коса, и у него не хватило смелости предложить остановиться. Поэтому он только помахал им, а они ему, и он долго еще оглядывался. Потом бросил взгляд на озабоченного Янека раз, другой и решил утешить друга:

— Ну что ты? Мы глубоко в тылу. Здесь и полнемца не найдешь. Как приедем, то и без рации установим связь. Они уже доехали. Сидят там, как князья, и чай попивают.

Отправляясь в путь после остановки у окруженного калужницами озерца, Саакашвили не спускал глаз с зеркальца, чтобы видеть выражение лица Вихуры, но танк быстро уменьшался и вот пропал за поворотом. Первый километр или два Григорий чувствовал себя неуверенно, как это обычно бывает, когда с тяжелой гусеничной машины человек пересядет на более легкую. Он даже не очень прислушивался к тому, что говорила ему Лидка, поглощенный делом — переключением скоростей и осваиванием руля, который, на его взгляд, ходил слишком легко.

— ...Как только Густлик забросил его в наш вагон, — щебетала девушка, — он спросил, откуда я, и так посмотрел на меня, будто хотел сказать...

Навстречу им обочиной шоссе шла группа людей в штатском. Они тянули и толкали повозки со своим имуществом. Шедший впереди мужнина замахал бело-красным флагом.

— Поляки! — закричала Лидка.

Григорий затормозил и спросил через окошко:

— Куда?

— Домой, — откликнулись они. — Из неволи.

Они окружили грузовик тесным полукольцом, протяги-нал и руки, чтобы поздороваться, говорили все разом, кто смеясь, кто плача. Из сказанного выяснилось, что они были угнаны немцами, работали под Колобжегом у немецких бауэров и на винокуренном заводе, а когда оккупанты начали отступать, эти люди сговорились и бежали в лес от отрядов СС, которые расстреливали каждого, кого заставали на месте.

— Тише! — крикнул тот, что размахивал флагом, высокий худой мужчина со шрамом поперек щеки, и объяснил: — Дождались мы, когда фронт продвинулся дальше, выходим из леса на шоссе и кричим солдатам по-русски: «Не стреляйте! Мы поляки!», а они смеются и вдруг отвечают по-польски: «Мы тоже поляки. Вы что, орлов не видите?»

Женщины вытащили радистку из кабины, целовались с ней, а она им раздавала цветы. Шарик, положив передние лапы на крышу кабины, стоял и смотрел внимательно, не сделали бы Лидке чего плохого.

— Нет ли у вас какого-нибудь оружия для нас? — спрашивали мужчины у Григория.

— Нельзя. Номера записаны, — объяснил он им. — И зачем оно вам? Здесь теперь глубокий тыл, немцев нет...

— Есть.

— Ну, какие-нибудь гражданские.

— Пан сержант, — серьезно заговорил высокий со шрамом и понизил голос, — мы ночью слышали самолет, а утром нашли вот это. — Он вытащил из-за пазухи кусок тонкого белого шелка от распоротого парашюта.

— На рубашку хорош, — рассмеялся грузин.

— Хорош. Мы большой кусок разорвали на всех. Если оружия нет, может, патроны найдутся для русского автомата?

— На. — Саакашвили протянул ему через окно свой запасной магазин для ППШ.

— Могу подарить гранаты, — заявил стоявший в кузове Томаш и, порывшись в карманах, вручил худому четыре гранаты, называвшиеся из-за их яйцевидной формы лимонками.

— Спасибо. Вот теперь нам спокойнее. Счастливого пути! С богом! Возвращайтесь скорее.

— До Берлина и обратно! — крикнул Григорий, трогая машину.

Некоторое время он еще видел в зеркальце, как стоявшие поперек шоссе люди махали им руками. Белел и краснел флаг на повозке. Он был еще виден, когда Лидка, вздохнув, поправила волосы и продолжала рассказывать:

— Тогда он дал мне рукавички. — Она откинула со лба непослушную прядь волос и положила маленькую ладонь на плечо Григорию. — Из енотового меха, такие, как шьют для летчиков. Он не сказал, что любит, но так смотрел, что я поняла...

Григорий слушал, время от времени ему хотелось вставить хоть словечко, но никак не удавалось. Он вел машину, недовольный своей болтливой соседкой, и смотрел по сторонам. Вдруг он неожиданно затормозил, выскочил из кабины и побежал на лужок возле леса, украшенный голубыми крапинками. За ним большими прыжками понесся Шарик и, играя, всячески мешал Григорию собирать цветы.