Василий Ажаев - Предисловие к жизни

Первые порции треххлористого фосфора вступили в реакцию, об этом можно судить по выделяющимся из сальников горячим струйкам хлористоводородного газа. Стараясь не наглотаться его, Ваня задерживает дыхание и лихорадочно манипулирует краниками на стеклянных трубочках, чтобы подача жидкости была не слишком энергичной.

Теперь можно оставить автоклав и бежать к раскрытому окну. Ваня стоит и жадно глотает холодный воздух. Клубы пара летят изо рта. Аркадий не видел, как Галя прибегала второй раз. Вот друг-приятель, с ним не пропадешь. Сумел бы я стоять и спокойно глазеть, как товарищ выбивается из сил? Э, не думай ты о нем! Справился с загрузкой один — и хорошо. Сюрприз для Бориса, хотя он не из тех, что стараются спихнуть работу на другого.

О чем я хотел поговорить с Борей? Не о Гале, понятно. Ваня засмеялся — об этом разве скажешь? Придет она опять? Незаметно для себя Ваня глаз не сводит с входа в цех. Да, поговорить с Борькой о предложениях. Он уже три рационализации внедрил, пора и мне. Барьер из песка устроить вокруг автоклава (песочную рубашку такую), чтоб иметь возможность при случае сбить песком очаги загорания фосфора. Спиртовой кристаллизатор огородить камерой, а то очень уж опасное сочетание: спирт и фосфор. Этак весь цех однажды взлетит к чертям. Бутыли с треххлористым фосфором закрыть железными коробами. Представь себе, бутыль разлетелась на куски — голову и лицо обольешь, ослепнешь и пропадешь совсем. Сушилку барабанную поторопить, Борька — соавтор и пусть хлопочет. У Кости, он говорил, есть тоже кое-какие идеи. Объединимся и предложим Львову, он поддержит. И пусть говорят: молодежь салола идет впереди.

Ваня замерз у окна. Он возвращается к аппарату — заметить показание термометра, еще раз взглянуть на поступление треххлористого фосфора. Ему встречь — резкий, пронзительный, бьющий по слуху, по сердцу, по нервам удар! И горячий, опрокидывающий навзничь толчок!

Вырвавшейся из аппарата могучей силой сорваны штуцера измерительных приборов, из отверстий со свистом бьет зловещий бело-желтый густой газ. Бутыли с треххлористым фосфором чудом уцелели, только сорваны трубки, из них на аппарат, на пол льется жидкость, мгновенно превращающаяся в нежное голубое пламя.

Отброшенный взрывом, Ваня лежит на полу.

— Беги, Иван! Скорее! Беги! — кричит Аркадий. Он стоит у двери и с ужасом видит, как по аппарату и по полу бегают красивые голубые змейки. Они подбегают к лежащему Ване. Аркадий вскрикивает, закрывает лицо руками и выбегает, дверь громко хлопает за ним.

Ваня ошалело трясет головой, вскакивает и начинает метаться по цеху. Куртка на нем горит, он отмахивается, отбивается от пламени.

— Аркадий, давай сигнал тревоги! За дверью сигнал, Аркадий! Кристаллизатор закрой, спирт! Аркадий!

Аркадия в цехе нет. Ваня этого не видит. Скорее убрать бутыли! Он хватает бутыль с треххлористым фосфором и оттаскивает к ящику с песком… Вторую бутыль… Набросить бы брезент на аппарат. Ваня раскатывает сверток брезента… За дверью слышен глухой крик Аркадия:

— Беги, Ваня! Бросай все и беги!

Нам всегда было тяжело и трудно, не нужно об этом умалчивать. Нам было очень тяжело и очень трудно все годы всех пятилеток. Пусть знают молодые, идущие за нами: будущее добывается потом и кровью. Участие в ратных и трудовых боях не бывает без жертв.

Ты никогда не забудешь случай, происшедший в цеху салола, считавшегося самым опасным и вредным цехом на заводе. Впрочем, вряд ли там был хотя бы один цех неопасный и невредный, такой, где бы не происходили время от времени несчастные случаи, отравления, пожары и взрывы. Техника безопасности признается, что редкий день на заводе — праздник, без пожаров и несчастий.

Ты никогда не забудешь этот случай не только потому, что тогда чуть не погиб Ваня Ревнов. Ты потом связал почему-то с этим эпизодом конец вашего ученичества и начало совсем взрослой вашей жизни. Кстати, в то раннее утро кончился ваш товарищеский буксир в пользу Аркадия Фиалковского.

Насвистывая и вертя куртку вокруг пальца, ты, Борис, шел по лестнице, когда раздался глухой удар и почти сразу же возникли какие-то истошные вопли. Ты вздрогнул и помчался к цеху. У закрытой двери стоял Аркадий, как тебе показалось — он смеялся и танцевал. Потом ты расслышал его всхлипы:

— Ваня! Ваня!

Ты оттолкнул его в сторону, распахнул дверь и увидел бегущего навстречу Ваню. Вид друга, окутанного нежным и страшным огнем, потряс тебя до дрожи, до столбняка. Что бы ни было потом с тобой, какие бы жуткие картины ни приходилось тебе видеть, этот образ Вани в полыхании голубого пламени остался навсегда в памяти сердца…

— Боря, сигнал! — крикнул Ваня.

Стряхнув с себя оцепенение, ты кулаком разбил стекло и неловко, двумя пальцами, рванул ручку сигнала. Томительный вой сирены понесся по заводу.

Ваня кричит что-то непонятное, шатается, падает на колени и снова приподнимается. Ты выталкиваешь его из цеха за дверь, валишь на пол и начинаешь сбивать пламя курткой, давить своим телом.

— Аркадий, да помоги же! — кричишь ты, догадавшись накрыть Ваню брезентом, оказавшимся, под ногами.

У Аркадия стучат зубы, так его трясет. Он не сводит глаз с Вани, лежащего на полу с неловко подогнутыми в коленях ногами. Пламени больше не видно. Ты укладываешь Ваню поудобнее и, без слов подтолкнув к нему Аркадия, — мол, займись им, — кидаешься в цех.

Помещение заполнено бело-желтым туманом. С чего начать? — соображаешь ты и заходишься в кашле. Кристаллизатор, скорей закрыть кристаллизатор! Спускаешь крышку, она удачно становится на свое место. Выключи обогрев у аппарата. Куда они девали противогазы? Подохнешь от проклятого газа! Ты бегаешь вокруг аппарата и песком забрасываешь голубые огоньки.

Ты не замечаешь: в цехе кроме тебя уже хлопочут люди — пожарные, дежурный химик, Пряхин. Влетает Львов и еще какие-то люди.

— Заглушки на штуцера! — командует Пряхин. — Растягивайте брезент, заносите его… Теперь разом…

— Ларичев, уходите, задохнетесь. Слышите? Прочь, я говорю.

Кто-то грубо выталкивает тебя за дверь. Ты стоишь и надрываешься в кашле, ничего не различая сквозь слезы. Кто-то утирает тебе лицо платком, и первое, что ты видишь, — Ваня, лежащий на брезенте. Спецовка на нем растерзана и обгорела, бледное в красных пятнах лицо кажется еще длиннее, веки закрыты, губы стиснуты.

— Ваня! Ванечка! Ваня! — это кричит Галя Терешатова. Она стоит на коленях, плачет и трясет Ваню за плечи. Откуда она взялась, Галька?

Какая-то женщина бинтует Ванину руку — от локтя до кончиков пальцев.

— Ваня! Ваня! Ваня!

— Так не годится, девушка, — спокойно говорит женщина Гале. — У него шок. Обдувайте лицо чем-нибудь. И постарайтесь влить в него побольше молока. Стиснул зубы — не разожмешь.