Алексей Югов - На большой реке

Аркадий заметил сбоку крупную слезу, повисшую у ней на ресницах.

— О! — вырвался у него тихий возглас. — Что это?.. Леночка?.. Что с тобой?..

— Ничего... Это брызги... Прошло!

И она вырвала у него свой флажок и, рассмеявшись сквозь слезы и встряхнув золотистыми волосами, гибкая, как ветвь, изготовилась к встрече следующего очередного самосвала с бетонитом, уже грузно и тяжко перебиравшего клавиши моста.

Помимо Асхата, Леночки и Синицына, на перекрытие были взяты и Светлана Бороздина и Любовь Зверева.

Но Светлана была не на самом мосту, а на втором этаже КП и помогала составлять и вещать боевую радиогазету «Штурм Волги».

Светлану определил сюда Иван Упоров. Но его КП было на правом берегу, в белом домике над самым въездом на мост. Упоров возглавлял особую службу при штурме Волги, как принято было называть перекрытие, и эта служба носила название «группа политобеспечения».

Упоров руководил и радиовещанием и стенной печатью перекрытия. Помимо этого, весь ход соревнования был ежечасно и наглядно отражаем на огромном макете часов с большой красной стрелкой да еще и на особом щите с круговой цветной диаграммой.

Щиты эти установлены были при въезде на мост, с правого берега, и каждый водитель, кто с гордостью, а кто с тревогой, кидал взгляд на щиты, когда проезжал мимо.

Редактором радиогазеты был Дементий Зверев. На нем лежала и обязанность приглашать к выступлению людей из «корпуса печати».

Анатолий Неелов со своей супругой были здесь же. Писатель сам водил свою «Победу» и потому, не желая без призора оставлять на берегу машину, не пошел на самый мост, а вместе с женой взгромоздился тут же на выступ башни и в бинокль, с удобством озирал и самый мост, и Волгу, и правый берег с его кранами, высящимися среди бетонных пирамид, и с огромным навалом белого бутового камня. Навал этот несколько часов тому назад чуть не вдвое увеличивал высоту дамбы. Но уже сильно повычерпывали его своими могучими «Уральцами» Орлов, Доценко, Елец.

Перед началом массированного удара бетонитов Зверев обратился к Неелову с просьбой выступить по радио. Неелов с досадой прервал свои жадные записи в блокноте.

— Нет, нет, дорогой мой! Я не честолюбив. И я не могу размениваться на мелочи!.. Вам хорошо! Вы здесь целых пять лет, от первого, как говорится, вбитого колышка: нагребли мяса на десять томов!.. А я? Я же здесь короткими наездами. Нет, я не могу сейчас тратить драгоценное время своих зарисовок на что-либо другое. Уж вы меня извините. Найдется и без меня кому настрочить вам пару страниц для вашей радиогазеты.

Неелов указал на группу журналистов на мосту.

Зверева зло взяло:

— Я не знаю, что такое на вашем языке «мясо». По-видимому, наблюдения, впечатления. Так какого ж вы черта набираетесь этих впечатлений через бинокль?

Неелов побагровел, но сдержался.

— Легче на поворотах, мой молодой собрат по перу! К чему такая аффектация? Я мог бы вам не отвечать или ответить также резкостью... Но предпочитаю убеждать. Зачем так яростно восставать против бинокля? Это один из стигматов эпохи. Ведь не агитируете же вы за то, чтобы мы писали наши вещи гусиными перьями! Впрочем, я знаю таких пошехонствующих архаистов, которые заявляют, что пишущая машинка под рукой писателя — это убивает вдохновение. Но я пишу только так, да, да! Отстукиваю ежедневно свою норму. Так же работал и Алексей Николаевич.

— При чем тут бинокль? — перебил его Зверев.

— А вы возьмите и посмотрите в мой цейс, возьмите! — говорил Неелов и чуть не силком всунул бинокль в руки Зверева. — У меня десятикратный! Вот видите, экскаваторщик на той горе высунулся из окна кабины, в бинокль я вижу выражение его лица, каждую морщинку. Зачем же мне, извините за вульгаризм, топать через весь мост, чтобы перекинуться с ним словечком? Архаично! Вот я навожу свой бинокль на проран — и пожалуйста: мне виден там каждый завиток пены. Вот я вижу: со своей свитой проходит сам Рощин... что-то сердито говорит Резцову... Постойте! Я знаю, что вы хотите мне возразить: живое общение с живыми людьми... Массы... Познание типического и так далее. Но скажите откровенно: много ли типов для своего романа нашли вы здесь, среди этой массы людей, с которыми перезнакомились?

Зверев прищурился, резко возвратил бинокль Неелову:

— Типовнашел. А типы еще буду искать!

И спрыгнул с выступа опоры и пошел не оглядываясь.

Неелов посмотрел на жену.

— Мальчишка! Районный гений! — бросил он вдогонку Звереву.

Резцов торжественно, четким парадным шагом подошел к прямому телефону наплавного моста, взял трубку. И едва успел он ее положить, как у всех динамиков раздалось гулкое:

— Приступить к сбрасыванию пирамид!

Над стойбищем бетонных островерхих громадин вздымаются и поворачиваются стрелы кранов. В яростной дрожи нетерпения клокочут моторы самосвалов-«катюш». Дрожат и могучие руки, лежащие на штурвалах, дрожат впервые в жизни!

С размеренными промежутками выстроилась колонна автомашин. Головную ведет победитель в соревновании шофер-коммунист Грушин. За ним непосредственно — оба брата Костиковы, затем Игнатов, Сергеев и Фунтиков.

Фотокоры и кинооператоры, взобравшись на подъемные краны, в кузова самосвалов, снимают эти неповторимые мгновения: уже давно готовился фильм «Народ и Волга». Машина «74-40» и ее водитель входят в историю!

Кран «Воронежец» уже ввел свой крюк в стальную петлю пирамиды. Шестисотпудовый бетонит плавно взмывает в воздух. Бережно посажен на направляющие рельсы «катюши». И, однако, машина приседает. Молодой крановщик, депутат Лощиногорского горсовета, улыбаясь, но в то же время с какой-то отцовской истовостью произносит напутствие:

— Ну, в час добрый!..

И первая машина с пирамидой, неотступно сопровождаемая фотокорами и кинооператорами, как коршун галками, торжественно и замедленно вступает на мост.

Первой с краю стоит Леночка Шагина, и видно, как ее поднятый в правой руке белый флажок тоже дрожит. Еще бы! Она первой принимает пирамиду!

Отлогая и огромная деревянная волна, ясно видимая глазом, но и мгновенно падающая, возникает в мощном настиле моста, под тяжелым ходом самосвала-«катюши», груженного пирамидой.

«Катюша» разворачивается на поднятый белый флажок. Тысячи и тысячи сердец на правом и на левом подходе к мосту замерли в этот миг.

Белый флажок резким взмахом опущен. Задние колеса машины вот-вот упрутся в отбойный брус. Леночка сама вся побелела, как флажок, и сердито и властно тычет им в заднее колесо, как будто этим может остановить.

Но Грушин, высунувшись из окошка кабины, зорко смотрит назад. Пора! Плавно вздыбливается площадка «катюши», с визгом низринулась вдоль рельсов пирамида и, перевернувшись в воздухе, бухнула в гладь водосвала.