Юлиу Эдлис - Опровержение

— Ну, было… — А сама уже из сил выбивается.

— Вот видишь! — кричу я на нее с возмущением. — Было! Все было! Вплоть до любви!

Тут у нее нервы напрочь отказали.

— Остановите! — кричит. — Остановите машину! Я хочу выйти!..

А я им заключительное слово выдала:

— Тосты поднимали — «горько»!.. Любовь до гроба! Мы с тобой два берега у родной реки!.. Было?! — ору я уже в полный голос на них, перепуганных до полной бледности. — Было или нет?

И гордо отворачиваюсь от них. И только я отвернулась, как тут же больно стукнулась лбом о ветровое стекло — это машина затормозила у нарсуда.

Они сунули таксисту рублевку без сдачи и молча и ошалело вышли в разные дверцы.

А шеф в сердцах-то как рванет с места, меня только и отбросило мячиком на спинку.

Приехали, и я припустилась бегом в общежитие, потому что опять вспомнила об Альке с Робиком.

Прибегаю, первым делом лечу к ним на второй этаж, чтоб обрадовать директорской подписью.

Рванула с размаху на себя дверь, вхожу и, представляете, вижу такой вариант: спят они оба, Алька моя со своим Робиком! Робик на подушке разметался, а Алька пониже, у его ножек голеньких и толстеньких, лежит, и такое у нее счастливое, и спокойное, и радостное выражение во сне, что я как остановилась в дверях, так и стою, на них любуюсь.

И тут из-за спины слышу скрипучий голос Таисии Петровны, комендантши, даже вздрогнула от неожиданности:

— Ты потише, не разбуди, гляди… ты поаккуратнее…

А я говорю ей через плечо строго и авторитетно, хоть и шепотом, чтоб и вправду их не разбудить:

— Иван Макарович велел вам совершенно официально, чтоб вы…

Но она перебила меня своим несмазанным голосом:

— Испугала, «Иван Макарович»! Законы для всех одинаковые!.. Вот чего, я тебе раскладушку для них дам, на койке-то вдвоем где им разместиться? Мальчишки спят беспокойно, все ворочаются… — И с усмешкой невеселой: — Я-то знаю, что вы все про меня думаете: Таиска-злыдень, Таиска-кощей, детей пугать… А у Таиски у самой внуки б были, кабы ее Петра Степановича на войне не убило б…

Досказывать она не стала, ушла по своим комендантским делам, их у нее, строго говоря, хватает. Вот такой вариант…

Положила я Альке на стол под вазочку цветочную направление в детсадик с Ивана Макаровича размашистым росчерком и только хотела тихонько прикрыть за собой дверь, как Алька проснулась, подняла голову с подушки и посмотрела на меня ясными глазами:

— Семен?..

— Я, — отвечаю ей шепотом, чтоб Робика не потревожить, — я направление в садик принесла…

— Спасибо, — отвечает она тоже вполголоса и легонечко гладит и гладит своего Робика спящего по волосикам. — Большой какой он стал у меня…

— Большой… — говорю. — Ты не бойся, мы все тебе помогать будем: и я, и Зинаида, и Людка, и Варвара… он наш общий ребеночек будет…

— Зачем общий? — обиделась шепотом Алька. — Он мой… — И все гладит его по головке и не сводит с него глаз. — Мой… теперь я уже никуда его не отпущу… а если репетиция вечерняя или концерт…

— Так в садике же пятидневка круглосуточная! — успокаиваю я ее. — Да и мы с девочками…

— Спасибо… — только и может сказать Алька, а у самой опять две слезищи огромные в глазах набухают.

— И ни о чем не думай!.. — тороплюсь я все высказать. — Все в порядке!.. И насчет него не думай, забудь, плюнь!

— Насчет кого? — не поняла Алька.

— Ну, насчет отца… — замялась я. — Насчет десантника этого, беглого папаши…

Алька посмотрела на меня и тихо сказала:

— Не надо про него…

— Не надо! — согласилась я и все-таки переспросила сдуру: — Почему не надо?

— Люблю я его… очень просто, — сквозь две свои слезищи непролитые улыбнулась Алька. — Все люблю… все надеюсь, жду… дура глупая… Ты плохо про него не говори. Не надо.

И я ей ничего не ответила, что ей на это можно ответить?

С тем и ушла к себе, на четвертый этаж.

А в нашей с девочками комнате, оказывается, все та же дискуссия, вечер вопросов и ответов на Варькину больную тему: «Любовь с большой буквы».

Это я усекла, еще когда к дверям подходила: на этаже никого, девочки из нашей смены уже отоспались и на речку побежали (пляж у нас тут рядышком, десять минут пешком), полная тишина стоит и все, что за дверью, в коридоре вполне слышно.

Такое впечатление, что не прошло полдня целых, пока я обегала весь город вдоль и поперек, что вообще на белом свете ничего не случилось, а как было, когда я пулей из комнаты утром вылетела, так все и продолжается. Им-то хорошо, девчонкам, они небось и выспались, и позавтракали, и пообедать успели, отчего бы им на сытый желудок и свежую голову и не подискутировать на отвлеченные темы, в том числе про любовь?.. Это ведь только для меня этот вопрос — свет далекой звезды, в лучшем случае.

Ну, я и остановилась от усталости и любопытства у приоткрытой двери, чтоб, строго говоря, быть хотя бы в курсе.

— Это не любовь, это страсть! — слышу, заявляет с твердостью Людка. — Не путай одно с другим!

— А что же тогда такое — страстная любовь?! — спрашивает с возбуждением Варвара. (О любви она всегда или говорит с тихой печалью или орет как психованная.) — Ага! Как ты одно от другого отделишь?

— Действительно, — соглашается, слышу, Зинка.

— А смешивать — себе дороже! — отрубила Людмила. — Навидались, спасибо, одна оскомина на душе.

— В мой адрес намекаешь? — вскидывается Варька. — Ты прямо говори — в мой?

— От таких любовей пронеси господи, — неопределенно обвиняет Люда.

— Людка! — упрекает ее Зина. — Ты соображай все-таки.

— Нет! — требует уже вне себя Варвара. — Пусть прямо говорит, до конца!.. Ну? Ты говори, говори, не бойся!

— А чего мне бояться? Только для тебя же хуже, если скажу.

— Ну и помолчи, — тушит пожар Зинка. — Разговорилась, скажите пожалуйста!

— А вот и скажу! — разъярилась вдруг Людка. — И скажу! Для ее же пользы! Любовь!.. Сегодня Вася, завтра Юра, послезавтра Жора… Любовь это называется, да? Это совсем иначе называется, если хочешь знать!

— Ах, так!.. — охнула Варька. — Ты так ставишь вопрос?

— А что же, по-твоему, любовь? — старается разрядить ситуацию Зинаида. — Конкретно?..

— Любовь — это семья и брак! — заводится снова-здорово Людка. — Семья! Чтоб муж хороший, чтоб получку мне в дом приносил до копейки, чтоб своя квартира отдельная, допустим, двухкомнатная для начала…

— Для начала!.. — возмущается Зинка. — У тебя губа не дура!

— Я и сама не дурочка! — отрезает Людка.

— Ну, дальше? — искренно заинтересовалась Людкиным планом Зина. — Муж, квартира, получка — дальше?..

— Дальше некуда, приехали! — бросает с презрением Варвара. — Она же чистая мещанка, без очков видать!

— Мещанка? Оттого, что нормального счастья требую? — оскорбилась не на шутку Людка. — Нормальной любви, настоящей, обыкновенной, как у людей… а не танцы да тряпки одни на уме и мальчики, как карусель, все на одно лицо… А потом слезы в подушку?