Алексей Югов - На большой реке

Лебедев и Нина долго стояли на крутизне, вслушиваясь в шум и грохот морского наката.

И Лебедев сказал Нине:

— Знаешь, это странно, но, оказывается, не мне только одному этот вот непрерывный гул приводит на память ту орудийную канонаду, которой опоясано было небо Москвы осенью сорок первого. Помню, как-то мы вышли ночью из академии и долго стояли над рекой и вслушивались. А вдали все небо было в непрерывных сполохах: шла великая битва! И вот уже тринадцать лет минуло!

Первое время у Нины вызывал глубокое восхищение и осенний рынок юга — этот буйный, щедрый и бесподобно яркий и многоцветный «натюрморт» всевозможнейших плодов, свежей рыбы и битой птицы.

Сладкая одурь изобилия привлекала сюда пчел, и они густым золотистым пологом кишели даже на дверях и на окнах фруктовых палаток.

Однажды Нина и Лебедев приняли участие в экскурсии на знаменитое ледниковое озеро, лежащее высоко в горах.

Но потому ли, что в горах их автобус был застигнут ледяным ливнем, переходившим временами в снежную крупу, или от выматывающей душу стоверстной винтовой дороги, а только прославленное у туристов озеро, стиснутое со всех сторон серыми скалами и обставленное огромными снеговыми горами, показалось ей мертвенно-мрачным, лежащим как бы на дне пропасти.

— Как чувствуется, что оно ледниковое! — сказала Нина. — Скорее бы уж домой!

«Домой» — это означало у нее море, их знойные пески, их белая хатка и этот поистине райский сад с его шарами-солнцами на ветвях.

Надолго врезался ей в память этот бесконечный винт выбитой в скалах дороги, то идущей по дну ущелий, то взбегающей на каменную полку над самой бездной, в которую боязно глянуть.

Вот все длится и длится подъем. С надсадным завыванием волчка мотор автобуса напрягает все свои силы. Чувствуется, что ему трудно. Там, где отвесные скалы с двух сторон стискивают каменный винт дороги, начинает казаться, будто некая чудовищная сила стремит жаркую, душную, пропахшую бензином коробку автобуса внутри спиральной каменной трубы. Центробежная сила так и притискивает людей то к одной, то к другой стенке.

Укачивает, как в море.

Зато какая же радость охватила всех, когда, мчась под уклон и уже с выключенным мотором, автобус вырвался, наконец, из последней нарезки этого каменного винта, к побережью, и даже сквозь бензин пробился и освежил ноздри могучий запах моря.

Когда они вошли в освежающую тень деревьев, перевесивших свои ветви через забор, когда звонко захлопнулась за ними калитка и они остались вдвоем, у Нины голова закружилась от счастья.

...Несколько раз с тревогой замечал Дмитрий Павлович на лице жены выражение какого-то тоскливого созерцательного раздумья.

Это причиняло ему боль, но спросить, что с нею, он почему-то не смел.

Маленькое и, в сущности, забавное происшествие многое раскрыло ему и глубоко омрачило его душу.

Прорезая их пляж, в море впадал ручей, берущий начало где-то далеко в горах. Ложе его было покрыто галечником. Вероятно, там, у своих горных истоков, ручей был бурным, быстрым и ледяным, но здесь он растекался медленными струями и был тепел от солнца.

И вот как-то двое соседних малышей лет пяти-шести, один абхазец — черноволосый, большеглазый, со стрельчатыми ресницами, а другой — настоящий русич, белоголовый и синеглазый, пришли поиграть на ручей и принялись неумело, еще беспомощно строить запруду. «Техника» у них была хоть куда: два игрушечных железных самосвала и две лопатки. Но тщетно они самосвал за самосвалом сыпали в ручей песок и мокрую гальку — вода лишь чуточку замутится и опять течет себе по-прежнему.

Нина встала с песка. Легким шагом подошла к ним.

— О, ребятки! — ласково сказала она им. — Так нельзя. Кто же так работает? Вы совсем плохо используете технику!

Малыши внимательно и доверчиво посмотрели на нее.

— Давайте-ка вместе плотины строить. Я буду у вас главный инженер. Ты — тоже инженер, — сказала она белоголовому мальчугану.

— А он кто будет? — И «русич» ткнул пальчиком в сторону своего друга.

— А он... — Нина на мгновение задумалась. — А он будет у нас начальником автотранспорта, — решила она. — Он будет машинами командовать. Возить нам стройматериалы. А мы с тобой строить. Он будет у нас называться: начальник АТУ. Будешь?

— Буду.

— А ты знаешь, что такое АТУ?

— Нет.

Нина рассмеялась.

— И согласился на такой ответственный пост!

Бутуз молчал.

— АТУ — это все машины-самосвалы вместе. Это автотранспортный участок, понял?

— Понял.

— Ну, вот и хорошо.

Дмитрий Павлович смотрел на свою юную супругу и на ее помощников, и его удивила та серьезность, с которой она взялась за «перекрытие» этого «русла». Вместо всей этой забавной возни достаточно было бы столкнуть в ручеек большой валун, нависающий над ним, и плотина была бы разом готова. Так нет же! Самосвал за самосвалом, каждый емкостью в две-три тарелки песку, подходил к месту «перекрытия».

В разгаре работ Нина, измазавшаяся в песке не хуже помощников своих, сердито глянула на мужа.

— Чем лежать, ты бы помог нам, — сказала она серьезно.

Ника так увлеклась, что, по-видимому, сама забыла, что это была только игра.

— Да я бы с радостью, но что я могу делать?

— Ты бы хоть вел учет машин!

Лебедев повиновался. Так на строительстве их «плотины» появился «учетчик котлована».

А потом его перекинули на доставку «шпунта». Это были палки, которые Нина забивала, изломав о колено, если они оказывались чересчур длинны. На ее округлых, загорелых коленях появились ссадины, а она даже и не замечала этого. Все были увлечены работой, как вдруг с берега послышался строгий голос матери «начальника АТУ», и ему срочно пришлось отбыть. Завершение работ было отложено. Но прежде чем отпустить их, Нина умыла им рожицы и дала им по кисти винограда.

— Тетя Нина! — спросил, уходя, толстощекий «русич». — А завтра ты будешь с нами играть?

— Буду, обязательно буду! — отвечала она и помогла мальчуганам взобраться на откос.

— Знаешь, — сказал ей Дмитрий Павлович, — вот сейчас я наблюдал тебя с ними и вижу, что ты и впрямь прирожденный гидростроитель. По призванию. Ты играла с ними, а сама вся преобразилась. Да нет, ты даже и не играла. Это для тебя была Волга. Ведь правда?

— Ну конечно! — призналась она. — А хочешь, я вот на этом ручейке так покажу тебе все, все главное, что там мы за эти два с половиной года сделали, что ты все поймешь. Когда ты приезжал к нам, то что же мог увидеть? Голый котлован, землю!

— Грунта́, — произнес он грустно.

— Ну, вот видишь, какой ты у меня способный гидростроитель! — Она рассмеялась. — Ну, так иди же сюда. Пусть это будет Волга...

Она присела на корточки над ручьем, вооружилась палкой и стала показывать и чертить на песке. Когда ей нужно было изобразить какую-нибудь насыпь, дамбу, она пригоршнями, не жалея рук, сгребала песок и гальки.