Борис Зайцев - Первый год

— Ну, как дела? — спросил Геннадий.

— Да ничего, все в порядке, — отвечал Светлов. — «Устав» я уже весь выучил и газеты читаю каждый день. Вот только сегодня некогда было.

— Этого мало, — возразил Спицын. — А как ты своим товарищам в учебе помогаешь? Комсомолец должен заботиться не только о себе. В этом-то, братишка, вся штука и заключается, что и требовалось доказать.

Володя смутился, вспомнив, как он подсказывал Вадику на уроке истории.

— У вас в классе есть такой ученик Храмов. Тебе не стыдно как отличнику, что он лентяй и тянет весь класс назад? Да вы же с ним, кажется, друзья? Ну вот, еще лучше! Как же вы дружите?

Светлов молчал, робко и виновато поглядывая на секретаря.

— Никудышная у вас дружба, если вы с ним только в чехарду играете. Факт!

— Вот честное-пречестное слово, что я теперь здорово буду помогать Храмову! — горячо заговорил Володя, размахивая руками. — Только вы примите меня! Ладно? Я… я и другим буду помогать… по-настоящему.

— А ты уже и струсил? — засмеялся Геннадий и похлопал Светлова по плечу. — Тебя-то мы, конечно, примем, ты парень вроде подходящий, что и требовалось доказать. В пятницу комитет, после уроков. Останешься.

— Есть! — радостно выпалил Володя. — Можно идти?

— Иди.

Мальчик выбежал в коридор, съехал вниз по перилам лестницы и, выскочив на улицу, со всех ног пустился домой.

— Ма! Меня в комсомол принимают! — закричал Володя с порога.

— Тс-с! — остановила его мать. — Леночку разбудишь.

Володя приложил палец к губам и на цыпочках подбежал к матери.

— Меня в пятницу на комитет вызывают! — возбужденно шептал он. — Принимать! Уже комсомольское поручение дали: Вадьку по учебе подтягивать и вообще.

— Смотри сам лентяем не сделайся с этим своим Вадькой.

— Да, да, вот увидишь! Еще как подтяну! У него котелок варит, только ни шута не делает. А знаешь, мама, Виктор Петрович сказал, что из меня настоящий художник может получиться. Только, говорит, побольше работай над собой… Ты дашь мне денежку на масляные краски? Они дешево стоят, я в «Динамо» видел. А то ж работать нельзя без красок. Ну, дашь? А?

— Погоди ты! Пристал, как репей: дай да купи. А денег у тебя много?

— Ну, ма!..

— Вот пойдешь сам работать, узнаешь, как они достаются.

— Ну, ма!..

— Тебе вон ботинки нужно… Ты посмотри на свои ботинки! На что они похожи? Прямо огнем горят.

— Ну, мама, я же отдам, когда заработаю. Вот нарисую картину, мне и заплатят целую тыщу! Понимаешь?

— Да, целых две. Так и жди.

Однако Володя хорошо знал свою маму: как все почти мамы, она побурчит, повздыхает, быть может даже всплакнет втихомолку, но сделает для своего сына или дочери все, хотя бы ей пришлось для этого отказать себе в самом необходимом.

— Ладно, что с тобой поделаешь, — проговорила женщина.

Обрадованный мальчик затанцевал вокруг матери, потом бросился ее целовать.

— Мама! А я сегодня две пятерки получил: по русскому и физике.

— Так и нужно.

— А Вадьке Виктор Петрович единицу влепил. Понимаешь, листы из книжки выдрал, чтоб уроков не делать. Сообразил! И по истории так, еле-еле на тройку вылез, и то ребята подсказали.

— Ребята? Без тебя обошлось?

— Я немножечко, ма. Два слова.

— Вот видишь, какой ты! Нет чтобы разъяснить, что там и как, а непременно подсказывать. Владимир, ты дождешься…

— Мама, все, больше не буду! Хватит ему на подсказки надеяться. Теперь мы все уроки будем вместе учить. Главное, если б не понимал, а то так, лодыря корчит.

Наскоро пообедав, Володя принялся за уроки, чтобы утром сбегать в магазин за красками и начать картину. К одиннадцати часам он все закончил и лег спать.

«Порядок! Можно считать, что я уже комсомолец! Недаром же Геннадий сказал: «Тебя-то мы, конечно, примем», — думал мальчик, засыпая. — И краски будут. Я еще не так нарисую! Буду на художника учиться…»

На одном из заседаний комсомольский комитет решил выпускать школьную сатирическую газету. И вот через несколько дней ученики слепили из папье-маше фигуру крокодила, раскрасили и вложили в лапы зубастого зверя застекленную рамку. Газету назвали «Наш крокодил».

У очередного номера собралась целая толпа ребят.

— Братцы, смотрите! — кричал Володя Светлов. — Наш Вадька «Крокодилу» в лапы попался! Как же это?

— Погиб наш Вадик во цвете лет! — покачала головой Люба Поярцева. — А хорошо нарисовано: это ж нужно уметь так зевнуть! Вот-вот класс проглотит.

— Тут и наших бьют! — протискиваясь вперед, говорил ученик десятого класса. — Петрусь, ну-ка пропусти. Так и есть! Я же Леньке говорил: не уходи, плохо будет. Не послушал старшего, а теперь — пожалуйста:

— Да-а, протянули что надо!

Проходя мимо газеты, Виктор Петрович заметил в толпе Степного и, услышав его голос, невольно замедлил шаг.

— Хреновые стихи, — говорил Степной, презрительно скривив губы. — Только бумагу марают.

— Чего там «хреновые»! — возразил ему десятиклассник. — Ну, попробуй лучше напиши.

Учитель остановился, вернулся назад, снова остановился.

— И не собираюсь в эту дурацкую газету писать, — огрызнулся Алексей. — А захотел бы, так…

— Захотел бы! Захотел бы! Ты скажи: умел бы, — продолжал спорить десятиклассник.

В толпе кто-то хихикнул, но тотчас умолк: ребята знали, как опасно задевать Степного.

— Эх ты, голова! — распалился Алексей. — Умел бы! Думаешь, как ты!..

— Ну, ну, знаешь, потише! А ты что написал, «поэт»?.. Никто не говорит, что это гениально, но для школьной газеты ничего:

— Дрянь. Разные размеры и вообще халтура. Уж если хочешь… вот:

— А верно, так лучше. Ты смотри! Толково.

И вся толпа одобрительно загудела, повторяя степновские стихи.

«А ларчик просто открывался», — вспомнились Виктору Петровичу слова Крылова. Логов зашел в библиотеку, полистал какую-то книгу, но не прочитал ни одной строки. В голове кружились все те же слова: «А ларчик просто открывался», «С истории-то он удрал, да сам в историю попал». Я еще тогда понял, что он пишет стихи. Конечно. И по сочинениям видно… «А ларчик просто открывался».

— О чем задумались, Виктор Петрович? Здравствуйте!

Логов не заметил, как к нему подошла Ольга Васильевна.