Василий Ажаев - Предисловие к жизни

У тети Поли самое хлопотное время (однако когда оно у нее нехлопотное?). Закончить самую необходимую стирку, помыть ребят (за день-то они смотри как вывозились), ужин приготовить и покормить всю ораву, потом спать уложить и уборку сделать последнюю на ночь.

— И поговорить-то некогда нам с тобой, Борис, — сокрушается тетя Поля.

— Почему некогда? Обязательно поговорим, я к вам на целый вечер, до ночной смены. Прямо отсюда покачу на завод.

Гость засучивает рукава рубашки и включается в хлопоты с ребятишками. Старшему мальчишке — девять, младшей девочке — три. Борис выстраивает их в одну шеренгу и смеется: диаграмма роста семьи Капустиных. Борис приносит из кухни корыто, потом ведро горячей и ведро холодной воды, и они с тетей Полей принимаются мыть младшую. Она пухлая, всюду у нее перевязочки, этакий веселый забавный толстячок. Звонко хлопает ладошками по воде, визжит и хохочет, брызги и визги летят по всей комнате.

Трое младших уже помыты, и тетя Поля кормит их, сонных и кротких. Борис купает старшего. Длинношеий, с острыми коленками и тонкими ногами, он и сидя не помещается в корыте и конфузится:

— Дядя Боря, я сам.

— Я тебе дам «сам»! Складывайся на манер штатива и замри, я буду тебя поливать, — командует Борис.

— Плоховато учится, «неуды» приносит, — жалуется тетя Поля. — Ты поругай его, Борис.

Крестник ругает:

— Пастухом или дворником хочешь стать, я вижу. Или чистильщиком. Теперь нельзя без ученья, чудак ты, садовая твоя голова. Учись, раз есть возможности. Неужели тебе не хочется учиться? Это же невозможно понять!

Тетя Поля ласково смотрит на юношу-крестника и на мальчишку-сына. До чего же хочется, чтобы Петька рос в Бориса! У нее особенное отношение к своему крестнику: всегда он у нее за образец. Когда не было еще своих, она мечтала: «Пусть и у меня будут такие же славные бутузики-карапузики». Потом пошли свои, а Борис уже в школу пошел, и она молила: «Пусть у меня будет хоть один такой же способный и послушный». Растут свои, тянутся, двое в школу стали ходить, а крестник уже взрослый, брат Петр не нарадуется на него: сознательный, говорит, честный, справедливый и терпеливый. И она мечтает: «Ну, пусть Петька и Васька поднимутся ему в рост».

Она верит в это, и надежда ее вся на Бориса: надо, чтобы он влиял на них больше, ведь когда он приходит — мальчишки не сводят с него глаз, он для них во всем свет в окошке. Больше не на кого, ну, не на кого надеяться. Степан Гаврилович, муженек непутевый, редко и помалу бывает дома — и к счастью. Когда он дома, все идет неладно, кувырком. Из непонятных соображений он учит мальчишек только озорству, поощряет дерзости и глупости. При нем они делаются непохожими на себя. Иногда тете Поле страшно становится за детишек: вдруг они пойдут не за Борисом, за отцом пойдут? С ума сойти!

В комнатке побольше тетя Поля устраивает повсюду детские постельки. Раскрытые, чистенькие, они ждут ребятню. Дядя Боря проверяет у старших тетрадки, а младшие уже дремлют. Вот и старшие улеглись.

— Детский сад, — говорит тетя Поля, целуя всех по очереди.

Тихо стало, только сопение раздавалось и младшая время от времени громко произносила что-то невнятное, ее игра продолжалась и во сне.

Во второй комнатке, где места едва хватает для двухспальной кровати, диванчика и маленького столика, тетя Поля и крестник пьют чай с вишневым вареньем и разговаривают. Борис рад отсутствию главы дома, он не спрашивает о нем, тетя Поля тоже не заговаривает про Степана Гавриловича. В очередной отлучке за очередной получкой (так он сам определяет свои непонятные поездки).

При нем Борис становится неразговорчивым и мрачным, торопится откланяться и уйти. Степан Гаврилович в глазах Бориса воплощает собой все то, с чем Бориса учили и учат бороться школа, отец, комсомол, теперь завод. Из-за тети Поли нельзя с ним бороться, приходится сдерживать и смирять себя, не отвечать на выпады, насмешки, подковырки.

Сейчас Борису видно, как изматывают крестную бесконечные хлопоты с кухней, с ребятами. И она постарела, она заметно сдала и постарела, наша всегда веселая и бодрая тетя Поля. Волосы на висках посерели, под глазами лиловато-желтые подушечки, лицо бледное, веки усталые, она никогда не высыпается и всегда хочет спать. Если тетя Поля на минутку присядет, то немедленно же засыпает.

— Ложись, а я пойду. Мне пора, — говорит Борис.

— Куда это тебе пора? — машет руками тетя Поля. — Десятым трамваем отсюда меньше часа езды, сам говорил. Посиди, поговорим, я так рада тебе. Расскажи про себя.

Борис рассказывает про завод, про людей, с которыми связала его судьба. Он не забывает ни Пряхина, ни Хорлина, ни Дронова, ни Дерягина. Тетя Поля знает его школьных товарищей, и Борис рассказывает про Ваню и Костю, про Женю Каплина и Аркашку Фиалковского. Про свое рацпредложение и про Женькину балладу. Тетя Поля жадно переспрашивает, уточняет подробности, глаза у нее блестят: «Какая у тебя интересная жизнь, Боренька!»

По настоянию тети Поли Борис ложится на диванчик — поспать часок перед заводом. Крестная гладит выстиранное днем ребячье бельецо, рубашки, маленькие платьица. Она рассказала, что Степан Гаврилович привез из очередной поездки радио, и с удовольствием включает приемник. Тихая-тихая музыка мирно просачивается в этот чистый маленький приют, созданный работящими руками тети Поли.

Борис лежит, закинув руки за голову, и смотрит на усталую женщину. Ему жаль ее. Разве это правильно, что хороший и умный человек тетя Поля так ограничена, так обеднена в своем житье-бытье? Ведь она могла учиться, у нее большие способности и жадный интерес ко всему новому в жизни. Но она изолирована от большого мира, который знаком ему и его товарищам. Самые родные — муж, дети — отняли у нее радость полноты жизни. Революция дала ей все права, а воспользоваться ими она не умеет. Да, многое еще не сделано, чтобы тетя Поля могла раскрепоститься, освободиться от «рабства» семьи, детей. Ну, что она видит, что знает, кроме кухни, вечной стирки, утюга, беготни и хлопот, иссушающих душу?

Так или примерно так наивно, но с жаром раздумывал Борис, глядя на свою тетю Полю. Ребячье звонкое восклицание сквозь сон изменило ход его мыслей, заставило устыдиться: разве не дают счастья, самого большого счастья эти шпингалеты? Нельзя говорить «рабство» рядом со словами «семья», «дети». Но нельзя не думать, нельзя не говорить о несправедливостях жизни к тете Поле. Чувство обиды и гнева на Степана Гавриловича вспыхивает в груди Бориса. Вот виновник того, что тете Поле отказано в счастье жить большой и сложной жизнью коллектива, такого коллектива, какой есть у большинства.

Он спросил себя: смог бы ты, Борис, жить так, как тетя Поля, — только ради семьи, только ради детей, хотя бы самых любимых? Нет, не смог бы! Не выдержал бы, не вытерпел бы! Это же значит отказаться от всего, что принес нам Октябрь.