Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

Трясущимися руками она разорвала овечий желудок, наполненный застывшим маслом, и наложила масла горой в маленькую, как наперсток, чашечку старухи.

— Благословение дайте, мать! — попросила она.

— Спасибо, милая. Верну тебе столько же, нисколечко не меньше…

— Да я благословения прошу мать, благословения-а!

Старуха взяла чашечку. Теперь, когда руки Канышай освободились, она молитвенно раскрыла ладони:

— Не в долг это, а от чистого сердца. Благословение дайте, благословения прошу!

Только теперь, кажется, старуха смутно уловила, о чем идет речь:

— Благословение, говоришь?

— Да, мать, благословения прошу! Сегодня ночью народ на реке будет приносить богу жертву! Пусть сгинет артель, пусть вернется наше старое житье: пусть будут богатые, пусть будут бедные, была бы лишь спокойная жизнь, молитесь за нас, святая мать!

Старуха провела ладонями по подбородку и сказала:

— Ты еще не стара. Одна моя тетушка по матери родила двойню, когда ей было пятьдесят восемь лет. Дай бог тебе сына, Канышай!

Вниз по долине стелился ветерок, убаюкивая холмы и взгорья. Над бурной рекой, хлопотливо и сердито бегущей по камням, таяли сумеречные тени; из-за хребта поднималась луна, озаряя долину ровным, мягким светом. На берегу суетились люди, где-то в стороне позвякивали удила и стремена. Вспыхнули яркие костры, выхватывая из тени под пригорком толпу народа. Люди готовились к обряду жертвоприношения богу «лунокопытой» кобылицы. Все они обратились лицом к священному западу. В первом ряду стояли Шоорук, Бердибай, Варны и Карымшак. В знак покорности и преклонения перед всевышним на шеях людей висели кушаки и камчи. Окуривая воздух тлеющим куском кошмы, Бердибай проговорил:

— Раскрывайте ладони — благословим жертвенную скотину во имя создателя! О-омин!

Султан, уже засучивший рукава и приготовившийся к забою, вывел вперед тучную светло-серую кобылицу и повернул ее головой к западу. Торжественно-суровый шепот молящихся насторожил кобылицу. Она тревожно всхрапнула.

Приглушенно, будто из-под земли, гудели голоса:

— Алла, яа-алла! Не отвергни скромную жертву твоих безвинных, ничтожных рабов. Услышь наши мольбы и слезы!

— О всевышний! — взмолился Бердибай. — Во имя тебя приносим жертву — лунокопытую серую кобылицу! Одинок я, зла не питал я ни к кому. Теперь, на склоне лет, когда тело мое просит покоя и отдыха, меня тревожат недостойные голяки. Молю тебя, накажи богохульников, подобных Шарше!

Зловещим шепотом вторил ему Киизбай:

— О алла, найди управу на распоясавшихся смутьянов, разгони, развей в прах лихоимскую артель! Разве не ведомо тебе, что Самтыр, который кормился у моего порога, теперь властвует надо мной! О создатель, если считаешь меня своим бессловесным, преданным рабом, поломай хребтину Самтыра!

Сзади раздался голос Иманбая.

— О мой бог, если ты меня породил на свет человеком, то до самой смерти не разлучай меня с моей Айсаралой! — с проникновенной наивностью просил он.

Иманбай хотел еще раз повторить свою просьбу, но не успел. Все разом поднялись с колен:

— О всемогущий аллах, во имя тебя приносим жертву — лунокопытую серую кобылицу. Аллах-акбар! — И все торжественно провели ладонями по лицу.

Несколько человек быстро свалили кобылицу. Со стоном упала она на землю, тяжело задышала.

— Живей, перережьте горло! Пошли благословенной скотине легкую смерть! — проговорил Карымшак. — Султан, что ты медлишь? Будто впервые тебе, быстрей давай!

Холодно блеснула на лунном свете вороненая сталь, нож полоснул по шее… Луна на миг скрылась за темную тучку и вновь появилась…

Ручьем хлынула темная кровь из вен. Кобыла натужила живот, упруго забила ногами.

— Бисимилла-рахман-рахим!..

— Прими, создатель, жертву…

— Ну все, принимайтесь обдирать, да живей…

Все совершалось, как положено, быстро и точно. Разговаривали тоже быстро и коротко. Вскоре в кипящие казаны начали кидать освежеванное, горячее мясо.

Расстелили на земле большой белый джайнамаз, вокруг которого полукругом собрались люди. Торжественно, напевно начал читать Барпы суру, а старики, пристроившись рядом на коленях, шептали молитвы, перебирали четки и время от времени певуче подтягивали:

— Лайлла-иллалла, лаилла-иллалла!

Саадат налегке, в одном бешмете, волоча камчу, распоряжался приготовлениями. То и дело он по-хозяйски покрикивал:

— А ну там, несите большую чашку! Что стоите, быстрей, быстрей двигайтесь!

Косой Абды подвел черную как смоль, без единого белого пятнышка овцу и коленопреклоненно склонился перед молящимися. Мулла тем временем закончил молитву «ясын», потом еще троекратно повторил суру и обратился к Абды, держащему овцу.

— Суф-фу! Суф-фу! — дунул он на овцу.

После этого овцу тоже забили, а кровь собрали в чисто вымытую чашку. Эту чашку поднесли к мулле, и он еще раз дунул на кровь:

— Суф-фу! Суф-фу!

Старики продолжали шептать молитвы. К ним от очагов подходили молодые, подсаживались рядом. Но Саадат, суетясь с притворной озабоченностью, не давал им покоя.

— Чего вы расселись! И без нас прочтут молитвы! Идите сюда, тут еще много дел!

Трапеза была почти готова, и Бердибай, откашлявшись, обратился к народу, приподнято и торжественно выговаривая каждое слово:

— О единокровный, единоплеменный народ! О рабы божьи, пришедшие с жертвоприношением на берег реки! Мы сюда собрались не для того, чтобы ублажать себя мясом, мы сюда пришли вымолить милость всевышнего… В наших краях появился злой лихоимец, смутьян и богохульник Калпакбаев. Он повелел записать в списки артели все живые души, вплоть до жен и детей. Но прибыла комиссия и отвергла этот список, как неправильный! О единоплеменники! Жизнь еще покажет, как повелит нам дальше законная власть, а пока мы будем челом бить всевышнему, просить его всемогущей защиты. И кто знает, может быть, завтра по воле господней приедет к нам большой начальник и спросит: «Как вы желаете устраивать свою жизнь?» Вот тогда мы не должны робеть и прятать глаза. Мы все как один должны заявить: «Мы испокон веков вели кочевую жизнь. Так жили наши предки, так жили и мы. Мы не можем добывать себе пропитание иным путем и не кочевать с места на место. Если вы заставите нас собраться в артель, то вы лишите нас привычного образа жизни, обречете нас на погибель. А поэтому разрешите нам жить так, как мы желаем!» Если все мы будем стоять заодно, власть не посмеет принудить нас насильственно. Но если, не приведи господь, нас заставят покориться насильственно, то не разбредайтесь во мнениях, как это было вчера, а все дружно выступайте на защиту своих прав… Защитите нас от раскулачивания. Разве не можем мы уйти за перевал? — И голос Бердибая слезно задрожал от гнева и обиды. — О единоплеменники, живущие с именем аллаха в душе! Все мы и я с вами пришли сюда с жертвоприношением всемогущему… Завтра, если нас будут пытать, зачем мы собирались у реки, будем держать один ответ, примем одно наказание. Нет сомнения, что все пришли сюда с честным, богоугодным намерением. Но среди нас могут оказаться малодушные. Если кто из нас проболтается богохульникам и смутьянам о нашем жертвоприношении и наших разговорах, то пусть его горло будет перерезано так же, как у этой черной овцы! Если кто нарушит клятву, пусть его постигнет проклятье корана! Пусть сгинут и он и его потомки, как вероотступники! Пусть каждый из вас принесет клятву и окунет руку в чашку со священной кровью.