Леонид Нейман - Парижские дамы [Веселые эскизы из парижской жизни]

Печальна судьба этих девушек, которые упиваются цветами и умирают от цветов. Большая часть цветочниц умирают молодыми вследствие вредных испарений цветов.

Световой кабинет — это маленькая четырехугольная комната без окон; мебель состоит здесь из дивана, обитого зеленым бархатом, туалетного столика вместо зеркала; в середине ее столик для лампы; свет из-под колпака ее обрисовывает в живых и нежных формах дремлющие платья, которым на днях суждено возбудить всеобщее удивление на министерском балу или в Итальянской опере и которым в официальных журналах изящества будет придано название восхитительных туалетов.

В этот покой, который при входе кажется мрачным, а затем от легкого пожатия пальцем заливается морем света — может входить только главный комми с покупателями. Лишь только он входит туда, кабинет облекается полнейшею таинственностью и делается недоступным для всех, не исключая и принципала. Надсмотрщик магазина охраняет порог со строгостью часового и самому императору в состоянии сказать:

«Сюда никому нельзя входить».

Ходит много историй о различных приключениях, пережитых некоторыми господами и происшедших от повторяющихся встреч в таинственном кабинете.

На самом деле это остается неразрешенным, хотя едва ли людская злонамеренность не прибавляет ничего лишнего; к тому же мужчины высших кругов были бы не совсем довольны, если бы знатные дамы обратили в своих любовников всех прислуживающих им парикмахеров и приказчиков.

Если световой кабинет и имеет действительно свои тайны, то они менее романтичны, хотя от этого не менее нежны. Здесь речь идет о комми и о мамзели, которые выжидают мгновения, минуты, секунды, чтобы иметь возможность проскользнуть в кабинет. Действительно драгоценна та минута, которую сердечная необходимость скрадывает у целого дня рабства!

Первый комми, не нуждающийся в выгодах, доставляемых световым кабинетом, охотно уступает их какому-нибудь из своих товарищей, лакомке. Это бессовестный разрушитель добродетели, если она только состоит в наличности. Для этого представляется следующее обстоятельство: в летний и зимний сезон работницы приносят модели, которые они подвергают милостивому обсуждению полномочного судьи.

Г. С. рассматривает модели, но в одно и тоже время приносящих их. Он обладает, это можно подтвердить, одинаково тонким вкусом и к произведениям изящного искусства и к женщинам.

О, вы, феи иголки, если вы только стары или безобразны или, по крайней мере, недосягаемо добродетельны — вам всего легче избежать его взглядов. Ваша модель принята еще прежде, чем вы явились с нею. Напротив, работнице, которая моложе, обольстительнее и более нравится, а также изобретательнице, ожидающей плодов от своей трудной работы — он сухо отвечает:

— Ваша модель не может быть продана, она нам нейдет!

Таким образом г. С. довольно дешево и верно достигает своей цели.

Тут фаворитка должна беречься! Ее фаворитизм так же непостоянен, как владычество турецкой султанши, и можно побиться об заклад, что уже в ближайшем сезоне она будет заменена новою прихотью.

Большинство очерков из парижской жизни карает вертопрашество парижских гуляк и в то же время изображает честность и целомудрие жителей Сен-Дени. Эта статейка будет продолжением парижских очерков, — в ней я покажу, что добрые поселяне, — как их благодушно называли назад тому двадцать пять лет, — теперь дошли уже до понимания закона возмездия и вследствие этого не пропускают случая обделать столичного жителя.

Теперь достойно внимания то обстоятельство, что прямодушная деревня Сен-Дени доставляет разного рода промышленных героинь; о деяниях одной из них я буду иметь честь доложить.

Я ни молод, ни стар — ни богат, ни беден — живу приличной рентой.

Мои прекрасные белокурые волосы местами имеют небольшие просветы вроде лысин, но это почти незаметно…

Без сомнения я, как и другие люди, не изъят от недостатков; один из них, сознаюсь откровенно — если это недостаток — некоторая слабость к прекраснейшей, увлекательнейшей, но в то же время и вероломнейшей половине человеческой породы. Семь или восемь пятилетий, недурно прожитых, кажется, должны бы были предохранить меня от этих увлечений, но что делать? — я одержим болезнью и это в тот возраст, когда чувство, также как и ум, принимает задний ход.

В последнее воскресенье вместе со многими другими гулящими я был застигнут проливным дождем; мы укрылись под воротами на бульваре. Здесь, скромно прислонясь к стене, стояла молодая девушка, как казалось, редкой невинности: ей, самое большее, было 16 лет; восхитительной наружности; ее маленькие ножки были сжаты довольно тяжелыми башмаками; ручка, немного покрасневшая от холода, за неимением перчаток, пряталась под бедную, короткую шаль; темное платьице и вместо убора на голове просто чепчик, на котором было по крайней мере на 3 франка голубых лент, словом — все атрибуты добродетели. Невольно углубился я в созерцание этой прекрасной особы и с удовольствием заметил, что она не старалась избегать моих взглядов, но в тоже время и не расплывалась под ними. Это понравилось мне и я заговорил о достойной сожаления погоде, а затем перешел в вопросительный тон. Тихим и кротким голосом отвечала мне, что она пришла по делам, хотела найти тетку, не нашла ее и теперь, при незнании парижских улиц и застигнутая ужасной погодой, она находится в большом затруднении. Я вежливо предложил ей свою готовность нанять коляску, но она отклонила это предложение. Эта скромность мне понравилась. Дождь наконец перестал и я пустился провожать восхитительную поселянку пешком — она так хотела — через огромное, довольно грязное море улиц, называемых главным городом. Лавки, в которые нужно было идти молодой особе, были заперты по случаю воскресенья.

— Ладно, — сказала она, — я должна быть здесь завтра рано утром.

— Куда же теперь вы идете?

— Я возвращаюсь обратно в Сен-Дени, милостивый государь!

— Как так скоро?

— У меня мало свободного времени, мне нужны 2 часа времени на дорогу.

— Вы хотите сказать — 10 минут?

— Да, по железной дороге, но я пойду по шоссе.

— Неужели? С такими ножками и в такую погоду?

— Я всегда взад и вперед — пешком.

— На этот раз я этого не потерплю. Я провожу вас до железной дорого и, если вы позволите, возьму для вас билет.

— Ах, вы очень добры, милостивый государь.

Болтая таким образом, дошли мы до станции северной железной дороги.

— Вы небогаты, как видно?

— Да, как-то мало работы.

— Вы работница?