Леонид Нейман - Парижские дамы [Веселые эскизы из парижской жизни]

Теперь она сидит на хлебе и воде и подвергается всяческим оскорблениям. Она просила по возможности скорого ответа; адрес à M-lle Е., poste restant [8] М-ль Э., до востребования (фр.). . Она заключала письмо следующей идиллической прибавкой: «Не осуждайте того, что продиктовало мне мое сердце, не осуждайте моего горя, а известите лучше, что и вы его разделяете вместе со мной, тогда мне будет легче».

Тщеславие — слабость сорокалетних, и я не был от него свободен. При первом чтении эти каракули защекотали мое самолюбие, даже немного тронули. Но дальнейшие размышления повернули меня в другую сторону: требуемый ответ мог быть принят как письменное доказательство связи, соблазнения невинности, был капканом, посредством которого меня хотели поймать. Я отвечал лаконически, письмом без подписи, где я писал, что не верю ничему из написанного ею и отказываюсь от всяких дальнейших сношений. Но едва я послал свою сухую эпистолу [9] Записку (Прим. авт.). , как почувствовал угрызения совести. Кто знает, быть может, она права, быть может, она хорошая девушка? Случай был неправдоподобный, но возможный. Нужно навести справки. Я взял палку, шляпу и отправился в улицу Лазаря, дом № 27.

— Куда, милостивый государь? — крикнула мне привратница.

— В первый этаж, к купцу полотняных товаров.

— В первый этаж? там живет мебельщик.

— Ну, так во второй.

— Там живет отставной чиновник.

— Ну, я — в третий!

— Как так? Что вы, смеетесь, что ли, надо мной! Принимаете меня за дуру? — зарычала женщина-цербер и захлопнула форточку. Итак, все это опять-таки обман. Итак, западня — не миф и я избег ее только благодаря своему благоразумию. Поставлена она была так ловко, что, по всей вероятности, она — результат ежедневной практики. Но теперь рассчитанная холодность моего письма ослабит несколько огонь сельской батареи и положит конец любовным излияниям.

Что вы теперь скажете о деревенской простушке? Разве она не может помериться с парижскими ветреницами?

Я заключаю этот рассказ, как басню, хотя это вовсе не басня, следующею моралью: поклонник прекрасного пола, не доверяйся девушке, не имеющей во время дождя зонтика для укрытия от оного, у которой есть тетка и которой нужно покупать полотна.

В Париже находится большое количество домов, известных под именем table d’hotes и содержимых бывшими лоретками; там, после общего стола — танцуют, и при случае играют. Эти собрания бывают обыкновенно очень веселы, потому что составляются из беззаботных голов — богатых чужестранцев, ищущих удовольствия женщин и праздношатающейся молодежи. Греки нижнего разряда находят там себе помощниц в различных Цирцеях и Армидах, обязанность которых — увлекать это смешанное общество. Более или менее приятные дамы пристают здесь к играющим, как жадные слепни к скотине; они наполняют все подобного рода заведения в разных частях города. Но полиция, объятая страстью к исправлению нравов, объявила им войну и усердно охотится за ними.

Прежде их дома были открытыми игорными домами, доступными для всех; но теперь они открываются с большою предосторожностью. Теперь для доступа туда требуется формальное представление, впрочем, условия его не тяжелы. Нравственных качеств не требуется. «Есть у него деньги? — тихо спрашивает хозяйка посвященного, который приводит ей нового рекрута. — Он не шпион? В таком случае, милости просим!»

Новичок, не чувствующий особенного пристрастия к игре или совершенно не знакомый с этими трущобами, найдет там общество, которое на первый раз внушит ему уважение.

По крайней мере половина мужчин украшена различными кавалериями; дамы украшены Сен-Амарантом, Меринкаль или Св. Луцией; взгляды их так пламенны, что могут изжарить новичка. Хозяйка обыкновенно или дочь какого-нибудь колониста с острова C.-Доминго, или вдова штаб-офицера, убитого при освобождении Мореи. Обеды бывают и хорошие и плохие, смотря по прихоти хозяйки и по состоянию колеблющегося кредита ее у зеленщика и мясника.

Новичок ставится под покровительство какой-нибудь достойной любви соседки; он, как благовоспитанный провинциал, считает своею обязанностью каждый раз после стола предложить ей бутылку шампанского. После стола танцуют немного, чтобы не привлечь внимания полиции; но раскладывают столы для ландскнехта, baccara или dix points. Последняя игра преобладает в этих домах. Соседка садится около провинциала, интересуется его игрой, наступает ему на ногу под столом; он в рассеянности не замечает, что ручка его соседки под столом и различными знаками передает его игру партнеру.

В этих домах принято обыкновение тасовать карты после противника — так велико обоюдное доверие и утонченная вежливость, властвующие там.

Впрочем, выигрыши и проигрыши ограничиваются здесь небольшими суммами; поэтому венгерские магнаты, польские князья и бразильские генералы по необходимости должны довольствоваться очень умеренными доходами; большей развязности операций препятствует полиция. Она в особе комиссара часто вмешивается в подобные забавы. Комиссар не ленится взлезть куда-нибудь в пятый этаж к даме, которая держит игру. Он крадется осторожно, как кошка за мышью. Вдруг входит в камеру заседания, берет светильник, записывает имена игроков и уводит в префектуру даму-председательницу, несмотря на ее орденский крест. Так кончается комедия, автору которой полиция не оказывает большого снисхождения.

Игра почти всегда бывает страстью горячих и нервных натур; понятно поэтому, что женщина, у которой все основано на нервах и ощущениях, пристрастна к игре уже по одному своему темпераменту.

Игра случая, колеблющаяся судьба поля битвы, возбуждение, происходящее от неуверенности и неизвестных результатов — все эти обстоятельства, связанные с игрой, подстрекают женщину; восторг и отвращение, гнев и радость, удовольствие и боязнь — через этот ряд противоположностей проходит настоящая женщина в продолжение всей своей жизни, и с ними она умирает. Мне рассказывали, что между куртизанками высшего разряда и между обыкновенными лоретками квартала Бреда, в тех кругах, где игра в любовь уже не возбуждает более участия, — демон баккара, ландскнехта и железных дорог [10] Имеется в виду железка. увлекает всех в всеобщее разорение и погибель.

Назад тому каких-нибудь два-три года у одной очень знатной и титулованной куртизанки были накрыты два элегантных шулера с фальшивыми картами и представлены в суд. Французская знать сама свидетельствовала против них на суде и поэтому, вероятно, об этом скандале помнят еще и теперь.