Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

Главою делегатовъ города Колумбуса былъ старый генералъ Бринкенгофъ, такой тощій и морщинистый, какъ будто его реставрировали изъ только что откопанныхъ индійскихъ костей. Другой, болѣе молодой делегатъ, рекомендуя генерала, сообщилъ намъ, что уже въ гражданскую войну онъ показалъ молодому поколѣнію, какъ нужно умирать за отечество.

Я не знаю, дѣйствительно ли генералу уже случилось умереть. Въ настоящее время онъ по крайней мѣрѣ еще притворялся живымъ. Въ концѣ рекомендательной рѣчи генералъ молча обошелъ экскурсантовъ, пожалъ имъ руки и вручилъ по печатному объявленію о предстоящемъ изданіи своихъ мемуаровъ въ сорока двухъ главахъ и восьмистахъ страницахъ.

Въ концѣ объявленія стояла собственноручная приписка генерала Бринкенгофа, предлагавшая каждому члену конгресса, желающему подписаться на мемуары, вручить генералу два доллара, «тутъ же на мѣстѣ», — наивно прибавляла записка.

Мѣстоположеніе Древняго Форта было дико и красиво. Онъ находился на природномъ возвышеніи, которое было со всѣхъ сторонъ окружено крутыми и извилистыми оврагами. Мѣста, болѣе доступныя отъ природы, были искуственно срѣзаны и превращены въ обрывистую земляную стѣну. Теперь все это поросло густымъ многовѣковымъ лѣсомъ. Отъ крѣпости остались только полуосыпавшіеся земляные валы, окружавшіе ее со всѣхъ сторонъ, но въ землѣ, внутри стѣнъ, находятъ множество каменныхъ и костяныхъ орудій, пестро разрисованныхъ горшковъ, бусъ изъ нефрита и яшмы и тому подобныхъ предметовъ. Крѣпость такъ велика, что должна была заключать въ себѣ многотысячное населеніе. Основа валовъ сложена изъ огромныхъ камней и снаружи засыпана толстымъ слоемъ земли.

На сосѣднихъ поляхъ найдены слѣды земледѣлія, принадлежащіе той же эпохѣ. Въ штатѣ Огайо такихъ крѣпостей найдено нѣсколько. Американскіе ученые полагаютъ, что онѣ были построены переселенцами изъ Мексики, которые потомъ были затоплены волнами окружающихъ охотничьихъ племенъ.

Съ самаго высокаго мѣста на сѣверномъ краю крѣпости открывался великолѣпный видъ на долину маленькой степной рѣчки, сбѣгавшей внизъ по естественнымъ и искусственнымъ обрывамъ. Это было наиболѣе доступное мѣсто Древняго Форта. Дикіе степные охотники, которые истребили земледѣльцевъ, отсиживавшихся на этой горѣ, именно здѣсь должны были взбираться на ночной приступъ. Теперь долина была наполнена богатыми и хорошо обстроенными фермами, а на горизонтѣ чуть замѣтно поднимался дымокъ надъ невидимой трубой большой фабрики мѣдныхъ гвоздей и винтовъ.

Большая часть экскурсантовъ разсыпалась по всему пространству форта искать обломки старыхъ горшковъ. Я и еще одинъ отступникъ, молодой американскій музыкантъ Фарвеллъ, усѣлись надъ обрывомъ на корнѣ огромнаго бука. Фарвеллъ принадлежалъ къ той очень поверхностной и тонкой струѣ американской интеллигенціи, которая стремится создать на мѣстной почвѣ какое-нибудь національное искусство. Въ качествѣ музыканта онъ увлекался индійскими мелодіями и мечталъ превратить ихъ когда-нибудь въ оперу.

Прислонившись спиной съ буковому стволу, Фарвеллъ вдругъ досталъ изъ бокового кармана маленькую флейту, съ которой онъ никогда не разстается, и принялся насвистывать какую-то странную композицію, простую и вмѣстѣ съ тѣмъ спутанную, съ одной и той же музыкальной фразой, появлявшейся снова и снова на самыхъ неожиданныхъ мѣстахъ. Музыка его почему-то напоминала мнѣ одну изъ длинныхъ индійскихъ костей, которыя только что лежали передъ моими глазами, въ своей угловатой и безформенной ветхости. Внизу на берегу рѣки негромко и протяжно мычали коровы, какъ будто аккомпанируя, а изъ крѣпости доносились веселые возгласы ученыхъ америндовъ и ихъ дамъ, торжествующихъ при каждой новой удачной находкѣ.

Нью-Іоркъ, 1902.

Агасферъ медленно шелъ по дорогѣ, понуривъ голову и машинально переставляя ноги. Его длинный черный кафтанъ лоснился отъ грязи и былъ подвязанъ обрывкомъ веревки. На спинѣ кафтана былъ вшитъ желтый бубновый тузъ, символъ общаго презрѣнія. Пальцы ногъ Агасфера вылѣзли изъ прорванныхъ сапогъ и были избиты въ кровь о встрѣчные камни. Нечесаные волосы выбивались всклоченными сѣдыми завитками изъ-подъ безобразной мѣховой шапки. За спиной у Агасфера былъ тяжелый коробъ, какъ у странствующаго разносчика, и онъ весь согнулся въ дугу подъ его тяжестью. Правая рука его крѣпко опиралась на длинный, загнутый вверхъ посохъ. По временамъ онъ останавливался на мѣстѣ и шатался отъ усталости, потомъ опять поднималъ свой посохъ и пускался въ путь.

Дорога измѣнялась передъ нимъ, степи переходили въ горы, и горы въ долины. Знойная пустыня смѣнялась зеленой и плодородной нивой, потомъ нива превращалась въ снѣжную равнину, и рѣзкій степной вѣтеръ вмѣсто песку поднималъ тучи снѣгу, холоднаго и остраго, какъ миріады тонкихъ иглъ. Агасферъ карабкался на крутыя скалы, перебредалъ рѣки и мѣсилъ грязь болотъ; иногда онъ достигалъ моря и пускался вдоль берега, какъ будто бы отыскивая мостъ на другую сторону.

Въ болѣе населенныхъ мѣстахъ ему попадались прохожіе. Они бросали ему враждебный взглядъ.

— Христопродавецъ! — говорили они, проходя мимо.

На улицахъ селъ мальчишки бѣжали вслѣдъ за Агасферомъ и показывали ему свиное ухо.

Иногда старуха, стоя у порога своей избы, унимала ихъ:

— Берегитесь его! Онъ пьетъ кровь маленькихъ дѣтей!..

Но мальчишки смѣялись въ отвѣтъ и бросали въ Агасфера комья засохшей грязи и камни.

Агасферъ продолжалъ идти дальше и скоро выходилъ изъ людскихъ поселеній, исполненныхъ злости и вражды, и опять погружался въ глубину безразличной природы, но даже въ голосѣ вѣтра и въ шумѣ сосѣдняго лѣса ему слышался окрикъ: «Жидъ!»…

Часто дорога Агасфера тянулась вдоль насыпи, выровненной по шнуру и уложенной двойнымъ рядомъ рельсъ, прямыхъ, какъ окоченѣлыя змѣи. Агасферъ неторопливо шелъ рядомъ по тропинкѣ, оставленной для пѣшеходовъ, но на первомъ поворотѣ изъ-за угла выскакивало желѣзное чудовище, волоча за собою хвостъ тяжело нагруженныхъ повозокъ, наполненныхъ товаромъ и людьми. Чудовище проносилось мимо съ грохотомъ и свистомъ, обдавая Агасфера паромъ и осыпая его искрами, но даже въ его бездушномъ голосѣ звучалъ тотъ же неумолимый многовѣковой укоръ:

— Жидъ! Христопродавецъ!

Агасферъ шелъ и шелъ впередъ. Больше двухъ тысячъ лѣтъ онъ совершалъ свое великое странствіе по землѣ. Теперь это странствіе сдѣлалось его жизнью. Глаза его перебѣгали по сторонамъ, какъ мыши, съ привычно испуганнымъ непостояннымъ выраженіемъ. Этотъ всемірный бродяга со своимъ тяжелымъ коробомъ такъ же мало могъ оставаться на мѣстѣ, какъ безпокойный вѣтеръ, который, пролетая мимо, насвистывалъ все ту же знакомую пѣсню: — Иди дальше, иди! Жидъ! Христопродавецъ!..