Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог

Тут можно читать онлайн Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Русская классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог
Автор:

Федор Достоевский
Жанр:

Русская классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.22/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог краткое содержание

Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог - описание и краткое содержание, автор Федор Достоевский, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

«Преступление и наказание» – гениальный роман, главные темы которого: преступление и наказание, жертвенность и любовь, свобода и гордость человека – обрамлены почти детективным сюжетом.

Многократно экранизированный и не раз поставленный на сцене, он и по сей день читается на одном дыхании.

Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Федор Достоевский

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

It had been too stifling, too cramping, the burden had been too agonising. A lethargy had come upon him at times.	А то уж слишком все сперлось и закупорилось, мучительно стало давить, дурман нападал какой-то.
From the moment of the scene with Nikolay at Porfiry's he had been suffocating, penned in without hope of escape.	С самой сцены с Миколкой у Порфирия начал он задыхаться без выхода, в тесноте.
After Nikolay's confession, on that very day had come the scene with Sonia; his behaviour and his last words had been utterly unlike anything he could have imagined beforehand; he had grown feebler, instantly and fundamentally!	После Миколки, в тот же день, была сцена у Сони; вел и кончил он ее совсем, совсем не так, как бы мог воображать себе прежде... ослабел, значит, мгновенно и радикально! Разом!
And he had agreed at the time with Sonia, he had agreed in his heart he could not go on living alone with such a thing on his mind!	И ведь согласился же он тогда с Соней, сам согласился, сердцем согласился, что так ему одному с этаким делом на душе не прожить!
"And Svidrigailov was a riddle...	А Свидригайлов? Свидригайлов загадка...
He worried him, that was true, but somehow not on the same point.	Свидригайлов беспокоит его, это правда, но как-то не с той стороны.
He might still have a struggle to come with Svidrigailov.	С Свидригайловым, может быть, еще тоже предстоит борьба.
Svidrigailov, too, might be a means of escape; but Porfiry was a different matter.	Свидригайлов, может быть, тоже целый исход; но Порфирий дело другое.
"And so Porfiry himself had explained it to Razumihin, had explained it _psychologically_.	Итак, Порфирий сам еще и разъяснял Разумихину, психологически ему разъяснял!
He had begun bringing in his damned psychology again!	Опять свою проклятую психологию подводить начал!
Porfiry?	Порфирий-то?
But to think that Porfiry should for one moment believe that Nikolay was guilty, after what had passed between them before Nikolay's appearance, after that tete-a-tete interview, which could have only _one_ explanation? (During those days Raskolnikov had often recalled passages in that scene with Porfiry; he could not bear to let his mind rest on it.) Such words, such gestures had passed between them, they had exchanged such glances, things had been said in such a tone and had reached such a pass, that Nikolay, whom Porfiry had seen through at the first word, at the first gesture, could not have shaken his conviction.	Да чтобы Порфирий поверил хоть на одну минуту, что Миколка виновен, после того, что между ними было тогда, после той сцены, глаз на глаз, до Миколки, на которую нельзя найти правильного толкования, кроме одного? (Раскольникову несколько раз в эти дни мелькалась и вспоминалась клочками вся эта сцена с Порфирием; в целом он бы не мог вынести воспоминания.) Были в то время произнесены между ними такие слова, произошли такие движения и жесты, обменялись они такими взглядами, сказано было кой-что таким голосом, доходило до таких пределов, что уж после этого не Миколке (которого Порфирий наизусть с первого слова и жеста угадал), не Миколке было поколебать самую основу его убеждений.
"And to think that even Razumihin had begun to suspect!	А каково! Даже Разумихин начал было подозревать!
The scene in the corridor under the lamp had produced its effect then.	Сцена в коридоре, у лампы, прошла тогда не даром.
He had rushed to Porfiry....	Вот он бросился к Порфирию...

But what had induced the latter to receive him like that?	Но с какой же стати этот-то стал его так надувать?
What had been his object in putting Razumihin off with Nikolay?	Что у него за цель отводить глаза у Разумихина на Миколку?
He must have some plan; there was some design, but what was it?	Ведь он непременно что-то задумал; тут есть намерения, но какие?
It was true that a long time had passed since that morning--too long a time--and no sight nor sound of Porfiry.	Правда, с того утра прошло много времени, -слишком, слишком много, а о Порфирии не было ни слуху, ни духу.
Well, that was a bad sign...."	Что ж, это, конечно, хуже..."
Raskolnikov took his cap and went out of the room, still pondering.	Раскольников взял фуражку и, задумавшись, пошел из комнаты.
It was the first time for a long while that he had felt clear in his mind, at least.	Первый день, во все это время, он чувствовал себя, по крайней мере, в здравом сознании.
"I must settle Svidrigailov," he thought, "and as soon as possible; he, too, seems to be waiting for me to come to him of my own accord."	"Надо кончить с Свидригайловым, - думал он, - и во что бы то ни стало, как можно скорей: этот тоже, кажется, ждет, чтоб я сам к нему пришел".
And at that moment there was such a rush of hate in his weary heart that he might have killed either of those two--Porfiry or Svidrigailov.	И в это мгновение такая ненависть поднялась вдруг из его усталого сердца, что, может быть, он бы мог убить когонибудь из этих двух: Свидригайлова или Порфирия.
At least he felt that he would be capable of doing it later, if not now.	По крайней мере, он почувствовал, что если не теперь, то впоследствии он в состоянии это сделать.
"We shall see, we shall see," he repeated to himself.	"Посмотрим, посмотрим", - повторял он про себя.
But no sooner had he opened the door than he stumbled upon Porfiry himself in the passage.	Но только что он отворил дверь в сени, как вдруг столкнулся с самим Порфирием.
He was coming in to see him.	Тот входил к нему.
Raskolnikov was dumbfounded for a minute, but only for one minute.	Раскольников остолбенел на одну минуту.
Strange to say, he was not very much astonished at seeing Porfiry and scarcely afraid of him.	Странно, он не очень удивился Порфирию и почти его не испугался.
He was simply startled, but was quickly, instantly, on his guard.	Он только вздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился.
"Perhaps this will mean the end?	"Может быть, развязка!
But how could Porfiry have approached so quietly, like a cat, so that he had heard nothing?	Но как же это он подошел тихонько, как кошка, и я ничего не слыхал?
Could he have been listening at the door?"	Неужели подслушивал?"
"You didn't expect a visitor, Rodion Romanovitch," Porfiry explained, laughing.	- Не ждали гостя, Родион Романыч, -вскричал, смеясь, Порфирий Петрович.

"I've been meaning to look in a long time; I was passing by and thought why not go in for five minutes.	- Давно завернуть собирался, прохожу, думаю -почему не зайти минут на пять проведать.
Are you going out?	Куда-то собрались?
I won't keep you long.	Не задержу.
Just let me have one cigarette."	Только вот одну папиросочку, если позволите.
"Sit down, Porfiry Petrovitch, sit down." Raskolnikov gave his visitor a seat with so pleased and friendly an expression that he would have marvelled at himself, if he could have seen it.	- Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь,- усаживал гостя Раскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским видом, что, право, сам на себя подивился, если бы мог на себя поглядеть.
The last moment had come, the last drops had to be drained!	Последки, подонки выскребывались!
So a man will sometimes go through half an hour of mortal terror with a brigand, yet when the knife is at his throat at last, he feels no fear.	Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет.
Raskolnikov seated himself directly facing Porfiry, and looked at him without flinching.	Он прямо уселся пред Порфирием и, не смигнув, смотрел на него.
Porfiry screwed up his eyes and began lighting a cigarette.	Порфирий прищурился и начал закуривать папироску.
"Speak, speak," seemed as though it would burst from Raskolnikov's heart.	"Ну, говори же, говори же, - как будто так и хотело выпрыгнуть из сердца Раскольникова.
"Come, why don't you speak?"	- Ну что же, что же, что же ты не говоришь?"
CHAPTER II	II
"Ah these cigarettes!" Porfiry Petrovitch ejaculated at last, having lighted one.	- Ведь вот эти папироски! - заговорил наконец Порфирий Петрович, кончив закуривать и отдыхнувшись, - вред, чистый вред, а отстать не могу!
"They are pernicious, positively pernicious, and yet I can't give them up!	Кашляю-с, першить начало, и одышка.
I cough, I begin to have tickling in my throat and a difficulty in breathing. You know I am a coward, I went lately to Dr. B—n; he always gives at least half an hour to each patient. He positively laughed looking at me; he sounded me: 'Tobacco's bad for you,' he said, 'your lungs are affected.'	Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Бну, -каждого больного minimum по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня глядя: и стукал, и слушал, - вам, говорит, между прочим, табак не годится; легкие расширены.
But how am I to give it up?	Ну, а как я его брошу?
What is there to take its place?	Чем заменю?
I don't drink, that's the mischief, he-he-he, that I don't.	Не пью-с, вот вся и беда, хе-хе-хе, что не пью-то, беда!
Everything is relative, Rodion Romanovitch, everything is relative!"	Все ведь относительно, Родион Романыч, все относительно!