Василий Титов - Соловьи

Чаще всего Кушнарев являлся Павлу Матвеичу тогда, когда нападали на него раздумья относительно колхозных дел. «Ну хорошо, — размышлял он, — передали колхозам технику, отменили шестиценье, открыли кредиты, хозяйства кое-что строить начали. Но поле-то, поле — опять без удобрений, о них и слыхом не слыхать. Нет, уж если я агроном, мне надо высказаться по этому вопросу. Кроме вопроса удобрения есть у меня и другие вопросы, которые надо решать. Ну, а вот эдакий вопрос я решить не могу — вопрос травосеяния. Конечно, многополье, пашни по десять лет под одними и теми же травами, раз посеянными, — это не ведение хозяйства, это тормоз для него. Согласен, что травопольную систему решено ломать и уже ломают. Но зачем же вообще гнать травы с поля, однолетние, двухлетние, и заменять их всюду кукурузой?»

Здесь Павел Матвеич всегда останавливался, как бы оглядывался назад — один ли он? Его и впрямь тревожило то, что в эти годы откуда-то прямо сверху свалилось это неуклюжее решение — не сеять трав. Но что за этим? А за этим шло то, что в дальнейшем должна была отвечать за травы «королева полей», и даже на ближнем Севере, даже в Сибири. Но уже второй год она не удавалась ни там, ни здесь, а хоть и однолетние, травы сеять воспрещалось. «Нет, — думал Павел Матвеич, — здесь что-то не так».

Да и верно было, что здесь было что-то не так. Травные пашни распахивались, под кукурузу отводились лучшие земли в хозяйствах, на посев ее спускался значительный план сверху, а к осени оказывалось, что «королева» не удалась или удалась плохо, а по зерновым опять недобор и в хозяйствах ни копны сена. «А что бы нам не лезть в эти дела? — спрашивал себя Павел Матвеич. — А что бы нам побольше доверять колхозам в выборе того, что им выращивать? Не заменим мы одной кукурузой всех кормов для скота, не вырастим хлебов, если половину пашни будем гнать под «королеву». Что-то тут происходит непонятное».

И хоть знал он, от кого это происходит, и хоть не был в полной мере согласен со всем тем, как новшество это вдруг победоносно въехало на поля области, и Павел Матвеич решил не высказываться по этому вопросу. «Что требуется от меня как агронома, я выскажусь, а что сеять — это уж пусть решают те, кто эту «королеву» затеял, — решил он. — Под удар затылок подставлять не буду. Так же вот были люди и в минувшие года, которые были против травополья. А как высказались, так и получили по потылице, что и сейчас их не слышно. Того, кто это решил и насаждает, мне не переубедить — не достать, высоко сидит. А здесь скажу, так он меня и оттуда здесь достанет. Что же касается моих дум, личных, я их выскажу. Мало этого, потребую кое-что в жизнь провести».

И, не однажды так рассуждая, он, как нарочно, опять натыкался на Кушнарева и говорил: «Да, да, это я вперед от него слышал, что травополка не везде нужна. Это я на него обрушился тогда и хотел рот заткнуть». И образ Вадима Кушнарева вставал перед ним каждый раз во весь рост, и Павел Матвеич, внутренне сжимаясь, говорил со стоном: «Эх, не уйдет он из моей памяти, должно быть, никогда, всю жизнь будет преследовать!»

На исходе третьего года службы в облисполкоме стал Павел Матвеич ощущать некий холодок по отношению к себе и со стороны Глазырева, и со стороны Кутафьина.

— Хорошие ты вещи делаешь, — сказал ему раз Сергей Анастасьич Кутафьин, — хорошие. Помог в укрупнении колхозов, кое-какие твои рекомендации пошли в ход, общее руководство через тебя по области имеем. Я хоть и председатель облисполкома и далек от твоих дел, но знаю, чем ты занят. Только что-то плохо у нас с ростом урожаев дело обстоит, с места не движемся. Товарищ Протасов рассказывал, что один большой человек, очень большой человек сам лично интересовался этим вопросом, особенно «королевой». Ответ наш на это должен быть дан делом.

Павел Матвеич ничего серьезного на это Кутафьину не сказал, а ответил вот эдак:

— Один в поле не воин. «Королева» дело новое. Под нею половина зерновых площадей занята. Это, конечно, снижает наши урожаи. Но по вопросу, что сеять, высказываться не буду. Вот готовьте пленум исполкома по земледелию, выскажусь.

Сказал он вот это, а сам подумал: «Антенна-то того, ненадежная. Как бы не пришлось еще раз «Федькино дело» придумывать».

И забегал в обком, и зачастил к Протасову как бы по разным общим вопросам.

Секретарь обкома Анатолий Васильич Протасов Павла Матвеича уважал и ценил как работника. Что ни говори, а ведь это Головачев поднял вопрос о залежах навоза по колхозам, так что пришлось принимать решение. Хоть и с трудом, а весь годами накопившийся навоз был вывезен в поля, и прибавка в урожае два предпоследних года была значительной.

Что ни говори, а это Головачев поставил вопрос о сортовых семенах и потребовал восстановления деятельности сортоиспытательных участков, совершенно заброшенных в области. По этому вопросу тоже было принято решение, и дело с места сдвинулось.

Что ни говори, а это Павел Матвеич Головачев первым в области заговорил о подплужной корке, о глубокой пахоте и бороновании зяби с целью сохранения влаги в почве, и результаты оказались не плохими. Решение и по этому вопросу было принято, и авторитет Павла Матвеича вырос еще больше.

Однажды, когда Головачев зашел в приемную Протасова и попросил секретаря доложить о себе, Протасов, приняв его без очереди, сам выйдя и пригласив Павла Матвеича в кабинет, спросил его:

— Слышал, вы не одобряете «королеву полей»?

— Не то что не одобряю, а слишком много и неудачно ее сеем. У хлебов она много берет земли, — был его ответ.

— Ну, а чем же вы ее заменили бы?

— Однолетние, двухлетние травы надо сеять. Кукурузы сеять поменьше.

Протасову ответ понравился. Это было видно по тому, что он в знак согласия улыбнулся, но ответить Павлу Матвеичу ничего на это не ответил.

В последнее время Павел Матвеич работал уже не над общими рекомендациями, а над конкретными рекомендациями по агроминимуму применительно к каждому району в отдельности и особенно для крупных хозяйств. Об этом он и хотел говорить на пленуме, когда сказал Кутафьину: «Готовьте пленум». По его, Павла Матвеича, убеждению, это было единственно возможное, что как-то еще можно было делать, и он не покладая рук работал над этим. С этой целью он требовал от районных работников исчерпывающих сведений о качестве и состоянии почв и широким жестом набрасывал на бумагу то, что потом пошло в районы как документ к руководству.

Но, однажды заехав в «Заветный» к Порываеву, он был сбит с ног таким странным заявлением Порываева, что даже подумал — не нападение ли это уже? Платон Кузьмич, повертев в руках инструкцию, как раз ту, автором которой и был Павел Матвеич, оглядев с ног до головы Павла Матвеича, презрительно швырнул бумагу на стол и сказал: