Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Одно время входъ на засѣданія обоихъ союзовъ тщательно охранялся. У дверей стояли богатырски заставы въ опоркахъ, съ подбитыми глазами и полупудовыми кулаками, — и вышибали постороннихъ. Теперь все это минуло и кануло въ вѣчность. Союзъ офиціально громитъ газеты, но подъ рукою ищетъ популярности даже у лѣвыхъ репортеровъ.

Мы отправились въ гости къ союзникамъ вмѣстѣ съ однимъ хорошо освѣдомленнымъ человѣкомъ.

Православное братство засѣдало въ подворьѣ. Двери были широко раскрыты, и заставы не было. Я вошелъ и наглядно убѣдился въ причинѣ этого либерализма. Негръ сдѣлалъ свое дѣло, и всѣ его оставили. Уйти онъ не хочетъ, но другіе ушли. Въ залѣ было всего человѣкъ двадцать, въ томъ числѣ, пожалуй, пятнадцать старухъ. Насъ встрѣтили радушно, почти предупредительно. Мы были мужчины… Кажется, явись младотурокъ въ красной фескѣ и съ конституціей подмышкой, его бы тоже встрѣтили съ открытымъ сердцемъ. Все-таки лишняя мужская единица…

Отецъ Кармановъ сидѣлъ на своемъ мѣстѣ. Онъ былъ маленькій, безпокойный, въ потертой ряскѣ, съ мочальной бородкой. Въ голосѣ его звучалъ елей, приправленный уксусомъ. Публика прибавлялась туго. Пришелъ какой-то извозчикъ съ вытекшимъ глазомъ. Пришелъ другой субъектъ безъ шапки и съ узкой повязкой изъ бѣлой марли крестъ-на-крестъ вокругъ головы. Дамы были въ передникахъ и ситцевыхъ платкахъ, отъ пятидесяти лѣтъ и выше. Одна съ рыжими усами и крупной бородавкой на лѣвой щекѣ сидѣла рядомъ съ нами. Она стала бросать благосклонные взгляды въ сторону моего спутника. Я поспѣшно отодвинулся. Къ счастью, я сидѣлъ дальше. Мой спутникъ былъ видный малый, кудрявый блондинъ, кровь съ молокомъ. Онъ бросилъ старухѣ молніеносный взглядъ, потомъ принялъ самое благочестивое выраженіе и сталъ внимательно вслушиваться въ рѣчь отца Карманова. Я съ трудомъ удерживался отъ душившаго меня смѣха.

Отецъ Кармановъ говорилъ рѣчь по поводу юбилея Толстого. Приводить ее въ подробностяхъ я не стану. Онъ сыпалъ бранными словами и самыми чудовищными эпитетами: — Безстыдникъ, разбойникъ, антихристъ, эдакій старичишка, поганое рыло.

Его гнусавый голосъ временами повышался до высоты собачьяго лая, и бороденка тряслась отъ злости. Время шло. Старухи сперва слушали, потомъ стали посапывать носами. Въ залѣ было тихо, только злыя слова отца Карманова (неправда ли, хорошо имячко) жужжали кругомъ, какъ грязныя мухи, и бились въ стекла…

— Пойдемте отсюда, — сказалъ я, не вытерпѣвъ.

— Что, не нравится? — насмѣшливо сказалъ мой спутникъ. — А вотъ почитайте-ка.

Онъ сунулъ мнѣ пару нумеровъ газетки «Волга», которая издается на средства мѣстнаго дворянства. Рядомъ съ самой забористой бранью на Льва Толстого былъ фельетонъ о покойномъ Владимирѣ Соловьевѣ. Черносотенный авторъ называлъ его злодѣемъ и сравнивалъ съ крыловскимъ сочинителемъ: — Надѣюсь, что онъ будетъ кипѣть въ адскомъ котлѣ до скончанія вѣка.

— Этому злому старику хотятъ устроить юбилей, — шипѣлъ отецъ Кармановъ; — можемъ ли мы допустить?..

— Запретить юбилей, — закричали союзники. — Просить вышнюю власть… Безпокоить, требовать…

Кстати сказать, «безпокойство» союзниковъ достигло цѣли. Юбилей «злого старика» остановленъ въ Саратовѣ, какъ и во многихъ другихъ городахъ.

Второй союзъ, собственно такъ называемый союзъ русскаго народа — въ другомъ родѣ, тѣснѣе, но внушительнѣе. Народа еще меньше. За столомъ сидятъ человѣкъ шесть, все теплая компанія.

Главный изъ нихъ — Васька Зубокъ (онъ же Васька Прасолъ), столпъ союза и ожесточенный гонитель евреевъ. Онъ даже рекомендуется обыкновенно: «Я — Василій Савенковъ, а зовутъ меня Васька Зубокъ оттого, что бью жидовъ въ глазъ, а попадаю въ зубы».

Васька Зубокъ высокій, ражій дѣтина, съ видомъ штатскаго фельдфебеля. У него длинные, лихо закрученные усы, глаза на выкатѣ и «военныя» плечи. Несмотря на свою осанку, онъ никогда не служилъ въ военной службѣ. Когда-то онъ былъ человѣкъ довольно состоятельный, но давно разорился и теперь промышляетъ маклачествомъ и союзной политикой.

Рядомъ съ Васькой сидитъ Калининъ, мелкій торговецъ, старьевщикъ, высокій, черный и грузный, съ зловѣщимъ лицомъ крѣпостного надзирателя при политической тюрьмѣ.

Угаровъ, другой старьевщикъ, сухощавый старикъ. Въ октябрьскіе дни онъ бѣгалъ по улицамъ и кричалъ: бей жидовъ, бей интеллигенцію.

Сапожникъ Рокотовъ, тощій, съ постнымъ лицомъ.

— Я не газетчикъ, — рекомендуется онъ слушателямъ, — не романистъ, не телефонистъ (онъ, должно быть, хочетъ сказать: не фельетонистъ), я не сочиняю бомбовъ. Я наученъ на мѣдный пятакъ и тѣмъ горжусь.

Мой спутникъ тихонько разсказываетъ: — Это все — оборышъ. Всѣ богатые люди и видные дворяне ушли изъ союза. Дворянинъ Павловъ пересталъ давать деньги, предводитель Ознобишинъ не обращаетъ вниманія. Между тѣмъ, вышла шишовская исторія.

— Какая исторія?

— Развѣ вы не помните? Объ этомъ писали въ газетахъ. Одинъ изъ основателей отдѣла, Шишовъ, произнесъ рѣчь по самому щекотливому вопросу, насчетъ земли. Онъ рекомендовалъ дворянамъ обратиться къ высшей власти и колѣнопреклоненно предложить свои земли для крестьянъ: — «Довольно мы пользовались»… Дворяне пришли въ страшный ражъ и заявили: «Онъ — или мы». Послѣ нѣкотораго колебанія Шишова исключили, но дворяне тоже ушли.

Исторія поучительная, но результатъ вышелъ все тотъ же. Въ Саратовскомъ союзѣ нѣтъ ни денегъ, ни людей. Прокламація саратовскаго отдѣла подъ заглавіемъ: «Къ русскимъ людямъ» открыто признается: «Въ своихъ рядахъ онъ насчитываетъ самое незначительное количество людей состоятельныхъ… Если имущіе классы найдутъ, что союзъ больше не нуженъ, онъ самъ собой распадется и умретъ естественной смертью…».

Sit tibi terra levis.

Васька Зубокъ начинаетъ громовую рѣчь. Онъ громитъ кадетствуюшую бюрократію.

— Надо перетряхнуть правительство, — кричитъ онъ источнымъ голосомъ, — перетресть его, перетруску ему устроить… — Корень глагола «трясти» попадается въ его рѣчи на каждомъ шагу и все въ новыхъ комбинаціяхъ. Вотъ истинная свобода слова.

— Жидъ, — кричитъ Васька Зубокъ, — врачъ — жидъ, желѣзнодорожникъ — жидъ, Витте — жидъ, виттовщина — жидовщина. Русскіе кадеты живутъ по ученью польскаго талмуда… Мы — хозяева земли русской.

Васька Зубокъ бьетъ себя въ грудь.

— Союзниковъ убиваютъ каждый день, а когда жида Герценштейна нечаянно убили, изъ печной трубы выстрѣлило, — замучили союзниковъ въ Ферляндіи. Одного казнили, по пять сутокъ неѣмши держали. Другой пришелъ, повинился: «Я де убилъ»… Графъ Толстой надѣлалъ много шалостевъ. Самъ писалъ насчетъ земли. А когда крестьяне къ нему пришли безъ шапки, съ уклонкой, съ просьбой, — сейчасъ вытребовалъ казаковъ, съ браунингомъ въ рукѣ пять верстъ гнался, нѣсколько человѣкъ убилъ… Амурская дорога, — Васька Зубокъ не обойдетъ ни одного пикантнаго сюжета, — Амурская дорога должна прямо пройти, какъ кнутъ хлыщетъ. Заамурье — Забалканъ, вотъ наша дорога, прямо порусски. Стомилліонный заемъ за границей у Ротшильда? На что за границей? Баловство. Мы — союзъ русскаго народа, дадимъ заемъ. Насъ десять милліоновъ, — каждый человѣкъ дастъ хоть по десяти рублей. А что сверхъ того, мы составимъ русскій фондъ. Мы желаемъ взять подъ свой контроль россійскіе финансы…