Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

— Ты не простудился?

— Почему?

— Наверное, у тебя температура. Хватит того, что в Дубовой Гряде уже одна партизанка сидит.

— Но ты же скоро не сможешь ходить!

— Женщина способна вынести бо́льшие трудности, чем мужчина, это тебе понятно? Я не стану есть сухарь, и вот увидишь...

— Ешь со снегом, вкусно. Зачем ты сердишься? Не забывай о своей ране: тебе совсем не стыдно дождаться освобождения где-нибудь на печи.

— Это и я могу тебе посоветовать. Мы же пойдем за отступающими гитлеровцами. Знаю, что в Слободе моей мамы не будет.

— Не будет?

— Да, нашу деревню бомбили. Семьи, в которых есть мужчины, успели построить для укрытия блиндажи. А что могла сделать мама, да еще с больной Галей?

Володю тронули рассуждения девушки, но помочь или хотя бы утешить ее он ничем не мог. Только пообещал, что они проберутся в Слободу и навестят Татьяну Ни­колаевну.

— Слышишь? Сюда идут машины,— Бойкач начал быстро завязывать вещевой мешок.

Валя встала на кочку. Хотя снег уже падал реже, ни­чего не было видно. Гул моторов быстро нарастал, и вдруг девушка испуганно вскрикнула: «Танки!» Володя вско­чил, схватил ее за руку и потащил в гущу кустов. Два танка медленно всползли на гравийку, за ними двигались автомашины. Со стороны деревеньки послышалась длин­ная автоматная очередь, за ней еще одна, а потом взрыв. Это передний танк напоролся на мину. Второй тот­час развернул башню и ударил по деревне. Гитлеровцы выпрыгнули из машин и начали стрелять. В ответ им тоже летели пули, правда, пока только диверсантов. Но вот за дорогу полетели мины. Деревня загрохотала. Блеснул огонь из орудия. Завязался бой. Запылали деревенские избы.

— Ну, вот и свели дураков лоб в лоб. Пускай дерут­ся,—довольно потирал руки Володя.

Не чувствуя усталости, партизаны быстро бежали к условленному месту. В ложбинке их уже ожидал Дани­лов.

— Молодец, Николай, мы своего добились,— задыха­ясь, произнес Бойкач.— В деревне более терпеливые фри­цы, вначале помалкивали.

— Они не могли понять: как это так, наступают пар­тизаны и вдруг — танки! А эти побывали под партизан­ским огнем за Березиной и без малейшего сомнения всту­пили в бой,— сказал Данилов.

Бой затихал. Володя вышел из кустов и посмотрел в бинокль. На гравийке танков и автомашин уже не было.

Мины ложились дальше. На поле что-то горело. Колонна гитлеровцев отходила на свою прежнюю дорогу. Под­рывники ожидали, куда теперь поведет их командир, что­бы немного обогреться и отдохнуть. А Володя еще не решил, по какому маршруту лучше пойти, чтобы провести ночь без тревоги.

Посовещавшись, решили направиться в Дубравку, хотя это и далеко. Зато подходы к деревне плохие, и нем­цев в ней может не быть. Володя уговорил Валю ехать на кобыле.

Зарево осталось позади. Тучи низко висели над зем­лей, и партизанам казалось, что они все время спускаются с горы в какую-то тьму. Напряженные глаза различали на белом покрывале то серый кустик, то темную сосенку. Сырая погода глушила все звуки, и, кроме своих шагов, хлопцы ничего не слышали. Молчало небо, молчала земля, молчали и люди.

Партизаны шагали пока по незнакомым местам, и хотя шли без компаса и карты, но никто из них не сомневался, что доберутся туда, куда нужно. Наверное, в детстве бе­лорусских ребят учила ориентироваться сама природа: пасмурные дни, непроходимые болота, темные боры. И те­перь они в любых направлениях ходят без ошибок.

В полночь группа добралась до Дубравки и остано­вилась за огородами.

В деревне было темно и тихо, но командир приказал провести разведку. Он направил Гришу в один конец де­ревни, Калошу в другой и велел хорошенько осмотреть дорогу, по следам определить, не заезжал ли и не захо­дил ли в Дубравку кто-нибудь.

Обычно, каким бы глубоким сном ни спала деревня, стоит немного посидеть поблизости, и ты почувствуешь дыхание жизни. То скотина стукнет ногой, то дверь скрип­нет, то заплачет ребенок и в окне засветится огонек.

Дубравка стоит запорошенная снегом, одной стороной прислонившись к лесу. Она словно притаилась, чтобы не выдать себя чужому. И эта тишина тревожила Бойкача, ожидавшего возвращения разведчиков.

Наконец они вернулись и сообщили, что ни отпечатков колес, ни свежих следов на улице нет,

— Что ж, пошли,— сказал командир и первым напра­вился вдоль забора к дому,

С огорода он постучал в окно, но в избе никто неотозвался. Открыв калитку, Володя подошел к сеням. Дверь была не заперта. Неужели так крепко спят?

Один за другим партизаны вошли в хату. Данилов сверкнул зажигалкой. Пол чистый, кровати застланы, на стене фотографии, чуть выше — молчащие ходики с опу­щенной до отказа гирей. Холодно, как на дворе.

— Отдохнуть есть где, только здесь не согреешься,— сказал Анатолий.

Бойкач распорядился осмотреть соседние дворы. Вышел и сам, чтобы поставить кобылу в хлев. Его удивило, что там нет коровы, хотя на сеновале полно сена. «Неуже­ли гитлеровцы очистили деревню от всего живого?» — подумал командир. Привязав кобылу к сеновалу, он вышел, захватил под поветью охапку дров и вернулся в избу. На припечке уже ярко горели смоляки.

— Пожалуй, не найдем здесь теплого уголка, придет­ся самим себя обогреть и вскипятить чайку.

— Посмотрим, что выяснят ребята,— сказала Валя.

— Хорошие вести не принесут. Я по почерку вижу: тут прошли гитлеровцы, наверняка знавшие, что это пар­тизанская деревня.

— Боюсь, что и наша Слобода опустела...

— На рассвете пойдем туда и увидим сами.

Валя достала из вещевого мешка сухарь и протянула Володе. Тот не отказался:

— Мой есть не хотела, а я твой сгрызу.

Откуда-то из-за печки, крадучись, вышел кот, сверк­нул зелеными огоньками глаз. Видно, запах хлеба заста­вил его выйти из укрытия. Володя отломил кусочек су­харя, кот сразу схватил его и, не разжевывая, проглотил.

— Разведчик должен определить по поведению кота, что нет не только его хозяев, но и соседей. Случись так, что в деревне не стало бы одной семьи, соседи непременно наведались бы в дом, и кот не попал бы в такое положе­ние. Скорее всего выбежал бы за ними во двор и навер­няка был бы сыт. А этот остался в запертом доме.

Валя взяла кота на руки, погладила и дала ему целый сухарь. Кот схватил его и побежал к печке: в хату вошли хлопцы.

— Полдеревни осмотрели, и ни души. Даже скотины никакой нет,— доложил Анатолий.

— Удивительно, как это могли немцы очистить Ду­бравку так, что ни одного человека не осталось. Даже в сожженных деревнях кто-нибудь из жителей оставался цел,— задумался командир.

Валя затопила печь, налила в чугунок воды и поста­вила на огонь.

— Дай сковороду,— сказал Анатолий,— я в одной избе нашел на полке кусок сала.