Аркадий Аверченко - Собрание сочинений в 13 томах. Том 6. О маленьких-для больших

Едва простодушные эсдеки вышли из дверей, как председатель захлопал в ладоши и закричал:

— Ж-живо! Господа пристава!! Запирайте двери! Не впускайте их!! Держи плечом! Марков навались! Завалите двери Марковым!..

Быстро, энергично, как капитан на мостике корабля в шторм, распоряжался председатель…

— Готово? Завалили Марковым? Заклиньте Пуришкевичем, Ну, а теперь, господа, — вот бюджет! Пропускайте поскорее, пока те не влезли.

— Пустите!! — стучали кулаками в дверь эсдеки. — Вы не имеете права…

— Скорее, господа! — кричал председатель. — Пропускайте скорее! Навалитесь плечом на дверь!! Голосуйте!..

— А как голосовать? — осведомились закономерные кадеты. — Проходить в двери, или как…

— Куда ж там к черту в двери, если за дверьми эсдеки… Того и гляди, ворвутся. Кто за бюджет, поднимите руки.

Один застоявшийся националист насупился и сказал обиженно:

— Что это такое, все руки, да руки… Почему ноги никогда не поднимаем. Надо ж и им моцион дать.

— Принимаешь! Браво. Итак…

— Итак, кто несогласен с бюджетом — пусть опускает руки, кто согласен, — пусть поднимет ноги. Есть? Приставь, сосчитайте.

— Сосчитано. Поднято шестьсот ног и сто рук…

— Это значить… Гм! Шестьсот, деленное на два. Выходит — триста за бюджет и пятьдесят…

— Нет, господин председатель. За бюджет всего полтораста!

— Да позвольте! Ведь если шестьсот ног, разделить не полтораста… ага! Понимаю… Гм!., так, так… Ну, все равно. Секретарь! Каковы результаты голосования?

— Большинством ног бюджет прошел!..

Послушайте… Я только одного не понимаю: на кой черт они привозят к нам в Одессу слонов. Мало им было Толмачева, так на тебе Ямбо!

Он, видите ли, сошел с ума. Зачем? По газетным рецензиям так это было так: укротитель ударил его по хоботу, а он укротителя трахнул ногой — это и все. Ну, как говорится: милые дерутся, только чешутся. Но, однако, укротитель поднял крик, говорить — полюбуйтесь, как этот дурак сошел с ума.

Вы знаете? Слон, может быть, умнее нас с вами, а они все: сошел с ума, сошел с ума!

Даже представим себе так. Хорошо! Слон сошел с ума. Ну? Что было бы с таким слоном в другом городе? Его бы посадили в сумасшедший дом, и кончено. Ша. Тихо.

А у нас? Это ж Одесса!

Сейчас кричать: собирайте слоновую комиссию, пускай посмотрят, да или нет?

По моему — нет. По-ихнему — да.

Один комиссионер из слоновой комиссии говорит:

— Ударьте его палкой по хоботу; если он закричит, значит, сумасшедший.

Представьте, бьют! Представьте, кричит!

И тут вам собирается новая комиссия, и приезжает градоначальник Сосновский, и полицеймейстер, и разные археологи, сидят перед клеткой, смотрят. Они смотрят на него, а он на них.

Слушайте! От такого зрелища здоровый слон с ума сойдет, а не то что этот несчастный Ямбо.

Понятно, что животное было не прочь убежать, от этой компании!..

Но они уже подняли крик:

— Ой, он вырвется! Ой, он убежит! Ой, Одесса погибнет, Одессе угрожает опасность!!.

Что такое, спрошу я вас: — слон? Это Везувий, или землетрясение, или что?

Такой большой город, и броненосцы есть, пушки, весь военный округ, — так Одесса слона испугалась!

И, представьте, такой большой город вступил в войну с маленьким слоном. Связался черт с младенцем!

Мирное население покидает свои дома, на бирже ценности летят вниз, а «Одесские Новости» делают себе тираж, сколько у меня волос на голове.

Крик, плач, на вокзале билеты берут за неделю.

Зверинец Лорбербаума окружен войсками, пристава назначили комендантом зверинца, а Кунцендорф ходит и под шумок бьет евреев по морде.

Лорбербаум плачет, как дите:

— Слушайте! Убейте мне этого слона, ну его к черту, мне его уже не жалко.

Потом другой комиссионер говорит:

— Как его убьешь сразу, это же не цыпленок, а слон… Его, может быть, месяц убивать надо. Давайте, отравим его.

Я спрошу вас: кто из них умный, если, когда они дали слону апельсин, набитый стрихнином, так слон понюхал и размазал ногой по полу.

Другой умник кричит:

— Дадим ему стрихнин на водке; слоны водку любят.

Мало им людей спаивать, так за слонов взялись.

Ну-с… Сделали они целое ведро стрихниновки, дали слону… Опять же я вас спрашиваю: кто же умный, а кто же сумасшедший?

Может — я? Может — вы?

Слон взял хоботом ведро и вылил на комиссионеров.

Так уже была, после этого, новая идея: давайте, его усыпим.

Попробовали…

Этот замечательный слон съел, может быть, сто порошков — и ничего. Пошевелит ушами, скушает и опять смотрит глазами на комиссию.

Один грек предложил городской управе подкопать под слоном яму и ссыпать туда слона.

Городская управа говорит:

— Мы не можем, потому у нас нет на слонов кредитов.

А слон стоит и смотрит, стоит и смотрит.

Уже солдатам скоро в лагери нужно переходить, а он стоит и смотрит на комиссионеров.

Это продолжалось, может быть, год бы или два, но явился уже еще один комиссионер, не из комиссии, а настоящий — от Робина.

Такой умный, что прямо прелесть.

Что? Ну, да, еврей, а то кто.

Пришел и говорит:

— Черт с ним, что вы к нему пристали. Слон здоровый, а вы ему только на нервы действуете. Оставьте его в покое.

— А вы разве в слонах понимаете?

— Комиссионер должен во всем понимать.

У него, может быть, все понятие о слонах было такое, что на палке ручка слоновой кости, больше ничего.

Но, однако, попробовали. Отозвали войско и оставили слона в покое.

И знаете результат?

Слон тоже успокоился!

И сразу все вернулись к своим занятиям: Сосновский стал штрафовать газеты, полиция выселять евреев, евреи— выселяться, бумаги поднялись, и одесситы стали возвращаться.

— Почему же, — вы меня спросите, — все так кричали?

— Одесса!

Если Одессе попадется муха, она из нее сделает слона, а если попадется, не дай Бог, слон, — это будет целая мексиканская война! [4] Когда одессит говорил это — он не знал, что инцидент с Ямбо, кончится настоящей мексиканской войной: слона раздразнили и потом выпустили в него двести пуль.

— Имею честь явиться, вашество!

— А вы кто?

— Как же! Я — Красовский.

— А-а-а! Всенижайшее! Юскевич-Красковский! Садитесь, милости прошу.

— Виноват, ваше пр-во… Не Красковский, а Красовский. Пристав.

— Без «к»?

— Так точно.

— Ага… Как это называется в грамматике — «к беглое». Вы какой Красовский?

— Вы меня должны помнить, ваше пр-во. Я вам скажу только два слова, и вы меня сразу вспомните: я нашел в Америке Адель Равич! К вам к первому с этой радостной вестью…