Петр Суворов - Рассказы из далекого прошлого

Проѣхавъ версты двѣ по лѣсу, всадники выбрались на обширную долину съ густою травой, усѣянную желтыми и лиловыми цвѣтами. Кругомъ горная мѣстность съ разнообразными деревьями. Тутъ и царственный дубъ съ вершины холма озиралъ лѣсное пространство, и старая береза дружески склоняла къ нему свои вѣтви. Въ самой глубинѣ долины, подъ охраной нависшихъ кленовъ, ольхи и плакучей ивы, журчалъ ручей. Тамъ, гдѣ онъ серебряною грудью разбивался о каменистый обрывъ, пріютилась часовня съ металлическимъ крестомъ на крышѣ. Внутри ея помѣщалось нѣсколько почернѣвшихъ отъ времени иконъ безъ всякихъ украшеній. Желѣзный черпакъ для воды былъ прикрѣпленъ на длинной цѣпи.

Маркиза набожно перекрестилась, и въ этотъ мигъ услышала голосъ кукушки, пріютившейся гдѣ-то въ потаенныхъ мѣстахъ вѣковой чащи. Антонина Вавиловна, привыкшая къ этой птицѣ, почему-то вздрогнула и схватилась за сердце.

— Что она нынче такъ грустно кукуетъ? — произнесла она. Точно мнѣ предвѣщаетъ несчастье.

Калитинъ пожалъ плечами и замѣтилъ:

— Ужели вы вѣрите въ предразсудки? Непонятная вы женщина. То въ васъ проявляется сила, желающая пользоваться тѣмъ, что намъ добровольно не дается; то вы молитесь, какъ жалкая нищенка; то придаете таинственное значеніе крикамъ глупой птицы. Ничего не поймешь. Надобно держаться одного чего-нибудь: или быть дуракомъ, — и по дурацки поступать, или жить такъ, какъ не всѣ люди. Обладайте большею крѣпостью духа, и вамъ все будетъ доступно.

Кукушка черезъ нѣкоторые перерывы возобновляла свое унылое ку-ку.

— Странная вещь, продолжала какъ бы про себя Антонина Вавиловна: никогда мнѣ не было такъ тяжело, какъ въ настоящую минуту. Нѣтъ, не къ добру расходилась кукушка. Да и вы говорите все нерадостное. Существуютъ, г. Калитинъ, въ жизни такія вещи, надъ которыми стыдно смѣяться. Вотъ вы замѣтили, что я молилась, какъ нищенка. Что же тутъ достойнаго осужденія? Наука, въ которую вы вѣрите, не доказала, что Бога нѣтъ. А что Богъ есть, мнѣ о томъ говоритъ каждый предметъ, которымъ я любуюсь, каждая мысль, которая освѣщаетъ мою жизнь. Что же вы даете человѣку взамѣнъ того, что вы отрицаете, надъ чѣмъ такъ безжалостно издѣваетесь? Вы все разрушаете, но этимъ занимается и одномыслящій съ вами тургеневскій Базаровъ, пожалуй, и г. Герценъ.

Во время рѣчи, которую произносила маркиза, Калитинъ иронически улыбался. Когда же она умолкла, онъ отвѣчалъ ей порывисто, отчеканивая каждое слово:

— Вы, сударыня, затрогиваете идеи, которыя выше женскаго пониманія. Что я исповѣдаю, что я признаю или отрицаю, надъ тѣмъ думали люди многихъ вѣковъ. Религія создана людьми, а не Существомъ, котораго никто не видѣлъ. А чего я не видѣлъ, тому не вѣрю. Мой умъ требуетъ объяснительныхъ доказательствъ всему, къ чему я прикасаюсь, чѣмъ хочу владѣть или наслаждаться. А что мнѣ необъяснимо, то не въ области моего знанія. Журавлемъ въ небѣ меня не обманете. Когда я былъ маленькимъ и учился, мнѣ твердили: помолись, и получишь хорошій баллъ; я молился, и получалъ единицы. Теперь я не молюсь, и получаю, что хочу.

— Позвольте, прервала нетерпѣливо собесѣдника Антонина Вавиловна: вы слишкомъ самонадѣянны. Какъ вы можете получить все, что хотите? Напримѣръ, если вамъ понравится женщина, но не будетъ заинтересована вами, вы ее, все-таки, покорите?

Калитинъ въ упоръ смотрѣлъ на маркизу. Его глаза какъ-то странно блестѣли. Онъ нагнулся надъ ея плечомъ и произнесъ съ разстановкой:

— Не-пре-мѣн-но!

И молодая женщина почувствовала жгучій поцѣлуй на своей шеѣ. Вслѣдъ за нимъ раздалась пощечина и чей-то ударъ нагайкой. Калитинъ съ конемъ шарахнулся въ сторону. Одна щека офицера горѣла отъ пощечины оскорбленной женщины, а на другой красовался огненный рубецъ, простиравшійся отъ лба вплоть до праваго уха. Ударъ былъ нанесенъ г. де-Марсельякомъ, долго ожидавшимъ свою жену домой и безпокоившимся о ней. Проѣзжая по окраинѣ долины, онъ видѣлъ всадниковъ, былъ невольнымъ слушателемъ послѣднихъ словъ Калитина и свидѣтелемъ его дерзкаго поступка. Послѣ полученнаго тяжкаго урока Калитинъ въ бѣшенствѣ выхватилъ нагайку изъ рукъ обидчика и ея рукояткой ударилъ его въ правый високъ. Маркизъ опрокинулся мертвый навзничь. Его жена была такъ потрясена происшедшею сценой, что нѣкоторое время, какъ въ столбнякѣ, не могла сообразить, какая драма разыгрывается передъ ея глазами. А офицеръ уже спрыгнулъ съ лошади, стащилъ трупъ своего врага на землю и оставилъ одну ногу запутанною въ стремени. Онъ ударилъ нагайкой коня, который и скрылся въ лѣсной чащѣ съ роковою жертвой. Все разсказанное произошло быстро, по наплыву инстинктивныхъ ощущеній, охватившихъ преступника. Онъ былъ страшенъ. Онъ подтверждалъ собой, что человѣкъ превращается въ звѣря, когда чувство безсознательнаго самосохраненія заглушаетъ въ немъ голосъ совѣсти и сожалѣніе къ участи ближняго. Одна мысль спасти себя руководитъ озвѣрѣвшимъ человѣкомъ. И вотъ, что сказалъ Калитинъ маркизѣ, оставшись съ нею опять вдвоемъ послѣ катастрофы, настигшей ихъ врасплохъ:

— Совершилось подлое дѣло, Антонина Вавиловна! Какъ оно произошло, объяснить не могу. Но виноватъ одинъ я. Поправить совершеннаго нельзя, но васъ изъ неловкаго положенія вывести можно. Если вы согласны молчать о происшедшемъ, то всѣ подумаютъ, что маркиза убила лошадь. Если же вамъ угодно начать уголовное преслѣдованіе, я противъ того ничего не имѣю. Но мнѣ больно будетъ видѣть васъ прикосновенною къ дѣлу. Люди такъ дурны, что трудно бываетъ обѣлить даже самыхъ чистыхъ людей. Позвольте васъ проводить домой, хотя ради приличія.

Маркиза схватилась рукой за лобъ и, точно въ забытьи, произнесла:

— Боже, что со мной? Потомъ, обратившись къ Калитину, она съ ужасомъ крикнула:

— Прочь, негодяй! Прочь, убійца!

И, поправивъ волосы и шляпку на головѣ, бѣдная женщина повернула лошадь и направилась по дорогѣ къ родному селу.

Человѣку суждено переживать неожиданныя событія, выбивающія его изъ обычной колеи, путающія его мысли, парализующія волю. Маркиза, бывшая женщиной съ энергіей, не знала, что предпринять въ настоящую минуту. Ей представлялись три исхода. Первый изъ нихъ былъ легкій, но и позорный. Это — согласиться на послѣдніе доводы капитана и молчать обо всемъ. Тогда она передъ свѣтомъ будетъ незапятнана, но останется навсегда мученицей, влачащею за собой грозную тѣнь неискупленнаго преступленія. Притомъ, она отдавалась, въ силу роковыхъ обстоятельствъ, въ нравственное рабство человѣка, внушавшаго ей теперь одинъ ужасъ. Другой исходъ дѣла не сулилъ ей также ничего свѣтлаго. Оглашеніе всего, что произошло въ дѣйствительности, влекло за собой тяжелый процессъ. Съ нимъ связана душевная пытка, которой, быть можетъ, и конца не предвидится. Судъ не оставитъ въ покоѣ ея отношеній къ Калитину, на самомъ дѣлѣ, безукоризненныхъ, но бездоказательныхъ передъ голосомъ общественнаго мнѣнія. Оставался третій исходъ, заключавшійся въ томъ, чтобы самой явиться передъ властями безпощадною обвинительницей забывшагося офицера, — но кто повѣритъ истинности ея обвиненія? Калитинъ былъ правъ, утверждая, что люди въ большинствѣ такъ дурны, что не вѣрятъ чистотѣ самыхъ лучшихъ намѣреній. Что же дѣлать? Что же дѣлать?