Мария Червинкова-Ригрова - Сон в летнюю жизнь. Повесть. Перевод с чешского

Посмотрите, милостивая барышня, какое одеяло с подушкой он прислал мне через пастуха, а жене его заплатил, чтобы мне готовила еду и топила печку, а уже лекарств столько дал, что и не счесть! Но теперь мне без соседей совсем никак, когда совсем занемогла и не встаю. Вроде и выздоровела, да на другой глаз ослепла. Уже не полюбуюсь на своего ангелочка, на Аничку!

– Бывает, что и от слепоты многих вылечивают, милая, может и над Вами Господь смилостивиться. А что до Анички, – Ольга повернулась к ребёнку, – Ходила когда-нибудь в школу?

– Ходила, когда жили в Гайде.

– Но школа там была немецкая?

Ребенок кивнул.

– А ты понимала, что говорит учитель?

– Нет.

– И долго так ходила?

– Год отходила, милостивая барышня, – ответила за неё мать, – А что толку, если по-немецки ни словечка не понимала и не говорила?

– А почему здесь, в Хломку никогда не посещала Дубковскую школу? – снова поинтересовалась Ольга.

– Да как бы смогла, милостивая барышня, кому там беднячка нужна? Прислали ко мне посыльного из деревенского совета, буду ли посылать своего ребёнка, что и мне будет полегче, если она грамотной или приписанной. А я ответила, что если мне грамота далась по воле Божьей, то ребенка не смогу далеко посылать, да и платить нечем, и если они хотят моё имущество описать, то уж не лучше ли с меня и начать, когда душа из тела уйдёт? И тогда мне посоветовали, чтобы я не беспокоилась об оплате, а мне надо либо платить мне, либо прислать мне сиделку, вот как-то так и договорились, что ребёнок за больной присматривает.

– Совсем не умеешь читать, Аничка? – спросила Ольга.

– Не умею.

– Но она знает все буквы, милостивая барышня! Мой уже совсем плох был, а часто с ней по книжке говорил.

– А знаешь что, Аничка, приходи ко мне завтра утром, в Дубково – подарю замечательную книжку, тогда и поговорим. И клевер для кролика получишь. Я скоро навещу Вас, Холинова. С Богом!

Ольга быстро вышла из комнаты.

Вернулись домой, она обнаружила, что во все уже собрались обедать и обеспокоенно ждали её. Та извинилась, подробно рассказала обо всём происшедшем, о том, как возмущает странность некоторых законов, которые так вопиюще несправедливы к жизни бедняков, и что с мнением пана советника не считаются, хотя тот и законный хозяин поместья.

Когда же на следующий день Аничка с обильными дарами радостно сияя возвращалась из Дубкова, Ольга проводила её и до поля, где пастух косил клевер.

Тот удивленно остановился, оперся на косу и сказал:

– Что Вы, милостивая барышня, с этим дитём так возитесь?

Потом почесал затылок под шапкой. Ольги торопливо в одиночку набирала клевер для Анички в большой платок, да так разошлась, что на слова косца и внимания не обратила. Стоя на коленях она помогла Аничке завязать платок, когда услышала, как её весело окликнули:

– Вот как, барышня Ольга ворует клевер! – это доктор сошёл с повозки и подошел к краю поля.

– Это мы для кролика! – осмелев крикнула Аничка, – Милостивая барышня уже видела моего кролика и говорила со мной по книжке!

– Правда? – доктор взглянул на Ольгу так горячо и сердечно, что та каждой своей жилкой ощутила счастье.

– Ах, да, – поднялась она к нему, подавая руку, – Помню Вас, помню…

Тот слегка покачивал головой, как будто и не удивлён и продолжал:

– Бедное создание, – но потом живо добавил, – Хорошо, что мы встретились. Хотел заехать к вам в Дубково узнать, будете все у нас в академии?

В этот миг Ольга забыла обо всём, что говорила дома о том, что в академию не поедет, а лишь робко ответила:

– Наверное, поедем. А Вы бываете на Карловицких концертах?

– Обычно, нет!

– Но Вы сказали, что хотели заехать в Дубково. Неужели ради Академического бала?

Доктор слегка задумался, будто в нерешительности, после чего галантно ответил:

– Я заеду… На этой неделе! До встречи, барышня Ольга!

И быстро повернулся к повозке, помахав напоследок шляпой.

Был ясный полдень. Солнце играло, как летом. В дальнем уголке сада на лавочке под кустами жасмина в приятной прохладе обе девушки уселись за рукоделием.

Воздух был напоён ароматом жасмина. Ольга обернулась, чтобы рассмотреть нежные белые цветы, распустившие свои бутоны. Лидушка вышивала, но то и дела отрывала взгляд от работы.

Потом схватила Ольгу за руку:

– Смотри!.. Нет, направо! Видишь как дядюшка Ондржей по сторонам оглядывается? Нас ищет? Нашёл! К нам идёт.

Бойкая головка еле сдерживала озорной смех.

– Не оборачивайся! Смотри сквозь ветки: он не видит, что мы его заметили, – прошептала она Ольге, – Смотри, как поправляет галстук, как отряхивается, манжеты осматривает… Боже! Подумать только! Дядюшка Ондржей поправляет галстук! Ольга, это многое значит! А в руках какие-то книги… Ну сейчас уморит своей философией.

Пан Ондржей приблизился, и Лидушка сразу склонилась над своим вышиваньем, только иголка в руках замелькала, будто девушка и впрямь поглощена своей работой. Ольга любезно взглянула на подошедшего.

– Не помешаю … – отозвался тот, встав неподалёку.

– Ни в коем случае! Присоединяйтесь. Я уже устала шить, да и грех всей красоты вокруг не видеть!

– Однако, дядя! Вы в парадном! По какому случаю воскресный наряд? – поинтересовалась Лидушка.

Пан Ондржей покраснел до корней волос:

– Да ничего особенного, – спешно отговорился тот.

– А как эффектно повязан галстук! А ты ещё вполне себе, дядюшка!

Пан Ондржей смущённо взглянул на барышню Ольгу, но та будто пропустила мимо ушей Лидушкины шпильки, и сказала:

– Не возражаете, если посмотрю Ваши книги?

– О нет! Просто… Я подумал, может быть… У барышень нет времени… У меня тут кое-какие лекции.

– А что у Вас ещё интересного с собой?

– Ты ещё спрашиваешь, что интересного?! Не трудно догадаться! Так ведь, дядя? Что-нибудь вроде Критики здравого смысла Канта!

Пан Ондржей нахмурился:

– Критику чистого разума не стоит переводить как критику здравого смысла, – сказал он серьезно.

– По-моему, тоже! Но я догадалась. Или что-то из Гегеля или Шопенгауэра?

– Полюбуйтесь, как наша Лидушка во всём разбирается, – улыбнулась Ольга.

– Вот так и запустила бы тебе в глаза песком, милая Ольга! Да люди вроде нашего дядюшки больше предпочитают книжную пыль!

– У меня с собой простенькие лекции, – пояснил пан Ондржей.

– Да неужели?! Дядюшка Ондржей принёс простенькие лекции! А не романы Поль де Кока?

– Но, Лидушка!

– А барышня знакома с «Дзядами» Мицкевича? – повернулся к Ольге пан Ондржей.

– Они переведены?

– Некоторые части.. По-моему, там невероятная глубина мысли. В самом деле… Мало у кого в мировой литературе так бывает. Читала барышня стихи Юлиуша Словацкого? Тут есть.