Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Но еще больше Шаповаленко говорилъ о безводіи. — Самое главное, — снѣга сохранить на мѣстѣ, чтобы вода не сбѣжала. У насъ въ эти годы стали насыпать валы, чтобы задержать воду. Расходъ пустяшный: если верблюдами работать, двадцать копеекъ на сажень. Въ этомъ году, гдѣ вода не сбѣжала, то уродилось по восемь мѣшковъ съ десятины (80 пудовъ), а гдѣ безъ воды, то по три мѣшка (24 пуда)…

Онъ развилъ цѣлый планъ новаго устройства такихъ защитныхъ валовъ съ перепускными шлюзами.

— Мы такъ устроимъ, что у насъ безъ дождя урожай будетъ. Но ежели дождь придетъ, то милости просимъ. А вотъ Валуевское казенное имѣніе, десять тысячъ десятинъ, отличныя посѣвныя поля. Они тамъ излишней поливкой всю землю осолили. Рѣчка — Соляная Куба, земля — солонецъ. Два милліона рублей убили на запруду, лѣтъ двадцать тому назадъ, пьянствовали очень. Шампанское возами возили изъ Саратова на самую постройку. Теперь такъ почва испорчена, поправить трудно.

Онъ сталъ читать мнѣ цѣлую диссертацію о солонцовыхъ почвахъ, потомъ перешелъ къ описанію верблюжьяго хозяйства, которое въ послѣдніе годы сильно развивается въ приволжскихъ степяхъ.

— А какъ примѣняется законъ девятаго ноября въ Покровской слободѣ? — спросилъ я.

— Мы — казенные солевозы, — началъ Шаповаленко. — Изъ бѣглыхъ людей. Мы съ Элтонскаго озера соль возили, еще мой дѣдъ возилъ. Община у насъ сорокъ лѣтъ была, хотя мы малороссы. Теперь во всемъ Новоузенскомъ уѣздѣ много выдѣляется. У насъ въ Покровской слободѣ стали выдѣляться все конторщики да приказчики, какъ правые, такъ и самые лѣвые, при помощи земскаго начальника. Общество, конечно, кричало: «Геть (вонъ) отсюда. Не треба сего!»… Часть земли уже продана, двѣсти рублей за надѣлъ и дешевле. А вѣдь полный надѣлъ 8 десятинъ. Нѣмцы пріѣзжали изъ уѣзда да мѣстные крестьяне богатые. Частная земля у насъ шестьдесятъ рублей десятина.

— Какъ вы разсматриваете законъ девятаго ноября?

Шаповаленко немного подумалъ.

— По моему мнѣнію, онъ могъ бы принести пользу, — началъ онъ, — если бы непремѣнно запретить продавать землю въ однѣ руки свыше ста десятинъ. У насъ еще много земли. Собственная Сибирь. По нашимъ условіямъ нужно хуторское хозяйство.

— Но развѣ эти конторщики заведутъ хуторское хозяйство?

— Они не заведутъ, но тѣ, которые скупятъ, заведутъ. Уже заводятъ. Мы и то всѣ хуторами живемъ. У насъ степь. У насъ въ слободѣ тысяча душъ выдѣлилось. Сей годъ хотятъ выдѣляться многіе зажиточные. Только опасаются они, — все приходятъ, спрашиваютъ: «Не будетъ обмана отъ пановъ»?

Я ничего не сказалъ. Россія слишкомъ велика, и земельныя отношенія пестры. Одинъ и тотъ же законъ въ разныхъ полосахъ территоріи приводитъ къ совершенно различнымъ результатамъ.

— А вы видѣли нашу гимназію? — спросилъ Шаповаленко.

Въ голосѣ его звучалъ оттѣнокъ гордости. Дѣйствительно, кружокъ прогрессивныхъ родителей Покровской слободы имѣетъ право гордиться своимъ начинаніемъ въ области средней школы.

— Безъ гроша денегъ мы начали, — говорилъ Шаповаленко, — а двѣ гимназіи открыли, мужскую и женскую. Теперь зданіе строимъ.

— Какъ же вы строите безъ денегъ?

— Очень просто. У всѣхъ беремъ матеріалъ и никому не платимъ. У насъ большой кредитъ. А на текущіе расходы собрали три капитала. Первый капиталъ — паевые взносы. Пайщиковъ сто сорокъ-восемь, пай въ пятьдесятъ рублей. Второй капиталъ — плата съ учениковъ. Учениковъ сто девяносто-три, а плата семьдесятъ рублей. Третій капиталъ — выпустили облигаціи для постройки.

— Разрѣшенныя облигаціи? — спросилъ я съ удивленіемъ.

Шаповаленко покачалъ головой.

— Мы никого не спросили, частно выпустили. Занимаемъ у своихъ членовъ изъ четырехъ годовыхъ.

Мы вышли и отправились на площадь, гдѣ строится гимназія.

— Учебная инспекція намъ препятствія устраиваетъ, — жаловался Шаповаленко. — Видите ли, есть здѣсь Кислова, «истинно-русская». У нихъ свой кружокъ черносотенный, человѣкъ съ двадцать. Женская гимназія у нихъ, семьдесятъ ученицъ. Они ладятъ эту гимназію сдать въ казну. Мы у нихъ — какъ бѣльмо на глазу. Доносами насъ засыпаютъ. Округъ сталъ придираться, увольняетъ учителей. Второго завѣдующаго не утверждаютъ. А въ селѣ Новомъ Узенѣ, — тоже родительская гимназія, — весь составъ учителей недавно уволенъ. Или, напримѣръ, какъ мѣсто отвели, гдѣ было кладбище старое, сейчасъ приходитъ кисловскій учитель на постройку и агитируетъ народъ: — Развѣ это пристойно кости предковъ тревожить? — и опять доносъ.

Мы шли по улицѣ группой, направляясь къ постройкѣ. Насъ было человѣкъ десять, все покровскіе земледѣльцы изъ кружка родителей. Всѣ они были одинъ къ одному, рослые, угрюмые, неразговорчивые. Они были одѣты въ черное и смахивали на группу черныхъ монументовъ, внезапно сошедшихъ съ пьедесталовъ. Ноги ихъ стучали по землѣ съ чугуннымъ звукомъ.

По дорогѣ мы встрѣтили иллюстрацію кисловской пропаганды.

Пьяный мужичонка сидѣлъ у крыльца съ гармоникой въ рукахъ.

— На стройку идете, — окликнулъ онъ насъ, — обвалится она вамъ на головы.

— Не обвалится, — буркнулъ монументъ, крайній слѣва.

— Будетъ она для васъ острогомъ, — не унимался мужичокъ.

— Чего это онъ? — спросилъ я.

— Когда свинью изъ грязи тащить, — сурово сказалъ другой монументъ, слѣдующій по ранжиру, — она и то упирается. А люди хуже свиней…

Шаповаленко только усмѣхнулся въ усы:

— Не хочетъ платить. А нѣтъ. Придётся платить…

Постройка была массивная, изъ краснаго кирпича. Мы взошли по лѣсамъ на самый верхъ. Гимназія была выше всѣхъ зданій въ городѣ, и сверху открывался широкій видъ на покровскія улицы и на окрестныя поля.

Гимназія строится съ американской быстротой.

— Къ осени докончимъ, — сказалъ Шаповаленко. — Это только половинка, мы еще одну такую построимъ.

— Не попадетъ ли ваша гимназія въ казну, какъ Кисловская? — спросилъ я.

— Они и то сватаютъ нашу гимназію за Кисловскую, — сказалъ Шаповаленко, — съ своимъ подойникомъ къ нашей коровѣ пришли. Мы, говорятъ, вамъ всѣ права дадимъ и своихъ учителей пошлемъ.

— Они, пожалуй, обойдутъ васъ…

— Мы сами на такой точкѣ стоимъ, — засмѣялся Шаповаленко, — чтобы кого-нибудь обойти. Ничего не возьмутъ. Мы ихъ одолѣемъ…

Въ устьяхъ Волги, у Астрахани, есть рыбныя воды различныхъ категорій: казенныя, помѣщичьи, казачьи, городскія, купеческія, даже госпитальныя. Только одно сословіе не имѣетъ никакихъ рыбныхъ угодьевъ. Это — крестьяне-рыбаки.

Когда уничтожалось крѣпостное право и распредѣлялись угодья, о рыбакахъ какъ будто забыли. Крестьяне-землепашцы получили земельные участки. Рыбаки остались за флагомъ. Такимъ образомъ, рыбакъ не имѣетъ на Волгѣ ни правъ, ни мѣста для ловли. Житель, по закону, имѣетъ право опустить въ воду одну удочку для собственнаго пропитанія. Казенныя воды вымѣрены и раздѣлены на участки. Частныя воды находятся въ частномъ пользованіи. Эти участки до послѣдняго времени сдавались купцамъ съ аукціоннаго торга. Крупные промышленники ловятъ рыбу на тоняхъ долгимъ неводомъ. Рабочихъ привозятъ сверху. Мѣстный рыбакъ можетъ получить право «припуска» въ разныхъ ненужныхъ углахъ и закоулкахъ рыбнаго участка. Онъ ставитъ тамъ свои крючья и сѣти. Пойманную рыбу онъ долженъ сдавать своему господину за 30 проц. нормальной вольной цѣны.