Николай Кузьмин - Соседи

Решив все-таки соснуть часок и укладываясь в темноте в постель, Андрей подумал, что Сиротинскому, должно быть, понравится, как удачно получилось у него со статьей…

— Однако ты востер! — удивился Сиротинский. Он ожидал, что Андрей, как обычно, позвонит с рудника, а не заявится в редакцию, да еще с готовой статьей. — Ладно, оставь. Вечером будем смотреть вместе.

— Может, пока на машинку отдать, Яков Ильич?

— Иди, иди, работай, — отмахнулся секретарь. — Опять мне номер запорете! А статью оставь, пускай пока полежит. Вот освобожусь, будем читать.

Андрей вышел из секретариата.

День прошел в томлении, в беспокойном ожидании вечера, когда будет окончательно утрясен номер. Несколько раз он заглядывал в секретариат. Сиротинский сердито орудовал над макетами. Андрей осторожно прикрывал дверь.

Побродив по отделам, Андрей вспомнил о Викторе и сел к телефону. О Павле за все эти дни он старался не думать. Больше всего он опасался встретиться с ним где-нибудь на руднике. Тот, конечно, удивится и станет спрашивать, а что ответить? Андрей почему-то все время помнил, как веселился директор рудоуправления на дне рождения Лины. Обидится Павел за своего шефа. Поэтому и не хотелось пока ни встреч с Павлом, ни разговоров. Потом разве, когда статья будет напечатана.

Небрежно, ленивым пальцем, Андрей набрал знакомый номер. Виктор оказался как раз в учительской, возликовал, узнав его, и набросился с упреками: не звонит, не заходит, совсем загордился! Андрей устало ссылался на дела.

— Что-нибудь, разумеется, эпохальное?

— Слушай, иди ты со своими подначками! Не надоело еще?

— Ладно, ладно, не задирай нос!

Во второй половине дня заявился отдыхавший после ночного дежурства Нечитайло, выспавшийся, выбритый, свежий. Андрей поинтересовался, как у него дела со статьей Семашко. Оказалось, статья уже готова, осталось только съездить в рудоуправление подписать.

— Нечитайло! — раздался зычный голос Сиротинского. Секретарь слышал, как прошел Мишка: промышленный отдел был напротив секретариата.

— Ох-хо-хо! — потянулся Мишка, как бы сбрасывая разнеженность. — Начинается.

— Нечитайло! — нетерпеливо рявкнул Сиротинский.

— Да иду, иду, — отозвался Мишка и побежал.

Ближе к вечеру Андрей стал ловить Порфирьича и спрашивать, все ли макеты готовы. Верстка по обыкновению затягивалась. Наконец выпускающий сказал, что получил последний макет и передовую. Сиротинский освободился.

Когда Андрей вошел в накуренный секретариат, Сиротинский читал его статью. Горела настольная лампа, при зеленоватом свете лицо секретаря выглядело особенно утомленным. Андрей, весь подобравшись от ожидания приговора, осторожно опустился на стул. Пока все вроде шло хорошо. Сиротинский медленно откладывал прочитанные страницы и одобрительно хмыкал. Но вот он начал потирать бритую голову, потом взял себя за подбородок. Андрей насторожился. Последние две странички секретарь лишь пробежал глазами.

Андрей смотрел, как Сиротинский медленно, не поднимая глаз, складывает странички, поправляет их, подравнивает.

— Что ж, кажется, я могу тебя поздравить, Андрей. Да, да, серьезно. Есть у тебя в статье тот настрой мыслей, который я, например, больше всего ценю в человеке. Больше всего! Это тот, я бы сказал, высший дар, который дает человеку счастье во всем — в работе, в любви, в несчастье даже, если хочешь Это одухотворенность. Одухотворенность, понимаешь? — Сиротинский взволнованно потряс кулаком.

Андрей, невольно заражаясь его волнением, кивнул.

— Без этого дара все, что человек ни делает, мерзость. Порадовал ты меня, Андрей. Молодец.

Сиротинский бережно перелистал несколько страничек.

— Яков Ильич… — У Андрея осекался голос.

— Подожди, Андрей. Это еще не все.

Сиротинский помолчал, как бы собираясь с мыслями.

— Видишь ли, я не могу еще признать эту статью готовой на все сто процентов. Понимаешь?

Ухнуло и покатилось куда-то сердце. Глядя в усталое лицо секретаря, Андрей медленно покачал головой.

— Не расстраивайся, я тебе сейчас все объясню. Понимаешь, твоя статья сейчас похожа на-а… эдакий пирог, что ли. Корка есть, а начинки нету. Пирог без начинки. Понимаешь? Ну как же! Ты дал только выводы, и отличные выводы. Я просто поражен, что у тебя так остро, политически остро получилось. Но это только выводы, Андрей. А основание для них где? Где факты? Где доказательства?

— Но, Яков Ильич! Тогда же получится вот эдакая статьища! У меня куча фактов!

— Так где же эта куча? Давай ее сюда! Пиши обстоятельно. Доказывай, доказывай и доказывай! Учти, ты обвиняешь людей в больших грехах. Не подходи к этому легко. Собери факты, тысячу фактов. А если собрал — изучи их. И боже тебя избавь хоть от малейшей ошибки!

Андрей молчал. Вчера, работая над статьей, он почти не притронулся к своим исписанным блокнотам. Факты, казалось, будут лишь загромождать статью, сделают ее растянутой, потребующей слишком много места в газете. Положение на руднике представлялось ему настолько ясным, что при переписывании статьи он поколебался, но все же вычеркнул еще кое-что как раз из того, о чем говорил сейчас Сиротинский.

— Смотри, ты пишешь, что к Малахову согнали почти весь порожняк, что его бригаду непомерно раздули, что остальные бригады вынуждены простаивать. Так проиллюстрируй же это! Дай сценку в бригаде, которая простаивает. Я уверен, что рабочие там так честят начальство, что этому Семашко только икается.

— Точно. — Андрей невольно улыбнулся, вспомнив, что ему довелось услыхать на руднике.

— Вот видишь! Назови также хотя бы количество тех людей, которые сейчас работают на бригаду Малахова, но потом не будут названы. Так сказать, мертвые души. Я понимаю, для этого тебе придется побывать в бригаде Малахова, а тебе не хочется даже встречаться с ним. Я понимаю. Но надо. Надо, Андрей. Ты бы, кстати, взял карандашик и кое-что записал. Потом это тебе может пригодиться.

Андрей вспомнил, что, в самом деле, видеть Малахова, с которым он познакомился еще в первый приход, в кабинете директора рудоуправления, ему было как-то неловко, неуютно: будто он в чем-то виноват перед бригадиром. Однажды Малахов появился в раскомандировочной у Михеева, поговорил насчет порожняка и быстро ушел. Журналиста в спецовке он, скорее всего, не узнал, да и не приглядывался, и Андрей был этому только рад.

— Спасибо, Яков Ильич. Вы не думайте, я ничего. Какая тут обида? Я сам как-то чувствовал…

— Ну вот и хорошо. Вот и молодец! Бумага у тебя есть? На, держи. Значит, пойдем дальше. Смотри, у тебя здесь вольно или невольно, но основная тяжесть удара падает на Малахова и, как ни странно, на этого… на начальника участка. Позволь, дорогой, они что, сами все это затеяли? Называй настоящих виновников! Ты же толкался на руднике не день и не два. Я представляю, сколько там позаписывал! Так почему же ты утонул в фактах? Высунь башку, отдышись, раскинь мозгами трезво.