Борис Можаев - Пропажа свидетеля

Его поддержал Зуев:

- Молодец, Кончуга! В самом деле, развели канитель. На здоровье! - Он тоже выпил и стал закусывать. - Мертвый, как говорится, в гробе спит, а живой пользуйся жизнью. Веселись то есть. А ему теперь постом не поможешь.

- Зато он любил помогать кое-кому... при жизни, - сказала Инга, обернувшись к Зуеву. - Вы не слыхали?

Зуев поперхнулся:

- Кх-хэ! Кх-ха-а! Кыххх! - Он закрылся рукой и вышел из-за стола. - Я си-ичас... - просипел он и выбежал за дверь.

- Это недостойно! Вы не имеете права! - гневно сказала Настя.

- Значит, я не имею права? А вы какое имели право встречаться с Калгановым? - крикнула Инга. - Теперь невинность изображаете? Но кто его сюда завлек? Вы! И погиб он здесь из-за вас!

- Я... я не виновата... ни в чем! - Настя закусила губу и всхлипнула. Это ложь!

- Ложь! - У Инги тоже зарделись скулы и недобро заблестели и сузились янтарные глаза. - Тогда я прямо скажу: вы были в ту ночь в лагере у Калганова!

Настя открыла рот и подняла руку, словно заслоняясь от удара.

- И не смейте возражать! - кричала Инга. - Я точно это знаю. И следы возле него были ваши. И кеды ваши. Я могу это доказать.

Настя закрыла лицо руками, зарыдала и быстро вышла из горницы в бревенчатый пристрой, отгороженный толстой стеной.

- Чего так шуми? Выпей немножко - сразу спокойнее будешь, - сказал Кончуга племяннице.

- Я в этом доме кружки воды не выпью!

Инга вышла в сени, хлопнув дверью.

- А я, понимаешь, озябла. Мне можно? - спрашивал Кончуга Конькова, наливая себе водки.

- Пей на здоровье! - Коньков встал из-за стола и прошел к Насте в бревенчатый пристрой, плотно затворив за собой дверь.

Настя лежала на диване, уткнув лицо в подушку, и глухо рыдала.

Коньков присел возле нее на стул, оглядел обстановку этой комнаты, похожей на спальню. В углу стоял комод, рядом с кроватью платяной шкаф, трюмо на подставке, и перед ним зеленый бархатный пуф.

- Успокойтесь, Настя. - Коньков стал утешать ее: - Быть в лагере у Калганова той ночью еще не значит совершить преступление. Но имейте в виду, если вы будете запираться, придется взять вас под стражу... А там перекрестные допросы, улики... Свидетели! Докажут. Но тогда вас будут судить за укрывательство преступления.

Настя встала, все еще всхлипывая, оправила волосы, потом накинула крючок на дверь.

- Я хочу, чтобы нас никто не слышал.

- Понятно! Будем говорить тихо, - согласился Коньков. - Итак, вы знали Калганова?

- Да.

- Когда вы с ним познакомились?

- Года два назад. Я в школе в Красном селе работала.

- Какие у вас были с ним отношения?

- Мы встречались...

- Как?

- Ну... - Настя повела плечом и замялась.

- У вас была любовь?

- Была.

- Почему же вы не поженились? Он не захотел или вы?

- Он меня держал в неопределенности.

- Каким образом?

- Говорил, что он прирожденный холостяк. Что замужество - это предрассудок. Что замужество убивает любовь, что любовь должна быть свободной. Ну и все такое... Теперь это модные взгляды... - и потупилась.

- Н-да. - Коньков помолчал, потом спросил: - Вы переписывались?

- Он не любил писать письма. Говорил, что это тоже предрассудок. Уехал в экспедицию куда-то в Якутию. Я потеряла с ним связь и с год ничего не знала о нем.

- И вы решили выйти замуж за другого?

- Да... В прошлом году.

- А с Зуевым вы давно знакомы?

- Давно. Раньше, чем с Калгановым.

- Он что, в Красном жил?

- Нет, он в райцентре жил. Работал экспедитором торговой базы. Часто приезжал к нам. Потом перешел в лесничество. Мы поженились, жили у меня, при школе. Но тут приехал Калганов, познакомился с Ингой... И мне в отместку стал крутить любовь у всех на глазах. Инга понимала это, и ненавидит меня.

- А вы любили Калганова?

- Да.

- Зачем же вышли за Зуева?

- Куда же деваться? Деревня, глушь... Четыре года одна прожила, и никакой надежды...

- А Зуев знал о вашей связи?

- Конечно. Когда приехал Калганов, он стал меня ревновать.

- Скандалил?

- Всякое было. Из-за этого и ушел сюда и меня увез. Говорил - временно. Мол, подыщем что-нибудь получше - переедем, станешь опять работать.

- Понятно. А теперь скажите, что было в ту ночь?

Настя опять всхлипнула. Потом с минуту молчала, подавляя в себе приступы плача. И заговорила ровным голосом:

- Дня за три до этого Калганов с Кончугой заезжали к нам. Вели мирные застольные разговоры... А на другой день все уехали. Ивана вызвали в район, а Калганов с Кончугой подались в тайгу.

- И что ж? Зуев спокойно поехал в район? Он же знал, что Калганов остался поблизости.

- Знал... Предупреждал меня, что нагрянет... Я его успокоила. Говорила, что возврата к прошлому не будет. Ну... и все в таком плане...

Она вдруг попросила:

- Дайте мне папироску.

- Вы ж не курите!

- Бросила. Когда-то курила... С Калгановым.

- Пожалуйста! - Коньков протянул ей пачку.

Она затянулась раза два глубоко и жадно, потом продолжила рассказ:

- В тот же день, по отъезде, Калганов пришел ко мне и стал меня уговаривать уехать с ним. Я заплакала, говорю ему - поздно! А он свое - я, мол, все понял, что был свиньей... Что не может без меня жить... - Она вдруг часто стала всхлипывать, и плечи ее затряслись, потом опять пересилила себя. - Мы встречались с ним. И в ту, последнюю ночь я согласилась с ним уехать. Вот только, говорю, Зуев приедет. Стыдно бежать как ворам.

- Значит, были в ту ночь у него в лагере?

- Была... Он отправил куда-то Кончугу... Уже под утро он проводил меня лесом до пожни. Мы расстались, как нам казалось, ненадолго. Он пошел к себе в лагерь, а я домой. Подхожу к дому, смотрю - дверь в сени растворена и собака лежит на пороге. У меня ноги подкосились, я поняла, что дома Иван. Я хорошо помнила, что закрывала дверь на замок и ключ положила в условленном месте, где мы обычно прячем его. Смотрю на этот черный дверной проем и не могу шага ступить. Оперлась о забор и чую, что сердце готово разорваться... Тут выбежал Иван, растрепанный, с бешеными глазами. И слова не дал мне выговорить - ударил в висок. Я упала. Он стал бить меня ногами и скверно ругался... И вдруг на реке раздался выстрел. Иван словно остолбенел, поглядел туда со страшным испугом. Потом сказал мне: если скажешь кому, что я был ночью здесь, убью. И бросился бежать к реке.

Она опять сделала несколько глубоких затяжек и потом сказала:

- Я еле встала... Отдышалась немного. И пошла туда, в лагерь. Сердце мое билось и ныло нестерпимо вот здесь, - указала она на ключицу. - Я чуяла недоброе. Пришла в лагерь - там пусто. Вышла на косу и увидела его, убитого... Вот все, что я знаю...

- Спасибо, Настя! - Коньков положил на ее руку свою ладонь и слегка пожал пальцы. - Спасибо!

- Вы сейчас арестуете Ивана? - спросила она.

- Ни в коем случае! И прошу вас ничего об этом не говорить. Мы едем на облаву. Благодарю вас! - Коньков первым вышел из пристроя.