Николай Лейкин - В гостях у турок

Подбѣжалъ и къ супругамъ дервишъ съ чашечкой. Николай Ивановичъ улыбнулся.

— На коньячишко просишь, святой мужъ? Изволь, изволь. Выпей за здравіе Николая, Глафии и Карапета, — сказалъ онъ и опустилъ въ чашечку серебряную монету:- Ну, теперь на кладбище отправимся, — обратился онъ къ Карапету.

— Да мы ужъ на кладбищѣ, дюша мой. Вонъ могильнаго памятники стоятъ. Здѣсь въ Скутари вездѣ кладбище… отвѣчалъ тотъ.

— Это ты говорилъ, что старое кладбище. Понимаю. — Но гдѣ-же новое?

— А вотъ за того маленькаго мечеть зайдемъ — будетъ и новаго кладбище.

Карапетъ указалъ на хорошенькую маленькую мечеть съ двумя минаретиками, выглядывавшую изъ темной зелени кипарисовъ и они двинулись впередъ. Почти всѣ турецкія женщины, находившіяся при богослуженіи дервишей Руфаи, направились туда-же.

Ближе къ новому кладбищу стали попадаться палатки кафеджи съ жаровнями, на которыхъ стояли кофейники. На циновкахъ, разостланныхъ около палатокъ, сидѣли фески. Сами кафеджи звенѣли чашками въ плетеныхъ корзинкахъ. Бродили булочники, продающіе булки, вареную кукурузу и вареную фасоль. Везъ на ручной телѣжкѣ большой укутанный ковромъ котелъ турокъ въ чалмѣ изъ грязныхъ тряпицъ и предлагалъ желающимъ горячій «пловъ».

Вездѣ продавалось съѣстное. Нашелся даже бродячій цирюльникъ, который около самой развалившейся ограды «новаго» кладбяща усадилъ своего кліента на коверъ и брилъ ему намыленную голову.

Продавали разносчики съ рукъ платки, полотенца, и наконецъ Глафира Семеновна увидала турка съ плетеной корзинкой, изъ которой выглядывали тѣ самыя турецкія шитыя золотомъ по сафьяну туфли безъ задковъ и съ загнутыми носками, которыя она искала въ Стамбулѣ на базарѣ и не нашла.

— Вотъ туфли-то! — радостно воскликнула она и подскочила къ корзинкѣ.

Турокъ-разносчикъ тотчасъ-же приложилъ руку ко лбу, къ сердцу, отдалъ почтительный поклонъ и сталъ хлопать туфлями подошву о подошву.

Глафира Семеновна отобрала три пары. Торговецъ сказалъ свою цѣну. Карапетъ началъ торговаться и давалъ ему треть цѣны. Кой-какъ сошлись, и туфли были куплены.

— Отчего эти туфли только здѣсь продаются? — спросила Карапета Глафира Семеновна.

— Оттого, мадамъ, что ихъ только самаго стараго старухи-турчанки носятъ, а онѣ никуда больше не ходятъ гулять, какъ на кладбище. Да на того сторона, дюша мой, и стараго старухи не носятъ такого старомоднаго туфли, а только здѣсь въ Скутари, — былъ отвѣтъ.

Николай Ивановичъ дернулъ Карапета за рукавъ и украдкой спросилъ:

— А выпить здѣсь коньячишку можно?

— Можно. Пойдемъ… — кивнулъ ему Карапеіъ.

Необыкновенно веселый, ласкающій взоръ видъ представляетъ изъ себя Новое или Большое кладбище въ Скутари, расположенное на горѣ. Десятки тысячъ памятниковъ представились супругамъ Ивановымъ, когда они вошли за каменную ограду. Отъ входа вились въ гору нѣсколько дорожекъ, обсаженныхъ высокими и низкими кипарисами: и среди темно-зеленой зелени бѣлѣлись бѣлые мусульманскіе памятники, состоящіе всегда у мужчинъ изъ трехъ, а у женщинъ изъ двухъ камней: одного, составляющаго плашмя лежащую плиту и другого — на ребро поставленную плиту. У мужскихъ памятниковъ третій камень составлялъ тюрбанъ или чалму, высѣченные изъ какой либо каменной породы и поставленные сверху третьяго камня, немного въ наклоненномъ видѣ на бокъ. Памятники и кипарисы шли въ гору и представляли изъ себя дивный видъ для поднимающагося путника, но еще болѣе великолѣпный видъ открывался ему, если онъ обертывался назадъ. Съ высокой горы по направленію дорожекъ виднѣлся внизу голубой Босфоръ, а далѣе европейскій берегъ съ причудливыми, разнообразными постройками, расположенными террасами.

Глафира Семеновна воскликнула:

— Ахъ, какъ здѣсь хорошо и уютно! А у насъ-то въ Россіи какія кладбища! Мрачныя, непривѣтливыя, сырыя. Плакучія деревья повсюду да еще жалобно каркающія вороны въ придачу. А здѣсь… Ну, посмотрите, какая прелесть вотъ этотъ уголокъ съ усѣвшимися на коврѣ турчанками! указала она мужу и Карапету.

— Турки любятъ, мадамъ, чтобы кладбище было хорошо, — отвѣчалъ Карапетъ. — Для турки кладбище — гулянье, а для турецки женщины — другой гулянья нѣтъ.

— Что это они пьютъ и ѣдятъ? — разспрашивала Глафира Семеновна армянина.

— Здѣсь всѣ, мадамъ, пьютъ и ѣдятъ. Надо и намъ, барыня-сударыня, выпить и закусить.

Глафира Семеновна промолчала и продолжала наблюдать. Группы публики, по большей части женщины съ ребятами и безъ ребятъ, виднѣлись повсюду. Онѣ сидѣли и стояли въ самыхъ разнообразныхъ позахъ около памятниковъ. Слышался смѣхъ, веселые разговоры. Турчанки, дѣйствительно, въ большинствѣ случаевъ, что-нибудь ѣли: или апельсины, или сласти изъ коробокъ, подсовывая ихъ подъ густыя вуали въ ротъ. Да и не особенно тщательно у всѣхъ женщинъ опущены были эти вуали. У нѣкоторыхъ они были приподняты до носа и давали видѣть подбородокъ, губы и красивые зубки, кусающіе апельсинъ или засахаренный фруктъ. Были и такія, которыя совсѣмъ откинули вуаль и закрыли только ротъ и подбородокъ обычнымъ бѣлымъ шелковымъ шарфомъ съ шеи. И здѣсь, на кладбищѣ, сновали разносчики съ съѣстными припасами, фруктами и сластями, и здѣсь были кафеджи съ ручными телѣжками и предлагали кофе, выкрикивая по-турецки: «кагве».

— Однако, здѣсь-то ваши турецкія дамы не особенно вплотную прикрываютъ личики, — замѣтилъ Николай Ивановичъ Карапету.

— Да, да… Это вѣрно. Здѣсь всегда бываетъ мало турокъ мужчинъ и потому турецкаго дамы не боятся, что они получатъ непріятность, — отвѣчалъ Карапетъ.

— А какая-же можетъ быть непріятность?

— А посмотритъ на открытаго лицо и скажетъ: «ахъ, ты дура, какъ ты смѣешь, мерзкаго женщина, безъ вуаль сидѣть?»

— Да какое-же онъ имѣетъ право? — проговорила Глафира Семеновна

— Турки всегда имѣютъ право надъ дамамъ. Это только нашего дамы имѣютъ право надъ нами. Да…

И Карапетъ многозначительно подмигнулъ Глафирѣ Семеновнѣ.

— А вы хотите, чтобы и вамъ волю дали надъ нами? — покосилась на него та. — Нѣтъ, — мы Европа, мы этого не допустимъ.

— Смотри, смотри. Вотъ одна и совсѣмъ сдернула съ себя вуаль и смѣется, — указалъ Николай Ивановичъ армянину на женщину. — И какая хорошенькая!

— Была бы не хорошенькая, такъ не сдернула бы вуали, — отвѣчалъ Карапетъ. — Будь съ косого глазы морда — еще больше закуталась-бы.

— Николя! не пяль глаза! Это даже неприлично! — дернула мужа за рукавъ Глафира Семеновна.

— Если не турокъ идетъ, турецкаго дамы всегда очень съ большая смѣлость… Сейчасъ вуаль прочь… «Смотри, дюша мой. какая я душка»! Тутъ на кладбищѣ, если холостаго человѣкъ, можетъ даже въ любовь сыграть, — повѣствовалъ армянинъ. — Видишь, дюша мой, еще одна дама передъ тобой вуаль сдернула.