Василий Журавлёв-Печорский - Федькины угодья
- Название:Федькины угодья
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1980
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Василий Журавлёв-Печорский - Федькины угодья краткое содержание
В настоящую книгу вошли повести «Летят голубаны», «Пути-дороги, Черныш», «Здравствуй, Синегория», «Федькины угодья», «Птицы возвращаются домой».
Эта книга о моральных ценностях, о северной земле, ее людях, богатствах природы. Она поможет читателям узнать Север и усвоить черты бережного, совестливого отношения к природе.
Федькины угодья - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
«Хлюп-хлюп», — но вот и взгорок, а за ним памятная ложбина. Кажется, вовремя подошел — рыба играет.
Небольшая ложбинка на крутом спуске борового берега. В центре ее — куст черной смородины, слева — рябинник, справа — старая черемуха. Внизу берег круто обрывается, но дальше под водой, как давно приметил, глубина ровная. Около куста — ржавые консервные банки. Мои. Сколько лет я ставил их в одно место, сколько тут подъязков потаскал. Удобное для ужения место. Забрось удочку у самого берега — и жди.
И сейчас наживил жирного червя — по червю и рыбка! Накопал их в остожье, в остатках старого сена. Темно-красные, с палец толщиной. Не на сорожку!
Поплавок тут же пошел в сторону. Он у меня из глухариного пера. Других не признаю. В магазинах не покупаю. Быстро пошел. Не успеваю взять удилище в руки, как поплавок исчезает в глубине, уходя на середину озера. Подсекаю. Прямо к ногам падают два крупных подъязка. Снова закидываю и опять то же, но один срывается, и вижу, как стая отходит в сторону. Не жалею. На уху немного надо, а какая уха из язя — костляв и безвкусен. То ли дело окунь, особенно глубинный.
Начинают донимать комары, и я, забыв про удочку, снова ложусь на траву, прикрыв лицо платком.
Перед самыми глазами проходят маленькие поженки, где косили только горбушей. Зарастать они стали, не нужны никому. А деды наши по ним сенцо для своих коровушек собирали по охапке. Немного, но зато какое сенцо. Молоко и то припахивает разнотравьем, нигде таким вас не напоят. Земли колхозные. Машинами тут не возьмешь, а вручную теперь не косит никто.
Заветная поженка еще меньше стала — ивняк сжимает. Зарастет она скоро, как и другие. И сетку весной негде будет вытолкнуть.
Я вставил их тут не раз по «второй воде», когда Печора пополняется потоками Усы с предгорий Урала. У нас в это время уже тепло, а там лишь начинается весна. Только верхушки черемух в белом, как снег, цвету из воды видны тогда. В это время появляются откуда-то лещи, хотя в другое время их не найдешь. Где они обитают летом, никто не знает. И какие — подносы. Голубизна кругом. С черемух цвет осыпается. Лепестки его на воде как снежинки плавают. Сколько света, солнца. Глянешь на затопленные до самых верхушек кусты и заметишь пузыри, выскакивающие из глубины, а потом тихий всплеск, от которого в разные стороны разойдется легкая волна, блеснет что-то, и на какую-то секунду широкий хвост над водой покажется. Лещи нерестятся, не какая-то там сорожка.
Куст, около которого я прилег, особый. Смородина на нем, как вишня, только черная, и хоть бы единый червячок в ней был, бери пригоршнями — и в рот.
Встревоженный чем-то, шумно поднимается из-под кустов табун шилохвосток и долго кружится над озером.
Я уже давно сбросил платок с лица, забыл про комаров и кидаю в траву окушков. Крупных тут не жди, не то место. Крупные под кряжем, в кустах. Не пойти ли туда? Может, удастся такого выволочь, о каком Тимофей рассказывал.
— Больше четырех килограммов был, — говорил он. — Что в длину, что в ширину — одинаково. И сетка-то дыра на дыре, метра на три от берега была выставлена. Вот и кумекай, что главней — место или сети. Рыбка дырку любит.
Мы давно уже перешли на капроновые да и Правила нынче не те, что были раньше, не везде сетку поставишь, хотя и по договору с сельпо, а тогда сами вязали их из ниток десятого номера, красили настоем ольховой коры, чтобы под цвет воды была, гниению не поддавалась. Сколько вечеров просидел я в халупе Тимофея, глядя, как он накручивает иголкой петлю за петлей на березовую дощечку. И хобот небольшой набирали — метр-полтора. Хватало. Вместо кибасьев проволочные кольца пошли, а в те времена мы делали их из бересты. Вырезаешь кружок, сгибаешь его надвое, вкладываешь в середину камушков, прошиваешь дугу мягким еловым корешком, а в центре кибаса вырезаешь дырки для подвязки его к сети. Много времени уходило, но и служили эти кибасья долго. Есть в них что-то от глубокой древности, когда люди железа не знали, а сети из волокна конопли плели.
Я снова поднимаюсь на взгорок, иду дальше. Все суше места. Теперь до конца Ямы хоть в тапочках беги. Знаю там одно местечко, где отменный горбач берет.
Узенькая тропинка спускается сквозь кусты к озеру, прямо к заводи, окруженной со всех сторон корчагами. Сколько я тут крючков и самодельных блесен оставил, но зато и окунь — шириной в ладонь, когда тянешь — удилище вдвое сгибается.
Но в этот раз мне не удалось закинуть удочку. Зря пробирался сквозь заросли шиповника — вода весной малая была и заводь обмелела. Никто без меня тут не бывал. Коряги, похожие на чертей, торчали под водой, распустив в разные стороны ветки-щупальца. Я мог бы собрать свои блесны, уже покрытые зеленью, но не стал: что с воза упало, то пропало.
Тут щука любит нереститься. Стоит появиться узким заберегам, пригреет солнце, как под кочками, под кустами, лежащими в воде, появятся малорослые, неказистые с виду «молочники». Их собирается много, и когда идешь вдоль берега, то видишь, как мелькают они, словно тени, уходя в глубину. С каждым днем все чаще. Ждут «икрянку» — хозяйку нерестилища. И наступает час, когда возле кустов раздается шумный всплеск. Это появилась она — королева весеннего бала. Сколько раз я видал эту громадину, пытался прихватить, но так и не удалось. Однажды попутал бредешком, думал — вот она, в руках — схватил за жабры, но от удара в лицо хвостом сам полетел в озеро и вылез оттуда жалким, весь в тине, с перепугу слова не мог сказать, а друзья-мальчишки хохотали. Говорят, эта щука и теперь живет в Яме, никакая сеть ее не держит.
Я не спеша иду дальше, к самому высокому берегу, где всегда жгут костры ребятишки.
Солнце уже закатывается, комары висят над травой тучами. Насобирал на уху окушков. И старый таганок на месте. И плавника-мелочи в кустах полно.
Ветерок, поднявшийся было, знать, запутался в кустах и уснул. Дым от костра тонкой змейкой поднимается прямо в небо.
Здесь я однажды познакомился с Володькой, отчаянным мальчишкой. Сижу как-то с удочкой в руках, в кустах, около полудня, жду клева, а тут как грохнет, словно фугаска разорвалась. Столб воды поднялся. Даже скопа, которая, кажется, только и знает, что висеть в небе, и та вздрогнула, замахала крыльями и улетела на другое озеро. Я тут сел в лодчонку, налег на весла — и на шум.
Батюшки мои, два сорванца в лодке, а вокруг них рыбья молодь плавает. Вся Яма от берега до берега бела. И что за рыба — лещики величиной с пятак, пелядочки с палец, жиганы. Тут-то я понял, зачем лещи весной на Яму заходят и откуда пелядка тут берется. Здесь когда-то давно-давно проходила река, потом она сменила русло, образовалась старица, верхний конец которой замыло песком, образовалась цепь озер, куда спешит весной на нерест рыба, где нагуливается ее молодь.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: