Виталий Захаров - Раскаты

— Во-он как, — Григорий уже не скрывал желчи. — Выходит, хужеет народ? Грамота, умение мыслить — во вред? Интере-есно… По оловянным солдатикам слеза прошибает? Нет уж — канули те времена, будь они не тем помянуты!

— Вот-вот, пошла демагогия! — Макаров с усилием раздернул синеватую прорезь губ, выявив ровный ряд плоских широких зубов. Улыбка, неприятная, не прижилась на лице, вышла нарочитой, как и попытка свести разговор на шутку. Не сдержался, укольнул:

— Вам, молодым-то, конечно, лучше знать о тех временах… — но ссориться с главным архитектором областной столицы, видимо, не входило в его планы, продолжил примирительно: — Просто злость часто берет. Вспомнишь — как было когда-то… Скажут, бывало, старшие товарищи — хоть в огонь мы, хоть в воду. А сами — голодные, драные. Такой был энтузиазм…

— А может, старший товарищ попался не тот, а? Может, не так он что-то делает, не то говорит? А?

Сказал это Григорий с улыбкой, сбросив тон. Потому как, не договорив еще, подумал, что реплики его в самом деле демагогичны и что в общем-то он взъерепенился зря: не хватало сцепиться, по отцовскому следу, с соседом, мужиком как есть умным, но… Какой интерес? Конечно, загнать его в тупик — раз плюнуть, не ахти какой грамотей, да вряд ли стронешь чего в устоявшемся намертво характере и образе мышления. Уж Макарова-то мы знаем. Люди, привыкшие командовать и не получившие должного воспитания и образования, даже в поражении остаются уверены в своей правоте, нет в них гибкости, без которой невозможно в наше время…

— Не знаю, не знаю. Не мне судить… — криво усмехнулся председатель после долгого молчания и настороженно покосился не на Григория, а на Люсю. И второй раз словчил от спора: — Ну а теперь — держись! Начинается райская дорожка!

Оказывается, проехали поляну Долгую, по краю которой вилась сносной ровности двуколейка, оставленная лесовозами из ближних вырубок. В конце Долгой дорожка вильнула на север, в сторону Кирского древзавода, и пришлось «газику» ступить на просеку, вовсе забитую разнотравьем, исхлестанную крутыми жилами корней рослого осинника. Но юркая машинка, послушная сильным рукам, и тут не захотела умерить свою резвость, хотя и залихорадило ее, затрясло, как в падучей.

Проскочили осинник, стало видно, что просекой все-таки езживали, «газик» пошел заметно ровнее, но разговор не зародился вновь. Степан Макарович весь ушел в тряскую все же дорогу, а Люся с Григорием уткнулись в боковые стекла и смотрели на осенний предутренний лес. После ранопестрого осинника лес пошел смешанный: высоко и темно зеленели кряжистые, ничуть еще не тронутые первопрохладой дубы, этажом ниже багряно купнели неестественно вычеканенные на полумраке клены, еще ниже копнились уже орешники и рассыпчато пламенели рябинки, и совсем понизу текло вдоль просеки серебро прутняка и пожухлой травы. На ровных участках, когда «газик» прибавлял прыти, все это разноцветье сливалось в сплошную рябчатую стену — аж глазам, завороженным, делалось больно.

Петлянка, оправдывая себя, снова перехлестнула машине путь. И мало того — окончательно сорвала поездку. Степан Макарович привычно, без раздумья, бросил «газик» с довольно-таки крутого бережка на мостик, накатанный из бревнышек, и, когда совсем уж, казалось, через него проскочили, под колесами смачно лопнуло. «Газик» резко задрал нос, и Григория и Люсю, втиснутых в мякоть сиденья, оглушила тишина. Все произошло столь быстро и неожиданно, что и водитель, и пассажиры пронемели целую минуту.

— Всё, приехали, бога в твою преисподню!.. Сколь раз долбил этому Робинзону: подлатай ты свою овражную развалюху, не то свернет кто-нибудь шею — хоть бы ему хны, дубина! Двадцать с гаком так и проволынил в лесу, медведь! — разразился Макаров в адрес, по всей вероятности, лесника Петровича и полез вон из кабины.

За ним выбрались и Люся с главным архитектором. Поеживаясь от овражной сырости, затоптались на мостике, разглядывая размеры аварии. А дела обстояли не ахти: «газик» сел по самую раму, оба задних колеса почти целиком провисли в пролом.

— Что ж, давайте вспомним стапрадедовский способ, — сказал Григорий. — Вроде бы топорище торчало там с-под сиденья, а, водитель?

— Топорик-то я взял, как же без него в лесу… — Макаров цепко оглядел приовражье. — Да тут и не с чего срубить вагу, одна ольха.

Но топорик все же достал, огляделся еще раз и крупно затопал на берег. Там, на ладони обрывчика, пушились желтые две березки. В несколько размахов Степан Макарович свалил их с ног, тычками лезвия счистил с них сучочки. Получились рычаги не очень чтоб мощные, но вполне справные на «газиков» вес. Макаров завел машину, Григорий и Люся поддели ее рычагами сзади и стали поднимать. Но недаром сказано: споткнулся с утра — не жди добра. Попытки выручить «газик» под натужный вой мотора и залихватское «раз-два — взяли!» ничего не дали: справляться-то брат с сестрой справлялись, да задние колеса, ведущие, зависая над проломом, не цеплялись за бревна, а крутились вхолостую.

Между тем утро взошло во весь свой ясный цвет, окончательно добив скорую охотничью затею. Степан Макарович вытащил из кабины сумку с понятно звякнувшей посудой, пнул в сердцах дверцу и виновато предложил дойти на кордон пешком. Прямиком-де рукой до него подать, там найдется чем закусить, а потом и машину удастся выручить: Петрович с его лошадью заменят целый трактор.

— «А на-ам все равно», — полупропел Григорий, вытирая взмокший лоб. В возне с машиной на него нашла та озорная игривость, когда плевать на все удачи и неудачи. — Доверимся челну судьбы, и пусть несет он нас по лону волн! Правильно, Люсек? Что ты, молодец, невесел, буйну голову повесил, а?

— Я ничего… Пошли так пошли. День-то — наш.

Люся не то чтоб невесела была, просто не понравилось ей что-то, а что — не уловила пока. Толкнуло в груди, защемило, а с чего? Уловила бы, может, и удалось избежать очередного, неизвестно еще на какой срок приступа долгой тоски, которую сулило внезапно испортившееся настроение.

На взгорке сошли с катанки на тропу, по ней прошли на просеку.

— А скажи мне, Григорий Фролч, растолкуй: как люди подшефными делаются? С чего начинают? — сказал Макаров, придержав шаг.

— Не понял, — дернул Григорий толстыми покатыми плечами. — Прошу пояснее.

— Чего тут не понять. В районе у нас несколько хозяйств имеет шефов, и смотрю — стоящее дело. Не ахти, что, конечно, а все подспорье. И нам бы не помешало заиметь друзей… Но как это наверняка провернуть — ума не приложу.

«Вот ведь! Откуда знал папа точно, что не станет Макаров напрасно раскатываться по лесам? — удивилась Люся. — Вон как закидывает! Интересно, клюнет Гриша или нет?»