Валерий Пономарёв - Нежданно-негаданно [сборник]

Потом и отец вернулся. Считали его погибшим, а он выжил. Искалеченный весь пришел. Ольгу снова в школу турнул. Закончила-таки десятилетку, и — в лесной институт, Там ей тоже повезло. Опередила всех на лыжных соревнованиях. Зачислили в команду, талончики на питание давали. От отца какая помощь, с пятерыми на шее, да сам калека.

Она ворошила и ворошила свою жизнь, задержаться уже не могла: вот всегда так во время хвори, лезет пережитое в голову, и не отвяжешься.

В прошлое, вдруг вклинилось теперешнее, тревожило: о проделках на вздымке — услышала случайно, проходя мимо дома Ефрема. Ольга уловила, как он в сенках хвалился о том, что они «Сварганили», часто упоминал Илью Белоусова: «Во-о мужи-ик!»

Об Илье Ольга наслышалась уже в поселке: лучший работяга, охотник, какой хочешь мех у него и через него достать можно, и мужик хороший, любая баба пошла бы за него, да не женится.

Неужели тот Илья? Не может быть! И Ольга отгоняла старое, далекое, юное. Тот пошел по другой дорожке. Но это далекое было настолько близкое и даже будто родное, что не уходило, и хоть было горькое, но оставляло в памяти и доброе.

Белоусовы жили по соседству с ними, Фроловыми. Илюха был единственным сыном в семье. Он казался Ольге поначалу каким-то подлизулей, а потом она увидела, что он просто не вредный, а ласковый и добрый. Они вместе рыбачили, зимой вместе ходили на лыжах, вместе выполняли уроки. Илья не обращал внимания на насмешки ребят, что он с девкой дружит, а не с ними. И Ольге казалось: лучше Ильи и парня нет. Она так привыкла к Илье, что уж не могла представить жизнь в родном селе Луговом, если бы не было Ильи. Вдруг у Белоусовых случилась беда: утонула в Оби мать. Отец запил. Илья сник и приуныл и ходил сам не свой и большую часть времени пропадал у Фроловых. Ольге так его было жаль, что она тоже не находила себе места, глядя на его осунувшееся лицо и какой-то отчужденный взгляд, как будто ему и свет не мил. Они уже учились тогда в восьмом классе. Ольга утешала Илью, что их семья всегда поддержит его и отца, а сама, не сознавая, как вышло, — до того было больно смотреть на страдания Ильи, — поцеловала его. Она помнит широко распахнувшиеся глаза, словно кто-то сдернул с них эту грустную наволоку, и они уже были другими, живыми. Илья сильно привязался к Фроловым, почти не выходил от них, и Ольге порой казалось, что он врозь с ними и не жил. Они уже дружили крепко, по-настоящему.

…И тут эта проклятая война. Отец отдал Илью в ремесленное, а сам ушел добровольцем на фронт.

Уж чего Ольга никак не ожидала: Илья перестал писать. До села дошли слухи, что он связался с шайкой каких-то воров. Ольга не верила, считала напраслиной.

Потом Илья приезжал в село с дружком и был уже совсем не таким. Явились пьяные. Илья нагло лез к ней. А Ольге было обидно, что он опозорил не только себя, но и ее. Ольга выгнала его. После этого ревела, да слезами делу не поможешь. Вскоре пришла в село весть, что Илью вместе с дружком отдали под суд, и на этом все стихло.

Тут вернулся с войны отец, об Илье так и не было ни слуху ни духу.

Когда приезжала на каникулы, тоже никто ничего об Илье не говорил. Отдали под суд, судили — и все тут. И что стало с Ильей, не только Ольге, а и никому в селе было неизвестно. И теперь ей навернулась нехорошая мыслишка: после лагеря, видно, по знакомой дорожке пошел. И Ольге придется разбираться… Вот встреча! Она отгоняла набежавшее: да не один Илья Белоусов на белом свете. Больно не хотелось Ольге, чтобы замешан был в плутовстве тот Илья. До их села всего сто верст, не стал бы тут он околачиваться: вдруг знакомые попадутся, не больно приятно. Издавно велось в Луговом: жульничество считалось непростительным пороком. А может, он весь стыд потерял, другое обличье надел, и ничего в нем от отчих мест не осталось? А вдруг в родные места потянуло — вот и приехал, поселился невдалеке, луговскими местами пахнет.

Спрашивала: здесь никто о прошлом Ильи ничего не знает. Хороший мужик — и все.

Скорей бы выздороветь. А позвонить все-таки надо. Нечего докторов обходить. Ольга подошла к телефону и вызвала на дом врача. «Скорее дело-то пойдет», — и снова легла в постель.

Думы не оставляли, беспокойство о случившемся не уходило, и мысль сверлила одна: скорее одолеть хворь и проверить все. Только тогда она успокоится.

Илья решил передохнуть чуток, остановился, острее ощутил духоту, запахи трав, пихтача: деревья хоть смягчают малость жару, помогают дышать, перебарывать затянувшийся парун, а то бы совсем хана. Шиш — не работа.

Дымчатое марево клубилось над дальним кедровым островом, и, казалось, плавающее там солнце накалилось до красноты и теперь висело в вечерней голубизне, готовое вспыхнуть.

Пора бы и закончить работу, сделано вдвое больше, чем надо, но Илья намерен резать сосны до той поры, пока видны бороздки, оставляемые хакком [1] Хакк — инструмент вздымщика. : обильно как живица идет, и ночь бы можно было «чиркать», темнеет всего на часок, за это время и прикорнуть можно, но опять ведь припрется этот проклятый медведь и обязательно, когда собаки нет, станет ходить в стороне, выслушивать, высматривать, а где ступит неосторожно, потрескивает, похрустывает, — противны и жутковаты Илье эти шорохи.

Илья отогнал неприятное, трусливое: некогда, резать надо, сезон-то всего четыре месяца, вкладывай побольше силенок, а их у Ильи хватит на этот промежуток, он выдюжит, не сбавит. За прошлый месяц вон два плана дал.

Илья всякую сварочную работу испытал: и у газовиков работал, и у нефтяников. Они рядом, теперь в его краю полно дел, но ему не стало глянуться там: начальство все время над душой стоит, понукает; а Илья самостоятельность, свободу любит. Вот здесь как раз по нем: никто тобой не командует, сам себе хозяин. Хочешь заработать — поднапрягись, — больше, чем на газотрассе, иметь станешь. Тысячу чистенькими положил на июнь. Не хочешь — с прохладцей шевелись, — ничего не получишь. Сам решай, как лучше. Значит, хозяин сам себе. Хорошо.

Увидел он это занятие впервые в прошлом году, когда шел с трассы газопровода, где трудился, на речку, ловить хариусов. Илья любит лесом ходить, всегда что-нибудь новенькое подглядишь. К тайге да к реке сызмальства привык. Еще пацаном стерлядь с отцом начал ловить в Оби. А как подрос немного, — так за соболем отец стал брать. Лес для Ильи — дом родной.

Идет этак он тогда, присматривается: тут-то кулемку можно зимой поставить, в этой речке хариуса много — не мешает иной раз подразговеться. Вдруг слышит щелканье, на глухариное похожее, только погромче, погрубее, да еще примешивается звук — «тчик», и выходит: тэк-тчик, тэ-эк-тчи-ик. Заинтересовало Илью: что за чудо — пошел на звуки. Видит: мужик ходит, режет инструментом своим сосны, бороздки остаются. Делает все легко, как будто шутя. Догадался Илья: вздымщиками этих людей зовут, живицу они добывают. По бороздкам, сделанным хакком, стекает она в воронки, потом собирают ее. Чул, много из нее всякой всячины приготавливается.