Василий Журавлёв-Печорский - Федькины угодья

И Петрович ждал бота. «Как-то там мамка, — часто думал он. — Не знает еще, что я совсем мужиком стал. Помощь ей будет, пока отец с войны не вернется. Нам ведь не с улова платят. Сколько уже прошло, еще ни копейки не получали». Не знал парнишка, что к этому времени деньги совсем упали в цене, купить на них стало нечего, в пустые бумажки превратились. «И письмо, наверно, с ботом придет. Узнаю, где татка».

В управлении понимали, что посылать четверых в такую даль — дело довольно непростое. Но там знали и другое: в этих местах живали поморы, брали богатые уловы разной рыбы. Правда, промышляли они лишь летом, приходили на карбасах, под парусами и возвращались к ледоставу домой. Неподалеку от Грешной есть Шайтаново озеро, про которое люди чего только не говорят. Одно из преданий не давало покоя начальнику управления.

Жили в тундре два брата. Чум их стоял на берегу озера. Вода в этом озере была столь прозрачной, что дно просматривалось. Крупные рыбины ходили по глубине косяками. Заглядывались на них братья, но ловить было нечем. Зимой они связали сеть из травы, насадили ее, а когда озеро вскрылось, переметали в узком месте его. Пришли наутро смотреть, а сеть на дно ушла, в глубину, ил со дна наверх поднялся, кипит озеро, как котел с мясом. Тянуть начали сеть к берегу, а их кто-то самих в озеро тянет. Круговерть. Упираются братья, а сами вот-вот в озере окажутся. Еле-еле освободились от конца, запутавшего их ноги, и кинулись к чуму. С тех пор никто в Шайтаново озеро сетей не заметывал, подойти к нему близко даже олени боятся.

И в управлении беспокоились о группе. В такую разведку надо было бы большой бригадой идти, но где людей возьмешь. Всех рыбаков можно по пальцам пересчитать. И все же начальник был уверен: справятся. К выходу бота готовились заранее. Среди стариков нашлись охотники порыбачить на Грешной, женок подобрали. Зная, что жилья для бригады пока нет, сшили парусиновые полога. Жить в них летом — привычное для рыбаков дело. А если впрямь места богатыми окажутся, то к зиме можно сруб барака перекинуть, собрать на месте, а рыбу вывозить оленями. До Черной речки недалеко, а там постоянно стада пасутся. Был бы промысел.

«Шторм» стоял у деревянного причала. И трюмы и палуба его были забиты грузом. В кубриках теснота. И люди разместились, кто где мог, на палубе среди бочек и тюков. Начальник управления вышел провожать «Шторм». Он походил в свое время по морю-морюшку Студеному, знает, что оно и кормит и губит. А на «Шторме» уходила в первый рейс его младшая — Анфиса, только что закончившая курсы радистов. Сыновья — оба на фронте.

Анфисе — семнадцать, лицом в мать, статью — тоже; круглолицая, большеглазая поморочка, а характером в батю, наверно, или бабку, которая моталась с дедом до глубокой старости по всему побережью и не обузой была ему, а верной помощницей.

Рейс был обычным и прозвучало только традиционное: «Удачи вам». На обратном пути «Шторм» должен был забрать нерпичье сало, рыбу и пушнину в нескольких точках побережья. Так велось каждый год.

И вот уже, отходя от причала, бот развернулся и, разрезая килем волну, пошел к морю. Старое, много повидавшее на своем веку суденышко с громким названием. И движок слабенький (зато экономичный, на керосине работает), и обшивка, потертая льдами, но незаменим пока — на волне держится легко, берет не по размеру много, в случае чего можно паруса поднять.

Как ни ждали на Грешной бота, а приход его был неожиданным. Первым увидел его Петрович. Вначале он принял его за куряву — черную чайку, — что-то нашедшую в море, но чуть погодя разглядел мачты…

— Идет! Бот! — заорал он, кинувшись по песку к рыбакам, размахивая руками.

Старая, неизвестно кем оставленная или выброшенная тут на берег ветрами лодка, уже отслужившая поисковикам немалую службу, пригодилась и теперь. Не дожидаясь, когда бот подойдет к границе отмели, все четверо уже выгребали навстречу. Радостной была встреча.

Тут же на палубе, усевшись в кружок, команда, пассажиры, экспедичники, как тут же прозвали живших на Грешной, выпили горячего чаю с сахаром, похрустывая ржаными сухарями и галетами, после чего началась разгрузка.

Рыбаки высаживались так не в первый раз. Они чувствовали себя как дома. Тем более место уже обжитое. Есть изба, есть неизвестно кем сделанный ледник, есть чистая вода из реки. Да и места вокруг веселые. Черный крест? Так где их нет. По всему побережью стоят они. Значит, люди подолгу жили тут.

— Шевелись, шевелись, женки, — поторапливал бригадир. — Неча время терять. Вечером тоню метать станем.

Петрович с завистью смотрел на девчонку в синем кителе с блестящими пуговицами.

— Ты кем у них? — спросил он. — Капитан, што ли?

— Я? Радистка. И капитаном бы могла, да не доверяют пока.

— А ты?

Петрович смутился. Его выручил ихтиолог Сергей.

— Мой главный помощник. Правая рука.

— Сын Петрована? — И спросив это, она отвела глаза в сторону…

Еще не знал парнишка, что семью его постигла беда: на отца похоронка пришла.

Когда выгрузка закончилась, все снова собрались вместе.

— Значит, я с Петровичем пока остаюсь тут, — сказал ихтиолог. — А Виктор с Кириком в город. Дождались наконец. Призывают вас.

Кирик от радости схватил карабин и выпалил в воздух: «Ура!» Виктор сиял. Через несколько дней они станут солдатами. Кончилось ожидание. Как бы ни было хорошо тут, рядом с близкими людьми, но сердца их рвались на фронт… Они знали: из их сверстников мало кто остался дома. Не хотелось им быть хуже других.

— Удачи вам, — сказал капитан.

— Поскорей возвращайтесь. Да чтоб трюмы пустыми были, чтоб было куда грузить, — ответил бригадир, вздернув реденькую клочкастую бороденку. Не знали стоящие на берегу, что видят друзей в последний раз.

В ту же ночь старый, повидавший на своем веку много разного, с потертыми льдом боками «Шторм» был в упор расстрелян гитлеровской субмариной, нашедшей приют на одном из островов и всплывшей перед ботом из морской глубины, как невиданный зверь. Что стало с командой и пассажирами, никто не знает. Только через много лет от радистов, живших в то время на постах, раскиданных вдоль побережья, родные услышали рассказы о том, как выбила на ключе последнее прощай Анфиса Кожина: «У Заворота — немцы!»

А тогда бригада, прибывшая на Грешную, сразу же взялась за работу. Первые тони подтвердили заключение ихтиолога: рыбные места. Тут не ловить, а черпать. Если бы и зимой так. Бочки наполнялись рыбой. Люди радовались, что с первого дня им сопутствует удача, что еще один участок включился в промысел. Горели костры около избы, варилась уха, бригадир, поглаживая бороду, сыпал соленые шутки. Люди заново обживали когда-то покинутые тони, секрет которых нужно было еще разгадать…