Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

И вот теперь все надежды мерзавца на спасение разом рухнули!

По просьбе Гали Гута перетащили к костру. Девочка рассказала, как он бегал по деревне, водил фашистов по хлевам, погребам и выдавал людей.

— Дайте мне винтовку, я его добью! — просила она.

Володя подошел к предателю,

— Мы не такие кровожадные, как твои новоявленные хозяева,— сурово заговорил он.— Мы гуманнее отнесем­ся к тебе, хотя ты и враг. Могли бы и бросить в лесу: подыхай, как бешеная собака! Но мы поступим мило­сердно.

Лесную, тишину снова разорвала автоматная очередь.

— Гут хитрил,— опустив автомат, продолжал Бой­кач.— Он хотел один жить в большой деревне и ради этого пожертвовал жизнью всех односельчан. Но не уда­лось. Не осуществился и второй его план: вывести лет­чика к нашим войскам, выдавая себя за советского па­триота. Давайте-ка, хлопцы, обыщем его. Жалко, что не сделали этого раньше.

Партизаны стянули с трупа сапоги и в уголке одной из портянок нашли тяжелый узелок. В нем оказалось не­сколько золотых колец, золотые монеты и даже зубные коронки.

—Успел, гад, награбить,— сквозь зубы пробормотал Анатолий, ощупывая швы пиджака. И вдруг вскрик­нул: —Тут что-то зашито!

Распороли подкладку, и под ней нашли бумажку с напечатанным по-немецки и по-белорусски текстом:

«Настоящая выдана Филиппу Сукачу в подтвержде­ние того, что он со специальным отрядом немецких войск принимал участие в операции «Болотная лихорадка». Этот документ дает право Филиппу Сукачу принимать участие и в других операциях, которые будут проводить­ся по согласованию с Государственным комиссаром Восточного округа.

14 июля 1943 г.

Штурмбанфюрер Гольдман».

— Вот сволочь, он же еще летом вместе с этим золо­тым человеком — Гольдманом — участвовал в блокаде партизан! — сказал Володя.

— Я говорил, а вы не обратили внимания: его фами­лия, как предателя, была записана в блокноте Данило­ва,— напомнил Гриша.

— Ну, черт с ним, оттащите эту падаль подальше в лес,— махнул рукой командир.— Дедуля, голова болит?

— Шишку здоровую посадил,— пощупал дед Остап свою лысину.— Но я рад, детки, что моя голова спасла вас.

— Счастливый ты, дед: из второго пекла вышел жи­вым.

— Когда они сожгли Святое, меня там не было: на плесе рыбу ловил. Как услышал стрельбу, увидел пла­мя,— бегом в кусты да и отсиделся там. А людей изверги перестреляли... И старуху мою... И дочь...

Старый Остап хотел заново строиться, но тоскливо было жить на пепелище одному, без людей. Он и подался к знакомым в Дубравку. Мастер на все руки — и столяр, и плотник, дед не боялся погибнуть без куска хлеба. Но и Дубравку фашистская нечисть не обошла стороной. Однажды ночью гитлеровцы согнали всех жителей де­ревни и под усиленным конвоем повели в Ольховку.

Вместе со старыми и малыми немцы втолкнули Остапа в гумно. На улице люди стояли будто в очереди, только неизвестно за чем. Всего в Ольховку фашисты согнали более тысячи человек. Некоторые пытались спастись, бросившись огородами наутек, и их тут же пристрелили: гитлеровцы окружили небольшую деревню плотным кольцом своих головорезов. Никто из арестованных не знал, что их ожидает, но Остап догадался по «почерку» захватчиков и весь день, всю следующую ночь копал в гумне яму. Он предложил спрятать в нее детей и сверху прикрыть глиняными плитами, выломанными из тока, однако ни одна мать не согласилась на это.

Утром женщины увидели сквозь щели немца, шагав­шего вокруг гумна с канистрой в руках. Вскоре донесся едкий запах бензина. Женщины заголосили над своими детьми. И вдруг все гумно охватило жарким пламенем, затрещали пулеметы. Кто-то предложил сломать воро­та. Обезумевшая толпа ринулась на них, створки ворот распахнулись, но никому не удалось убежать: пулемет­ные очереди скосили всех. Только Остап, укрывшийся в яме под слоем земли и глины, остался жив. Так и лежал в ней, как в печке. А когда терпеть жару стало невмого­ту, выбрался из укрытия, подполз к воротам и затаился между трупами.

Наконец палачи уехали. Старик поднялся и зашагал к лесу. Но неожиданно кто-то окликнул его. Остап огля­нулся и увидел вооруженных людей. «Теперь смерть»,— подумал он, останавливаясь и бессильно опуская голо­ву. Но когда люди подошли ближе, дед с радостью узнал среди них Володю Бойкача.

— Где же вы были раньше, детки? — бросился к не­му Остап.— Может, напугали бы этих людоедов, и они бы...

— Опоздали,— горько вздохнул командир диверсан­тов.— Ты не видел здесь женщину, которая везла девоч­ку на санках?

— Больных, стариков и детей затолкали в гумно и сожгли. А такую женщину среди них я не видел.

— Мы осмотрели все трупы расстрелянных за околи­цей и тоже не нашли. И санок нигде нет. Но вот этот че­ловек,— Володя показал на Гута,— утверждает, что ее вместе со слободскими пригнали сюда. Это мать нашей партизанки.

— Вы не по дороге шли?

— Нет.

— По дороге из Дубравки они больную женщину и старика убили. Отвели на обочину и...

— Пройдем, товарищи, по дороге. Ты в каком месте сбежал? — спросил Бойкач у Гута.

— Там, далеко...

— Дед Остап, идем с нами. Ты единственный живой свидетель этого злодеяния гитлеровцев.

Володя и Валя шли впереди. Девушка плакала, а па­рень успокаивал ее, хотя на душе и у самого было горь­ко. «Столько ни в чем не повинных людей уничтожили»,— думал он, и перед глазами один за другим вставали зна­комые, которых теперь уже нет.

Вскоре партизаны наткнулись на след санок...

Пока ребята делали носилки, чтобы доставить в Ду­бравку и похоронить там убитую Валину мать, группу до­гнал Павел Пылила. Он и изменил намеченный партиза­нами план. Почти по пятам Пылилы в Дубравку приехало много немцев, начавших окапываться в деревне. Парти­занское командование послало Павла предупредить груп­пу, что на соединение со своим войском идти еще рано. Гитлеровцы надеются задержаться, чего бы это им ни стоило, на Днепровско-Березинском плацдарме и укре­питься на нем, хотя наши войска совместно с партизана­ми уже форсировали в некоторых местах Березину. Но крупные силы еще не подтянуты. Немцы спешат закре­питься на железной дороге Жлобин — Калинковичи.

— Да, этот рубеж для них удобен,— глядя на карту, сказал Бойкач.— Они будут на возвышенности, а нашим придется штурмовать их через огромный болотный мас­сив, протянувшийся от Жлобина далеко на Полесье. Ни танки, ни артиллерия не смогут пройти. Придется нашим ждать, пока болото замерзнет. Значит, хлопцы, надо нам двигаться дальше на запад, возможно, там еще остались уцелевшие деревни: надо найти пристанище для Гали и деда Остапа. Работы хватит: немцы на фронтовой поло­се быстро пустят поезда.

Тихий и задумчивый был лес. Прежде его будило та­рахтение телег по корням деревьев, голоса возвращав­шихся с заданий партизан. Теперь же все партизаны со­единились со своими войсками, а окрестные деревни опу­стели. Гитлеровцы сделали свое черное дело и считали, что за спиной у них советских людей нет.